Наступил крайний упадок сил. Пустынник уже едва таскал ноги. Но вот кончилась и съедобная трава. Отступать было поздно. Теперь даже при желании он не смог бы пройти 15 километров по узкому Джампальскому ущелью до ближайшего селения...
Именно в это время неизвестно откуда к келье вдруг подъехал на лошади какой-то человек и обратился к схимнику:
— Дедушка, не угостишь ли ты меня чайком?
— Ах, мой милый, — с горечью ответил ему семидесятидвухлетний старец, — угостил бы, да нечем тебя угостить. Забыл я даже тот день, когда в последний раз пил чаек-то.
— А что случилось, дедушка?
— Да вот продукты у меня все кончились. Уже девятнадцатый день питаюсь одной травой. А сегодня даже и травы не стало вокруг: всю съел.
— Ой, дедушка, у нас в балагане лежит целый мешок кукурузной муки. Мы ее сами не едим, потому что она немного прелая. Сходи, забери эту муку. Она тебе пригодится... Пойди вот этой тропинкой до ручья. Потом она повернет вверх по течению, и там...
Старец, махнув рукой, прервал его:
— Не рассказывай, сынок! У меня уже все равно нет сил ходить. Вон, под косогором, вижу: растет крапива, а я боюсь идти туда. Спуститься под уклон — может быть, и спущусь, а вот выбраться оттуда наверх уже не смогу.
Ничего не ответив, всадник повернул лошадь вспять и быстро уехал вверх по тропе. Прошло около часа. Вдруг схимник увидел, что тот возвращается, ведя лошадь за поводья. На седле лежал привязанный веревками мешок. Незнакомец подошел к келье, развязал веревки, снял с седла поклажу и сказал: «Вот, дедушка, мука. Забери ее». Но старец, чувствуя, что мешок ему не поднять, попросил занести его в келью. Добрый человек сделал и это, затем попрощался и, вскочив в седло, умчался вниз по тропе.
Отшельник слезно возблагодарил Господа за Его милость, явленную через человека, и каждый день с великим усердием молился за своего благодетеля. Силы у отца Серафима постепенно восстановились, и он продолжал неустанно трудиться духовно и физически. Кукурузной муки хватило на все лето, и отшельник благополучно дожил до желанной поры, когда, наконец, на огороде поспел урожай.
Возможно, прочитав эти строки, кто-то усмехнется: «Это же просто случайность. Чему удивляться? Тем более, что мука была прелой и ее все равно никто не стал бы есть!» Но именно в этом верующий человек усмотрит премудрость Божию. Разумеется, Господь мог бы пропитать старца-схимника сверхъестественным способом, как, например, питал в пустыне манной сынов Израилевых (Исх. 16) или пророка Илию при потоке Хорив, когда ворон приносил ему хлеб и мясо утром и вечером (3 Цар.17,3–6), или как бедную вдовицу вместе с ее сыном в Сарепте Сидонской (3 Цар.17,9–16). Перечень подобных примеров, когда Господь чудесным образом помогал Своим рабам, можно было бы продолжить. Но дело в том, что все мы, в той или иной мере, страдаем от тщеславия и гордости. Если бы старец Серафим получил помощь непосредственно от Бога, то впоследствии это непременно стало бы поводом к душепагубному самопревозношению. И получилось бы по монастырской поговорке: «Если ты, малое получив, стал нетерпим братством, чтобы стало с тобой, если б получил великое?» Поэтому Господь помог ему самым простым способом и надежно оградил от самомнения и высокоумия.
А вот схимонахине 3. Бог даровал особую крепость сил, чтобы выжить зимой в предельно суровых условиях, совершенно невыносимых для обыкновенного плотского человека. Невзирая на ужасную зиму, она ничуть не охладела в подвиге, не поддалась малодушию и отчаянию. Казалось бы, из-за крайнего истощения на какое-то время можно было бы и ослабить пост. Приозерные монахини даже предлагали ей остаться у них, чтобы восстановить силы нормальным питанием. Но самоотверженная схимница, ведомая пламенной ревностью к Богоугождению, немедленно возвратилась в свою пустынь, чтобы пребывать в возлюбленном уединении. Ее ухода и отказа от помощи никто тогда не понял. Лишь много позже она обмолвилась: «Когда я начинаю есть вареную пищу, сердце мое возносится». Словам этим монахини не придали никакого значения, поскольку опытом не познали подобного состояния. Это был личный опыт конкретного подвижника, отличающийся от опыта других, и схимница поступала, сообразуясь именно с этим личным опытом. А руководить ею в этой ситуации мог только Сам Господь.
