«Равно и Спасский монастырь в Могилеве (прежде назначенный для пребывания Мстиславского православного епископа) останется во владении униатов; а церковь могилевская во имя Воздвижения Св. Креста с тремя печерскими селами, которые ныне держат униаты, также церковь, называемая Блаженная (Beata), в Минске должны принадлежать неунитам».
«Как нынешний неунитский митрополит владеет печерскою архимандриею и Николаевским монастырем с киевскою кафедральною церковию св. Софии, так и пусть владеет ими до конца своей жизни, а по смерти его эти бенефиции будут раздаваться согласно с „Статьями“ примирения, утвержденными при нашем избрании».
«В школах киевских и виленских дозволяем учить неунитов по-гречески и по-латыни, так, впрочем, чтобы свободным наукам обучали не далее диалектики и логики».
«Какие церкви где бы то ни было назначат унитам и неунитам наши комиссары, для того собственно посланные, обе стороны должны им покориться».
«Все юридические процессы, как они ни были возбуждены между унитами и неунитами, кассуем и уничтожаем, за исключением убытков и личных обид, о которых, если кто желает, судиться не запрещаем».
«Все это мы утверждаем именем нашим и наших преемников, и по этим пунктам настоящей нашей привилегии должны пользоваться навсегда своими правами как униты, так и неуниты».
В тот же самый день, т. е. 18 марта, латиняне и униаты подали на сейме свой протест чрез Гнезненского архиепископа и Киевского униатского митрополита Рутского и просили занесть в варшавские городские акты. В протесте говорилось: мы еще при избрании и потом при коронации всемилостивейшего нашего короля заявляли, что примем «Статьи» примирения лишь в том случае, если они будут одобрены святым апостольским престолом. Но как апостольский престол известил нас, что нельзя нам принять их без оскорбления наших совестей и без опасности для нашего спасения, то мы теперь объявляем, что никаким образом не можем согласиться на те «Статьи» и на конституцию настоящего сейма о греческой религии и что униатские прелаты станут защищать свои права и владения и не добровольно, а только по принуждению уступят те церкви, какие не в силах будут отнять у неунитов. Таким образом, хотя и сейм утвердил «Статьи» примирения своею конституциею, но на том же сейме король должен был сознать и убедиться, что они не приведут к действительному примирению униатов с православными, напротив, могут повести их только к новым столкновениям и раздорам и что для цели нужны другие меры, более надежные. И едва прошел год, как это сознание и убеждение открыто выразил сам король пред униатами и православными, разослав (5 сентября 1636 г.) к главным духовным лицам тех и других, а равно и к некоторым светским свои листы. В послании к православным иерархам он писал: «Рознь между Русью, находящеюся в унии и не находящеюся, немало производит несообразностей в Речи Посполитой и много отнимает времени на сеймах, почему мы еще при счастливом нашем избрании указали меры для примирения Руси. Но на прошлом сейме мы дознали, сколько приведение этих мер в действие затруднило Речь Посполитую и наверно не престанет затруднять и впоследствии. Посему, рассылая наши листы к старшим духовным обоих сторон и к некоторым светским – так как у вас и братства имеют немалую силу в делах веры, – мы желаем, чтобы вы пред наступлением следующего сейма снеслись со всеми ими (т. е. братствами) и поискали способов, которыми могли бы совершиться между вами и униатами соединение и прочное согласие, ибо, пока вы не согласитесь между собою верными средствами, одна сторона не перестанет беспокоить другую, преследовать судом и утеснять. Знаем, что главнейшим вопросом между вами и теми (униатами) будет вопрос о послушании вашем Константинопольскому патриарху, но, если рассудите, что сталось с тою кафедрою и деется теперь, вы легко поймете, что, не нарушая прав патриаршества, вы можете по примеру Москвы и других государств иметь у себя дома то, за чем относитесь на сторону. Совершите же дело, угодное Богу, полезное Речи Посполитой, потребное русскому народу, особенно находящемуся в унии, и незабвенное для нас». Мысль об учреждении патриаршества в