Говоря о появившемся у св. Прокла понятии об одной ипостаси Сына Божия до и после Воплощения, следует отметить, что еще до него учение об одной ипостаси встречалось все у того же Аполлинария, у которого (не зная этого) св. Кирилл воспринял формулу о единой воплощенной природе. Аполлинарий проводил учение об одной ипостаси Христа как раз в полемике с теми, кто разделял Логос и Сына человеческого. В частности, он писал: «Мы исповедуем, что Сын Божий стал Сыном человеческим, не по имени [только], но поистине, восприняв плоть от Девы Марин. И Он — один совершенный, а не два совершенных, соединенных — Сын Божий и Сын человеческий. Мы исповедуем одну Ипостась, и одно Лицо, и одно поклонение Слова и плоти»[1697]. Однако у Аполлинария[1698] утверждение единства ипостаси Христа происходило за счет отрицания наличия в Нем человеческого ума, который аполлинаристы считали ипостасным началом в человеке. Таким образом, совершенство человеческой природы во Христе у Аполлинария отвергалось. Напротив, св. Прокл воспринимает учение об одной ипостаси и одном Лице[1699], которое встречалось уже у Аполлинария, но без его учения об отсутствии у Христа человеческого ума, т. е. исповедуя в Нем совершенство как Божества, так и человечества. Это на первый взгляд элементарное решение было на самом деле важным и далеко не тривиальным шагом в раскрытии христологического догмата, приведшим к христологии Халкидона, а потом и V Вселенского собора’[1700].
Как замечает Николас Констанс (а до него на это обратил внимание Грилльмайер), отличие терминологии св. Прокла от св. Кирилла было в том, что Кирилл употреблял практически взаимозаменимо выражения «единая природа Бога–Слова воплощенная» (μία φύσις τοΰ θεού Λόγου σεσαρκωμένη) и «одна ипостась Бога–Слова воплощенная»[1701], что порождало неку ю двусмысленность и подозрения в аполлинаризме[1702]. В отличие от этого, Прокл, следу я в этом богословским достижениям Каппадокийцев, последовательно различает ипостась Христа и Его две природы (уже ни в каких контекстах не употребляя «ипостась» тождественно «сущностт>или «природе»), что и стало тем способом, каким в дальнейшем формулировалось христологическое учение Церкви. Особенно интересно, что гам, где св. Кирилл говорит об одной ипостаси (или природе) Бога–Слова воплощенно («воплощенная» оказывается в этой формуле определением ипостаси (или природы)), там св. Прокл говорит об одной ипостаси Бога–Слова воплощенного (σαρκωθέντος), делая акцент на Самом Боге–Слове как субъекте воплощения[1703], а не на характере соединения Божества и человечества, как это делает св. Кирилл.
Во многих местах «Томоса к армянам» св. Прокл последовательно проводит различие между ипостасью Сына Божия и Его двумя природами. В частности, комментируя выражения Писания: «стало плотью» (Ин. 1, 14) и «принял зрак рабий» (Флп. 2, 7), он пишет: «Словами: «[Слово] стало [плотью]» евангелист указывает на неразделимость крайнего единения (άκρας ένώσεως). Ибо подобно тому, как монада [или: единица] не может быть разделена на две монады, так н то, что едино, в отношении крайнего единства не может быть разделено на два. С другой стороны, слова: «[Он] принял» указывают на неизменность [Божественной] природы.<… >Итак, словами: «стал» и «принял» Священные Писания объявляют непреложность Божества и нераздельность таинства [Воплощения] с тем, чтобы подчеркнуть и единственность Лица (προσώπου), и неизменность [Божественной] природы».
Здесь св. Прокл отвечает и на главное требование александрийского богословия — утверждение единства воплощенного Слова — единства, понимаемого как единство и неделимость Лица (или ипостаси), и в то же время дается ответ относительно сути принятия Словом «зрака рабьего», без того чтобы Божество оказалось «страдательным» — это было главной заботой антиохийского богословия (в частности, Нестория в полемике со св. Кириллом). Божественная природа остается неизменной и непреложной, никак не подвергается страданию, поскольку «зрак рабий» принимает не Божественная природа, а ипостась (или Лицо), являясь единственным «субъектом» Воплощения. Вместе с тем, эта ипостась — ипостась Сына Божия и Бога, единого из Святой Троицы. Именно в этом смысле, как родившая по человечеству того же Сына Божия и Бога, что предвечно рождается от Отца, Дева Мария по праву именуется Богородицей.
