Сам же он, приводя один пример первого, говорит к святому Амфилохию: «Какое основание принимать крещение их (пепузиан), которые крестят в Отца и Сына и Монтана или Прискиллу? Те и не крещены, которые крестились в то, чего нам не передано». Поэтому правило и Отцы, как говорит божественный Василий, назвали их и подобных им еретиками. Далее святой Василий приводит пример второго: «Кафары принадлежат к числу раскольников» [ [72]].
Если же ты спросишь, почему называются еретиками и эти, и все последующие, то мы говорим и понимаем это так. Первые — еретики в собственном смысле, потому что они нечестиво учат о самой сущности нашей веры в Троицу. Вторые называются еретиками по злоупотреблению этим словом и потому, что их производят от первых. Они исповедуют и веру, и Крещение в Троицу с сохранением особого свойства каждой Ипостаси, а не только одного общего Трем, хотя о другом и учат еретически. Пример третьего также приводит сам святой отец: «Например, если кто–то после обличения во грехе, удален от священнослужения и не покорился правилам, но сам себе присвоил председательство и священнослужение». Как вторые соименны первым, так и третьи соименны вторым. Так, мелетиан, которых увлек за собой раскольник Мелетий, древние называют раскольниками, хотя они не держатся лжеучения, ибо они, анафематствуя собственный раскол, как говорят, принимались Кафолической Церковью. Вообще, ереси подобны некоторой цепи, сплетенной бесом: они держатся одна другой и все зависят от одной главы — нечестия и безбожия, хотя различаются по названиям, по времени, месту, количеству, качеству, силе и деятельности. Так, одно и то же тело состоит не из одного только члена, но из многих, различны их действия друг на друга, силы, свойства, отношения и значения.
Относительно других твоих вопросов. На первый из них — о православном пресвитере, из страха гонения поминающем епископа–еретика, — я отвечал тебе прежде и опять скажу: если он не служит вместе с еретиком и не имеет общения с такими людьми, то должно принимать его в сообщество при псалмопении, при благословении яств, и то по экономии, но не при Божественном Причащении. Когда господствует ересь, непременно нужно исследовать и, приняв исповедание, довольствоваться им, если только оно не будет явно ложным. Ибо могу сказать тебе, что мы научились от Отцов не исследовать в такое время, когда не свирепствует ересь, и не исследовать относительно лиц, не осужденных явно. Ныне же редко можно найти такого пресвитера, который бы не сносился и не имел общения с еретиками.
Второй вопрос — о христолюбивом человеке, приглашающем в свою часовню отслужить всенощную: должно ли служить в ней и с кем? Нужно согласиться, и идти, и петь вместе, — конечно, если приглашающий и певцы православны, и тот и другие остерегаются общения с еретиками. Нужно и служить в часовне, если владелец достоверно докажет, что в ней еще не служил еретик. Ибо уже сказано, что нужно исследовать всюду по причине свирепствующей ереси.
Третий: если кто–нибудь из православных примет от кого–нибудь церковь, а там окажется обычай — собираться народу однажды или дважды в год и на Литургии поминать еретика, то петь там по необходимости можно позволить, но служить Литургию — нет. А если возможно прекратить этот обычай, то следует и Литургию служить.
Четвертый: если встретится церковь, в которой служащий поминает еретика, а православный священник имеет освященный жертвенник на плащанице или на досках, то можно ли полагать его в той же церкви в отсутствии поминающего и служить на нем православному? Не следует, но лучше по необходимости служить в обыкновенном доме, избрав какое–либо чистое место.
Пятый: если в пути случится православному быть приглашенным каким–нибудь священником или мирянином на общую трапезу и будет время песнопения, то как нужно поступить? Я сказал и опять скажу: когда ересь господствует и не поражена православным собором, то необходимо исследовать, как при Божественном Причащении, так и при общей трапезе, и в этом отношении нет места ни стыду, ни медлительности. Чтобы просто принять хлеб от кого–нибудь, не нужно исследование, так же, как и чтобы принять от него угощение, может быть, наедине, и получить ночлег, — конечно, в том случае, если раньше он не был известен ересью или нравственной испорченностью. Но относительно прочего по необходимости должно исследовать.
Шестой: если православный на дороге встретит церковь возле села или города, то следует ли ему молиться там, или даже остановиться, избегая входить под кров к мирянам? Следует и молиться, и останавливаться, если она одна. Но и в доме мирянина, и в доме священника — безразлично, как сказано, по необходимости по причине позднего времени, можно остановиться и вкусить пищи наедине, без исследования, и принять нужное (если, как я сказал, принимающий ранее не был известен принимаемому как принадлежащий к числу нечестивых или беззаконных). А без необходимости нехорошо принимать сказанное как придется, но должно исследовать и останавливаться у православного и, если нужно, у него брать потребное для дороги: ибо так заповедует Господь через святых Своих.