Внимательно читая жития великих подвижников древности, мы видим, что они избирали для себя самый суровый образ жизни по слову святого Евангелия: Входите тесными вратами... тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь... (Мф.7,13–14). Святые Отцы ни в чем не давали себе ни малейшей поблажки и ни на йоту не уклонялись от узкой, тернистой стези бескровного мученичества.
Эти ревностные труженики Господни, главная цель которых заключалась в стяжании благодати Святого Духа, к числу первых добродетелей причисляли и добродетель поста, опытно зная, что «к сытому чреву благодать не подойдет».
Однако и они не всегда удостаивались того, что даровал Бог молоденькой схимнице в самом начале подвижнических трудов. Поистине — это редчайшее и предивное чудо! Господь одарил ее самодействующей сердечной молитвой, которая не прекращается даже во время сна, по слову Священного Писания: Аз сплю, а сердце мое бдит.
Святые Отцы пишут об умном делании и призывают всех к сему душеспасительному молитвенному подвигу. Святитель Григорий Палама, архиепископ Солунский, живший в XIV веке, учит:
«Пусть никто не думает, братья мои, христиане, будто одни лица священного сана и монахи, долг имеют непрестанно и всегда молиться, а не миряне. Нет, нет. Все мы, христиане, имеем долг всегда пребывать в молитве.
Блаженны те, которые навыкают сему небесному деланию, потому что им побеждают всякое искушение злых бесов.
Им погашают бесчинные пожелания плоти. Сим деланием умной молитвы укрощаются страсти. Им низводят росу Духа Святого в сердце свое.
Сия умная молитва восходит до самого престола Божия и, как кадило, благоухает пред Господом.
Сия умная молитва есть свет, просвещающий душу человека и сердце его воспламеняющий огнем любви к Богу».
В жизнеописании сего святого архипастыря вкратце упоминается, что отец его, раб Божий Константин, был придворным вельможей и ежедневно занимался государственными делами. Кроме того, ему приходилось постоянно заботиться о жене, детях и большом домашнем хозяйстве. И при всем этом он непрестанно молился.
История свидетельствует: многие люди, подобно вельможе Константину, жили среди мира и ревностно искали спасения через прилежное занятие непрестанной молитвой.
А вот что случилось уже в наше время. Один мирянин в церковной проповеди услышал, что все христиане должны приучаться к непрестанной молитве. И он стал понуждать себя непрестанно творить молитву Господню — «Отче наш». Сразу же появилось множество помех: прежде всего — забывчивость и леность. День за днем, месяц за месяцем, год за годом проходили в молитвенном трудничестве. С течением времени, по мере своего преуспеяния, этот человек стал все больше и больше удаляться от мира. Молитвенный подвиг исхитил его из круговорота общественной жизни с ее обычным празднословием, злоречием и пересудами; вынудил прекратить общение даже с близкими людьми. Постепенно выработался твердый молитвенный навык. Зловредные недуги: забвение, отягощение ума и леность незаметно исчезли. И все же молитву редко удавалось произносить полностью. Хозяйственные заботы отвлекали. Приходилось, остановившись на половине, тут же возвращаться к началу.
Вот, например, собирается он с сыновьями ехать в поле и во время этой суеты произносит вслух: «Отче наш, Иже еси на небесех, да святится имя Твое...» Но увидев, что старший сын уже выезжает со двора, кричит вдогонку: «Филька, борону по пути сбрось возле ближних полос». И начинает сначала: «Отче наш, Иже еси на небесех...» Потом, перестав молиться, обращается к меньшему сыну: «Фомка, косу захвати с собой. Возле новой делянки травы накосим». А сам опять: «Отче наш, Иже еси на небесех...»
Сельские мужики дали ему прозвище «Отче наш», и когда о нем вспоминали в его отсутствие, называли только по прозвищу.
— Кто запоздал с уборкой сена на своем покосе?
— Да «Отче наш».
— Чья там изгородь свалилась на поле?
— Да «Отче нашего».
Постоянное подтрунивание нисколько не смущало духовного труженика. Он неотступно продолжал свой молитвенный труд до последнего часа. И кто не дивился его спокойной кончине! Просветленное лицо приняло неизъяснимо блаженное выражение, и в глазах умирающего изобразилось душевное умиление — свидетельство богоугодной жизни...
На престольном празднике в кафедральном соборе • Плакат с грехами на спине схимницы • Прозрение архиерея • Желание бесчестия • Два великих подвига души.
Незаметно пролетели двое суток в скиту на озере у гостеприимных сестер-монахинь, пора было отправляться назад, в горы. Ранним утром, по проторенному ранее следу, брат тронулся в путь. Благополучно спустился он к реке и пошел в ледяной воде по руслу против течения, переходя от берега к берегу. После полудня он был уже дома.