Беседа Прокла, епископа Кизического, говоренная в присутствии Нестория в Великой константинопольской церкви (фрагмент)[1704]
Нынешнее собрание наше в честь Пресвятой Девы вызывает меня, братия, сказать ей слово похвалы, полезное и для пришедших на это церковное торжество. Оно составляет похвалу жен, славу их пола, какую [славу] доставляет ему та, которая в одно время есть и Матерь, и Дева. Вожделенное и чудное собрание! Торжествуй, природа, потому что воздается честь Жене; ликуй, род человеческий, потому что прославляется Дева. «Идеже бо умножися грех, преизбыточествова благодать» (Рим. 5, 20). Нас собрала здесь святая Богородица и Дева Мария, чистое сокровище девства, мысленный рай Второго Адама, — место, где совершилось соединение естеств, где утвердился Совет о спасительном примирении.
Кто видел, кто слышал, чтобы обитал во чреве Беспредельный Бог, Которого не вмещают небеса, Которого не ограничивает чрево Девы?!
Родившийся от жены не есть только Бог и не есть только человек: этот Родившийся соделал жену, древнюю дверь греха, дверью спасения; где змий разлил свой яд, нашедши преслушание, там Слово воздвигло Себе одушевленный храм, вошедши туда послушанием; где возник первый грешник Каин, там родился бессеменно Искупитель человеческого рода Христос. Человеколюбец не возгнушался родиться от Жены, потому что это дело Его даровало жизнь. Он не подвергся нечистоте, вселившись в утробу, которую Он Сам устроил чуждой всякого повреждения. Если бы эта Матерь не пребыла Девой, то рожденный ею был бы простой человек и рождение не было бы чудесно; а так как она и после рождения пребыла Девой, то Кто же Рожденный, как не Бог? Неизъяснимо таинство, потому что родился неизъяснимым образом Он, беспрепятственно прошедший дверьми, когда они были заключены. Исповедуя в Нем соединение двух естеств, Фома воскликнул: «Господь мой, и Бог мой!» (Ин. 20, 28).
Апостол Павел говорит, что Христос «иудеем убо соблазн, еллином же безумие» (1 Кор. 1, 23): они не познали силы таинства, потому что оно непостижимо уму: «Аще бы быша разумели, не быша Господа Славы распяли» (1 Кор. 2, 8). Если бы Слово не вселялось во чрево, то плоть не воссела бы с Ним на Божественном Престоле; если бы для Бога было оскорбительно войти в утробу, которую Он создал, то и ангелы оскорблялись бы служением человеку.
Тот, Кто по Своему естеству не подлежит страданиям, по милосердию к нам подверг Себя многим страданиям. Мы веруем, что Христос не чрез постепенное восхождение к Божественному естеству соделался Богом, но, будучи Бог, по Своему милосердию соделался Человеком. Мы не говорим: «Человек сделался Богом», но исповедуем, что Бог воплотился и вочеловечился. Рабу Свою избрал для Себя в Матерь Тот, Кто по существу Своему не имеет матери и Кто, являясь по Божественному смотрению на земле в образе человека, не имеет здесь отца. Как один и тот же есть и без отца, и без матери, по слову апостола[1705]? Если Он — только человек, то Он не мог быть без матери: и действительно, у Него есть Мать. Если Он — только Бог, то Он не без Отца: в самом деле, у Него есть Отец. Он не имеет матери как Творец Бог, не имеет отца как Человек.
Убедись в этом самым именем архангела, благовестившего Марии: ему имя — Гавриил. Что значит это имя? Оно значит: «Бог и человек». Так как Тот, о Ком он благовествовал, есть Бог и человек, то имя его предуказывало на это чудо, дабы верою принято было дело Божественного домостроительства.
Спасти людей нельзя было простому человеку, потому что всякий человек сам имел нужду в Спасителе: «Вси бо, — говорит святой Павел, — согрешиша, и лишени суть Славы Божия» (Рим. 3, 23). Так как грех подверг грешника власти диавола, а диавол подверг его смерти, то состояние наше сделалось крайне бедственным: не было никакого способа избавиться от смерти. Были присылаемы врачи, то есть пророки, но они могли только яснее указать на немощи. Что они делали? Когда видели, что болезнь превышает искусство человеческое, они с небес призывали Врача.<…>Потому Тот, Кто по естеству есть Царь, не презрел естества человеческого, порабощенного лютой властью диавола, благосердый Бог не попустил быть ему всегда под властью диавола, Присносущий пришел и дал в уплату Свою Кровь; для искупления рода человеческого от смерти отдал Свое Тело, которое принял от Девы, освободил мир от клятвы закона, уничтожив смерть Своею смертью. «Христос ны искупил есть от клятвы законныя» (Гал. 3, 13), — восклицает святой Павел.