Пресвитеру и игумену ты хорошо ответил, что отлучены от священнослужения те, кто ныне рукоположен епископом, оказавшимся еретиком, хотя и говорящим, что собор был дурной и мы погибли. Ибо почему он, признавая это, не убегает от погибели, уклоняясь от ереси, чтобы быть епископом Божиим? Тогда и рукоположения его тотчас будут приняты. Или почему, при господстве ереси, игумен послал братий для еретического рукоположения?
Итак, если бы рукоположивший исправился, то им тотчас можно было бы священнодействовать; а так как он пребывает в ереси, поминая еретика, то хотя бы он и говорил, что имеет здравый образ мыслей, невозможно, чтобы рукополагаемые им были истинными служителями Божиими. Если же в игумене воспламенится дух ревности по Боге и он пожелает получить венец исповедания, то пусть и не служит в церкви, в которой тот председательствует, и не поминает его как епископа. Блажен он будет, являясь примером спасения и для многих других.
Когда же в той же церкви будет помещен жертвенник, то нет никакого препятствия служить там. Что я забыл отметить выше, о том напомню здесь. Когда святой Василий говорит об участвовавших в недозволенных сборищах, что иногда и находящиеся в церковной степени и отступившие с непокорными, если раскаются, принимаются в тот же чин, — то, да не подумает твое благочестие, что эти слова противоречат апостольскому правилу, которое гласит: «Если кто, принадлежа к клиру, будет молиться с низложенным, как с клириком, да будет низложен и сам» [ [73]]. Вспомни, что как положено Отцами различие между ересями и расколами, так по последовательности мыслей различается, к кому относится правило, низлагающее безвозвратно, а именно — к молящемуся вместе с низложенным, а не к участвующему в недозволенном сборище. Ибо тот знает, что он молится вместе с явно низложенным, и потому справедливо тотчас низлагается, как не повиновавшийся правилу, а этот — как не считавший низложенным того, к которому он был увлечен толпой: «если раскается, принимается в тот же чин», — говорит святой отец.
В словах святого часто повторяется и то, что и раскаявшийся не принимается в тот же чин [ [74]]. Притом эти слова произнесены условно; апостольское же правило говорит решительно и безусловно.
Что лжеименный Христофор [ [75]] опять возвратился на свою блевотину (2 Пет.2:22), этому я нисколько не удивился, зная нетвердость и непостоянство его. А что Клидоний только один день переносил за истину заключение под стражей и бичевания от нечестивых, этому я весьма удивился. Раз он доселе стоял твердо силой Божией, то не лишним было бы тебе и прочим братьям подать ему руку помощи, если возможно.
О вышесказанных же, то есть крещаемых, помазуемых святым миром и анафематствующих ересь, я написал не так, как божественный Епифаний распределил и перечислил ереси, но как я нашел в толковании одного из древнейших трудолюбивых мужей, сделавшего исследование и извлечение из книг византийской Церкви.
Брат Григорий искренно приветствует тебя.
Послание 41. К Силуану и Евпрепиану, сынам
Так как я часто желаю знать об учениках, сыны мои, да и вы сами иногда хотите известить о них, то я счел за благо как для краткости, так и для сокровенности, означать их алфавитными знаками, двадцатью четырьмя буквами, а именно: α будет означать отца нашего, β — архиепископа, γ — Калогира, δ — Афанасия, ε — Варсануфия, ζ — Николая, η — Софрония, θ — Евфимия, ι — Иоанникия, κ — Дометиана, λ — эконома, μ — Арсения, ν — Акакия, ξ — Мелетия, ο — Лукиана, π — Епифания, ρ — Литоия, σ — Василия, τ — Евсхимона, υ — Силуана, φ — Евпрепиана, χ — Григория, ψ — Евстафия, ω — меня.
Итак, когда в надписи поставлена какая–нибудь буква, то она показывает, чье именно это письмо; например α — отца нашего, и каждая точно так же. Опять же, когда я спрашиваю: «Как здравствует β?», очевидно, надобно разуметь, что вопрос касается архиепископа. Подобным же образом, когда я спрашиваю: «Как здравствуют находящиеся при β?» — ясно, что вопрос касается находящихся при нем; точно так же и с другими буквами. Если будет вопрос: «Что слышите о π или о ρ, или о ψ?» — ответ должен быть относительно каждой из этих букв. Если я спрашиваю: «Кто пришел от внешних?» — Вы должны отвечать по буквам: или η, или ο, или бывшие при η или ο, в таком–то количестве»; «случилось то и то с такою–то буквою». Точно так же, когда приключится смерть: «умерла такая–то буква (или больна, или скорбит)», — и прочее. Если что–нибудь случится с кем–либо из находящихся при букве, то, указав имя, скажите, например, о Христофоре, что он убежал от ε, как и случилось.
