Основываясь на свидетельствах старцев-иноков, с которыми епископ Игнатий так часто любил беседовать, он пришел к выводу, что еще в начале XIX столетия вступало в монастырь много лиц, сохранивших девство, никогда не вкушавших вина, хорошо изучивших Священное Писание и творения святых Отцов и не расстроивших своего воображения чтением пустых светских книг, людей, не растерявших свое здоровье злоупотреблениями, привыкших часто посещать храм и имеющих многие другие благочестивые навыки. Они, получив строгое благочестивое воспитание в миру, становились строгими и сильными монахами по душе и телу.
Но во время прохождения самим епископом Игнатием многотрудного монашеского поприща нравственность христиан значительно понизилась. Долгая жизнь в монастырях {стр. 638} убедила Владыку в том, что вступление в его время девственника в монастырь было величайшей редкостью, почти не встречалось среди вступающих в монастырь людей, не стяжавших в мире порочных навыков и не расстроивших злоупотреблениями своего здоровья. Большинство вступавших в монастырь были слабы телом и душою, с расстроенным воображением, с притуплённой совестью. Для подобных людей борьба с собой, личный подвиг нравственного совершенствования был, по заключению владыки Игнатия, весьма затруднителен. «Вступили они в монастырь, — пишет он, — сняли мирские одежды, облеклись в черные одежды иноческие, но навыки и настроение, получаемые в мирской жизни, остались с ними и, пребывая неудовлетворенными, приобретают новую силу» [1852].
Сознавая ослабление христианства и тесно связанного с ним монашества, епископ Игнатий с горечью видел в этом «недуг общий» и призывал как монахов, так и мирян: «Восплачем о нем вместе и вместе позаботимся о исцелении его!»
Мнение епископа Игнатия о монашестве его времени. Несмотря на то, что во времена святителя Игнатия на Русской земле были сотни обителей, открывались новые монастыри, во многих обителях воздвигались великолепные храмы и монастырские здания, многие обители изобиловали насельниками, духовный взор богомудрого архипастыря за всем этим внешним благоустройством видел картину весьма малоутешительную.
Как при встрече с человеком Владыка видел состояние души того, с кем он беседовал, и никогда внешность человека и его мирское положение не имели преобладающего значения для составления мнения о нем, так и внешнее благоустройство Российских монастырей не остановило Преосвященного Игнатия произнести весьма скорбные для его сердца слова. В конце своей жизни в 1864 году Владыка писал своему другу игумену Антонию: «О монашестве я писал Вам, что оно доживает в России, да и повсюду, данный ему срок, отживает оно век свой вместе с христианством. Восстановления не ожидаю. Восстановить некому…» [1853]. В другом письме к нему же епископ Игнатий сравнивает {стр. 639} положение монастырей с весенним снегом в последних числах марта и первых апреля; снаружи кажется, что «снег как снег», а под низом его уже повсюду весенняя вода, которая растворит снег при первой «вспомогательной атмосферной перемене». С большой грустью великий поборник монашества в России отмечал, что в обителях «весьма часто актерской наружностью маскируется… безнравственность», и что «истинным монахам нет житья в монастырях от монахов актеров».
В чем скрывались причины столь бедственного состояния монастырей при их видимом благоденствии и процветании?
Епископ Игнатий ясно указывает эти причины. Мы уже говорили о тесной связи, которую видел Преосвященный между христианским миром и монашеством.
В ослаблении христианства вообще в людях заключалась первая и основная причина ослабления монашества: «Ослабела жизнь иноческая, как и вообще христианская, ослабела иноческая жизнь и потому, что она находится в неразрывной связи с христианским миром, не может требовать от монастырей сильных иноков, подобных древним, когда и христианство, жительствовавшее посреди мира, преизобиловало добродетелями и духовной силой» [1854].
Вторая и не меньшая причина ослабления монашества, по мнению епископа Игнатия, состояла в почти повсеместном оставлении в монастырях внутреннего духовного делания, которому он, вслед за святыми Отцами, придавал первостепенное значение. «В современном монашеском обществе, — пишет он, — потеряно правильное понятие об умном делании. Даже наружное благочинное поведение …почти всюду оставлено…» «Теперь всё искоренилось, осталась одна личина благочестия, сила иссякла. Может быть, кроется где-либо, как величайшая редкость, какой-либо остаток прежнего. Без истинного умного делания монашество есть тело без души» [1855].