Западнорусской Церкви для примирения униатов и православных, – мысль не новая: ее уже пытались предложить православным святителям еще в 1624 г. униатские. Но православным нетрудно было уразуметь намерение униатов. Последние могли примириться с ними и соединиться под властию будущего Русского патриарха, без сомнения, только с условием, если он сам подчинится папе, т. е. примет унию. Следовательно, если бы православные согласились учредить у себя самостоятельное патриаршество, в таком случае униатам вместе с латинянами или польскому правительству оставалось бы только позаботиться, чтобы на кафедру патриаршую возведен был человек, тайно расположенный к унии. И неудивительно, если пред тем временем, как король вздумал разослать свои листы с предложением православным избрать себе своего патриарха вместо Константинопольского, папа прислал воеводе волынскому свою грамоту (от 10 июля 1636 г.), в которой восхвалял его старание привести к унии Киевского митрополита Петра Могилу и Луцкого епископа Афанасия Пузину и еще обещал прислать воеводе чрез своего нунция в Польше надежного человека для более верного успеха. Может быть, Петру Могиле предлагали тогда и патриаршество. Но все старания папистов оказались напрасными. Могила исполнил волю короля: разослал листы его православным братствам, в том числе и Львовскому (от 26 октября 1636 г.), пред наступлением приближавшегося сейма и советовал внимательно обсудить дело для блага Церкви и бедствующего народа. Но в то же время наказывал братствам, чтобы послами на этот сейм, на котором православным предлежало совещаться с униатами по вопросу о патриаршестве, избраны были люди, наиболее известные своею ревностию к православию, – знак, что Могила понимал затеи униатов и вовсе не думал им подчиниться. Проект о патриаршестве окончился ничем.
Впрочем, хотя не удалась эта последняя мера, которою король рассчитывал совершенно примирить униатов с православными, а прежние свои «Статьи» примирения он признал недостаточными для цели, но эти «статьи», утвержденные королевскою властию и сеймовою конституциею, имели весьма важное значение для православных. Этими «Статьями» признана законность существования православной Церкви в государстве со всеми ее учреждениями, возвращены православным их древние права, дарованы четыре, а с митрополитскою – пять епархий; в этих «статьях» православные находили новую, твердую опору для своей защиты. И если иногда король издавал указы в пользу униатов, то такие же указы он издавал по временам и для православных. Если по местам униаты продолжали нападать на православных, то в других местах сами подвергались их нападениям, а в некоторых местах православие пользовалось своими правами совершенно свободно и почти беспрепятственно. Вообще положение православной Церкви при короле Владиславе IV и митрополите Петре Могиле, несмотря на непрекращавшиеся, иногда даже весьма тяжкие, притеснения от униатов и латинян, значительно изменилось к лучшему во всех ее пяти епархиях.
В Киеве, главном городе митрополитской епархии, эта перемена была всего замечательнее. Здесь православие, можно сказать, торжествовало. Все, что находилось здесь во власти унии, кафедральный Софийский собор с приписными к нему церквами и Выдубицкий монастырь, перешло в руки православного митрополита. И этот митрополит употреблял все усилия, чтобы восстановить, обновить и украсить не только возвращенные ему собор и монастырь, но и другие монастыри и церкви, на радость православным. Обновление Софийского собора началось с 1634 г. Церковь была доведена униатами если не до разорения, то до совершенного опустошения. В ней было кроме главного алтаря восемь нижних приделов и два верхних, на хорах, но не оставалось ни икон, ни сосудов, ни священных одежд. Совне церковь оставалась без кровли, некоторые части здания не имели верхов, некоторые стены пообсыпались и пообвалились. Возобновление собора продолжалось около десяти лет, по крайней мере иконописание в нем окончилось только в 1644 г. Выдубицкий монастырь перешел от униатов в руки митрополита Петра Могилы в 1635 г. также разоренным и опустошенным, а в следующем году сам Могила