Более того, светские князья даровали великие богатства церкви и наделили ее лидеров многими благами и преимуществами. Но посмотрите на это диво. Во времена Апостолов, когда священники были явно достойны благосклонности всех людей, они все же платили подати и подчинялись светским властям. Теперь же, когда их жизнь менее всего напоминает жизнь священников, они пользуются особыми правами, льготами и привилегиями. Обладают ли наследники тем, что должны были иметь их предшественники? И продемонстрировало ли предыдущее поколение ту жизнь, которой должно жить поколение нынешнее? В результате какого-то странного и причудливого обмена, предыдущее поколение трудилось и было достойно плодов [своего труда], но не получило их, в то время как последующшее поколение наслаждается плодами, не трудясь и не заслуживая этого. Я не утверждаю, что эти блага являются пороком, но говорю, что в наше время они были дарованы порочным людям, которые того не заслуживают, в то время как некогда они даровались только людям благочестивым.
Но если какой-то светский “ненавистник духовенства” (поскольку все мы жалуемся в наше время на то, что миряне являются врагами духовенства, но мы не говорим — почему. Ибо почему миряне не были врагами Апостолов и святых также и в древние времена, не потому ли, что Апостолы вели их в бедности, страданиях и смерти, и они были первыми, кто испытывал на себе невзгоды этой жизни?), итак, если кто-то из них сказал бы: “Вам, как духовным лицам, были даны блага закона и богатства за ваши служения, как гласит правило: ‘Благо приличествует служению’ (Beneficium propter officium), они немедленно ответили бы и напомнили бы нам ни о чем другом, как о своих бормотаниях-молитвах. Обязанности священников сведены к чтению молитв в канонические часы, но и эти молитвы читаются невнятно и безразлично, даже порой откладываются и отменяются специальными освобождениями, хотя, когда Апостол описывает [функции] священника, он даже и не упоминает о молитве. Однако, то, о чем Апостол говорит, никто и не собирается исполнять на практике.
Итак, каков священник, такова и награда, каково служение, таков и дар. Духовники, которые являются лишь тенью того, кем они должны быть, имеют лишь тень награды. Поскольку они являются проповедниками только по внешнему виду, они и обладают лишь внешней видимостью благ. Насколько более честно и верно было бы для человека, желающего пользоваться привилегиями священника, показать себя добрым проповедником! Или же, если он не желает быть хорошим священником, то ему не следует требовать в сварливой и вздорной манере того, что ему причитается, поскольку по совести, перед Богом, он является недостойным священником. Но если он требует, настаивает и получает то, чего хочет, то что же ему остается, кроме как получить и плату, причитающуюся ему?
Законники сетуют, что это очень скверно — не исполнять [чью-то] последнюю волю и завещание. Но кто среди священников в наше время исполняет волю завещателей? Или это происходит потому что они не приготовили документ, констатирующий их волю о том, что теперь они в безопасности и не могут подвергнуться вмешательству? Но если мы допустим, что церковь обязана обеспечивать священников, которые бедствуют, и даже не за их молитвы, но даром, то как же все-таки насчет скупых и ненасытных по отношению к богатству?
Но когда иудеи не хотели подчиниться римлянам, они были уничтожены. Подобным же образом, при Навуходоносоре они постоянно твердили, как мы знаем: “Мы — рабы Бога неба...”[2], и не должны, мол, быть рабами никому из людей. Но это значит не служить ни Богу, ни людям. Так же обстоит и с нами — когда мы не служим Богу, мы подобным же образом не хотим служить людям, хотя люди освободили нас от служения им для того, чтобы мы могли служить Богу. Но до настоящего времени миряне были невежественными, их было легко убедить, и они не понимали этого, даже несмотря на то, что они ненавидели это и вполне справедливо обижались на это. Но теперь они, конечно, начинают понимать наше тайное беззаконие и начинают различать и понимать то, как мы исполняем свои обязанности. Поэтому до тех пор, покуда мы снова не проявим себя как истинные духовники, так, чтобы заставить людей поверить не только для вида, но всерьез, тщетно мы заблуждаемся относительно своих прав и льгот [освобождений от податей].