Как следствие оскудения духовного подвига в монашестве явилось в России почти полное оскудение истинных старцев-руководителей, способных вести за собой монашествующих к духовному преуспеянию. {стр. 640} Несмотря на столь плачевное состояние монашества в духовном отношении, епископ Игнатий имел в себе столько внутренней силы, основанной на вере во всеблагой Промысел Божий, что умел и в современном ему монашестве отыскать положительные стороны и верил в духовное преуспеяние будущих иноков. Он писал: «…Еще монастыри, как учреждение Святаго Духа, испускают лучи света на христианство, еще есть там пища для благочестивых, еще есть там хранение евангельских заповедей, еще есть там строгое догматическое и нравственное Православие; там, хотя редко, крайне редко обретаются живые скрижали Святаго Духа» [1856].
Такой живой скрижалью Святаго Духа был прежде всего сам Преосвященный. Он, проведя большую часть своей жизни в обителях, несмотря на многие несовершенства монастырей своего времени, выражал перед кончиной полное удовлетворение избранным путем. В 1861 году Святитель писал своему другу Михаилу Чихачову: «Великая к нам милость Божия, приведшая нас в монастырь. Это благо выше всех земных благ».
Посвящение владыкой Игнатием пятого тома своих творений специально в «приношение современному монашеству» наглядно говорит о том, что он верил в возможность духовного преуспеяния иноков в его время и в будущие времена.
Сознавая истинное положение монашества своего времени, Владыка с любовью писал, а в конце своей жизни собрал и напечатал свои произведения и принес их в «дар возлюбленным отцам и братиям, современным инокам». И несомненно, епископ Игнатий верил, что его творения, содержащие учение о духовном подвиге инока, будут способствовать воспитанию многих истинных иноков.
Епископ Игнатий о мерах возвышения духовной жизни монашества. Относясь к монашеству с большой любовью и благоговением, епископ Игнатий признавал, что в Божественное установление, каковым он признавал монашество, может в практической жизни проникнуть злоупотребление человеческое.
Хорошо зная положительные и отрицательные стороны монашеской жизни, Владыка лучше чем кто-либо понимал, чем можно возвысить монашескую жизнь. {стр. 641} Во время епископа Игнатия многих интересовал вопрос возрождения монастырей. Предполагались всевозможные меры к этому. Но все эти предложения, исходившие чаще всего от холодного ума, полного незнания практической монашеской жизни, а иногда и открытой неприязни к монашеству, не могли, конечно, принести ему пользы.
В одном из писем к игумену Антонию Владыка с полной решительностью осуждал все предложения «теористов» так называл он лиц, практически не знакомых с монашеством. Преосвященный писал: «…Ныне некоторые… берутся за поддержание монашества, не понимая, что оно — великая Божия тайна. Попытки таких людей лишь смешны и жалки: они обличают их глубокое неведение и судеб Божиих, и дела Божия: такие умницы и ревнители что ни сделают, все ко вреду. Заметно, что древний змий употребляет их в оружия умножения в монастырях житейской попечительности и подьяческого характера, чем решительно уничтожается дух монашества, исполненный святой простоты» [1857].
Одной из мер к улучшению монашества, по мнению многих «теористов» того времени, было издание закона, воспрещавшего вступление в монастырь молодым людям. Этой мерой светские люди думали устранить всякие соблазны в монастырях. Епископ Игнатий решительно осуждал это намерение. По данному вопросу он писал: «Мера, по наружности столько благоразумная, долженствующая, по теории плотского мудрования, оградить и возвысить монашество, в сущности есть не что иное как мера, сильная и решительная к уничтожению монашества» [1858].
На основании своего собственного опыта Преосвященный Игнатий считал, что к изучению «науки из наук» — монашества нужно приступать в юном возрасте со свежими способностями, с полной восприимчивостью и с неизреченной душевной энергией.