называл уже себя «ктитором и обновителем того св. монастыря Выдубицкого, по конечном запустении и разрушении его от отступник унитов», как гласит собственноручная запись Могилы на Служебнике, подаренном им этому монастырю 23 ноября 1636 г. и доселе сохранившемся. Могила созвал иноков, дал им игумена, обвел монастырь каменною оградою, соорудил пол в монастырской церкви и верх каменный, прежде обрушившийся. В то же время митрополит обновил и в своей лавре главный храм во имя Успения Пресвятой Богородицы» вновь покрыл его, а внутри украсил стенною иконописью; произвел необходимые сооружения, каменные и деревянные, при входе в пещеры и в самих пещерах и воздвиг из развалин находившуюся близ лавры церковь Святого Спаса на Берестове, построенную, по преданию, еще святым князем Владимиром. Другую, более знаменитую церковь Владимирову, Десятинную, несколько веков лежавшую в развалинах, от которой едва выдавалась на поверхность только часть одной стены и вблизи которой существовала тогда лишь небольшая деревянная церковь святого Николая, велел в 1635 г. раскопать, открыл под обломками ее гроб равноапостольного князя и в нем мощи его (собственно главу) и начал было также возобновлять, но, не успев окончить сам, завещал окончить по смерти его, для чего и назначил тысячу злотых. А третью церковь, весьма древнюю, во имя святого Василия или трех святителей вблизи Михайловского монастыря, которою пред тем владели униаты, поручил обновить и устроить Киево-братскому училищному монастырю, за которым эта церковь, равно как и другая, Крестовоздвиженская, со всеми их маетностями утверждены и грамотою короля Владислава (7 июня 1640 г.). На все такие постройки, особенно на возобновление Софийского собора, требовались огромные издержки, и Могила для этого употреблял частию свои собственные средства и средства лавры, частию пожертвования других и, наконец, обращался с просьбою о помощи к московскому государю. Царь Михаил Федорович еще в 1628 г., когда Могила был только архимандритом лавры, пожаловал ему грамоту, которою дозволялось инокам лавры чрез пять или шесть лет приходить в Москву для собирания милостыни. На основании этой грамоты Петр Могила решился в 1640 г. отправить в Москву депутатов не от лавры только, но и от монастырей Николаевского Пустынного, киево-братского Богоявленского, Выдубицкого и от Софийского собора. В послании своем к царю митрополит прежде всего благодарил его «за царское щедрейшее древнее пожалование» с грамотою, а потом просил новой царской милостыни на создание и украшение Киево-Софийского собора и всех означенных монастырей, перечисляя их нужды, и новых царских грамот на свободный проезд в Москву за милостынею для неимущих монастырей киевских. Вместе с тем, уведомляя об открытии мощей святого князя Владимира в Десятинной церкви и посылая царю часть от этих мощей и два резных креста собственного рукоделия, усердно молил его устроить раку для новооткрытых мощей, которые предполагал перенести после Пасхи из Десятинной церкви в Софийский собор, и покрывало на гроб преподобного Феодосия Печерского. Присланные Могилою депутаты подробнее излагали пред государем нужды своих обителей и просили, между прочим, и священных одежд, и икон, и церковных книг, которые еще тогда не были изданы в Киеве. Царь приказал отпустить его государева жалованья Киевскому митрополиту Петру Могиле на 150 рублей и в киевские монастыри, братский, Выдубицкий и Николаевский, по сту рублей «на всякое церковное и монастырское строенье». Кроме того, пожаловал самим депутатам: митрополичью наместнику 40 соболей и 20 рублей, печерскому уставщику и архидиакону по 40 соболей и по 17 рублей, игуменам братскому и выдубицкому по 40 соболей и по 15 рублей, келарю николаевскому 40 куниц и 10 рублей; велел отпустить безмездно в Печерский, братский и другие монастыри печатные месячные Минеи, какие были, а Петру Могиле посылал впоследствии и иконописца-сусальника для украшения лавры. Подобную же депутацию с своим посланием и богатыми дарами отправлял Петр Могила в начале 1646 г. и к царю Алексею Михайловичу, который также обделил всех присланных депутатов своим царским жалованьем.