Что касается меня, я не знаю, но мне кажется очевидным, что в наше время светские власти исполняют свои обязанности успешнее и лучше, чем это делают духовные правители. Ибо они строги в наказании воров и убийц, не считая того, что они развращены привилегиями[3]. Однако правители духовные, кроме тех, которые посягают на свободы, привилегии и права церкви, и которых они осуждают и предают великим наказаниям, в действительности лелеют и взращивают надменность, честолюбие, расточительство и сварливость, вместо того, чтобы наказать их (настолько, что, возможно, было бы меньше вреда, если бы мирские дела духовенства были также поставлены под контроль мирских властей). И они не только не препятствуют вступлению необразованных, тупых и непригодных в святые ордены, но фактически продвигают их на высочайшие должности. Сознательно, с открытыми глазами и в полной мере используя свои способности, они разрушают церковь через этих вредоносных людей, которых они выдвинули, и при этом они обрушивают осуждение на тех, кто посягает на сферу их интересов, и кому, фактически, они сами провоцируют такое посягательство, заставив их ненавидеть себя, вместо того, чтобы лучше
сделать их своими друзьями. И если посягающие на них совершили великий грех, то насколько, спрашиваю я вас, они сами дают повод к этому, своими проявлениями зла и своими действиями, в действительности противоречащими наставлениям Апостола? И если, например, христиане неизвинительны, когда они случайно склоняются к какому-то порочному деянию, то как же могут быть извинительны те люди, которые совершенно сознательно, добровольно и без всякой нужды производят позорный поступок и повод [для согрешения другим]? Таким образом, они сидят, как “подбеленные стены[4]”, и судят нарушителей по своим законам, будучи намного большими преступниками, они нисколько не заботятся о том, как сами могут считаться невинными, и принимают во внимание только то, что могут осуждать других, строго требуя праведности от окружающих, и копая могилу для самих себя. Но если бы они также должны были бояться других людей, то насколько более осторожно действовали бы во всем этом!
Так, один епископ, во исполнение канонического закона, изнуряет весь город этим утомительным делом.[5] Почему? Потому что у людей есть традиция не наносить ущерба церкви. Более того, если бы он действительно желал исполнять заповеди Божьи, то он не должен был бы покидать свой дом. Не то чтобы его деяния порочны, но комары были оцежены, а верблюд проглочен.[6]
И благой Господь Бог позволяет совершиться этому и другим преступлениям для того, чтобы увещевать их относительно их обязанностей и заповедей евангельских. Но, не обращая никакого внимания на это предупреждение Божье, как, например, в этом случае, они с жаром устремляются вперед, навлекая наказание и кару на других, именуя их сынами фараона и сатаны, или даже кем-то еще похуже, только потому, что они обнаружили соринку в глазу брата своего, но не видят бревна в собственнном глазу. Таким образом, они сами несравненно более уподобляются фараону, сатане и чудовищу[7], чем их оппоненты.
Да совершит когда-нибудь Господь Бог так, что законы подобного рода вместе с их сторонниками будут разрушены и уничтожены — например, представление о том, что душа человека, осквернившего священные камни прикосновением руки, мертва. А душа, прожившая в честолюбии, без веры, да при этом еще проклиная, осуждая и порицая другую душу, не мертва!
Я умоляю не подражать мне в этих моих словах, потому что я говорю это, будучи вынуждаем великим сожалением и обязанностями своего служения. Ибо для того, чтобы понять преподаваемое учение, важнее всего применить его к нашей современной жизни. В то же время, я совершаю свою работу назидания апостольской властью. Такова моя обязанность — говорить обо всем, что по моему пониманию и видению сделано неправильно, даже если это касается занимающих высокие посты.
Вот и венецианцы также совершили великий грех против Юлия II тем, что лишили его небольшой части церковных пожертвований, и он вернул их в церковь, проявив великую добродетель, убив и уничтожив при этом немалое число христиан. Но зато нет никакого греха в полнейшей развращенности всей папской курии и в зловещем собирательстве [ею в свою среду] всякой грязи — распутства, расточительности, скаредности, честолюбия, святотатства. Блаженный Бернар[8] прав, когда с иронией говорит в четвертой книге своей работы De consideratione: “Удивительно! Епископы имеют в своем распоряжении более чем достаточно людей, которым они могут доверить свои души, но они не могут найти таких людей, которым можно было бы вверить свои маленькие светские дела. Очевидно, они являются людьми весьма здравомыслящими, ибо проявляют величайшую заботу о самых малозначительных делах, и совсем мало заботятся, либо не заботятся вовсе о делах важных”.
