Иов осознал, что та правоверная доктрина, которой он придерживался всю свою жизнь, оказалась ложной. Его стройная богословская система рассыпалась в прах под давлением неоспоримых фактов.
А бытующая в то время теология была достаточно проста: Бог благословляет праведных и проклинает неправедных. Физические и материальные блага (здоровье и богатство) были неоспоримыми признаками расположения Господня. Утрата же здоровья или богатства была неоспоримым признаком Божьего недовольства.
Иов знал в сердце своем, что он чист перед Богом, он не сделал ничего такого, что могло послужить объяснением его невообразимых страданий. Но с ним происходили ужасные вещи — от этого ему было не уйти. Все то, во что он свято верил, что привносило в его жизнь порядок и смысл, что, как ему казалось, он знал о Боге, — все это рассыпалось в пыль в мгновение ока.
А это худшее, что может случиться с человеком. Все мы строим нашу жизнь, опираясь на некую систему взглядов, на веру в то, что в этом мире существуют порядок и справедливость, которыми управляет всевышний Творец. И вот когда рушится наша внутренняя крепость, дающая нам ощущение защищенности и безопасности, жизнь наша превращается в бессмысленный хаос — если только нам не удается проникнуть в корень вещей и найти подобающее объяснение происходящему, которое вернуло бы смысл нашему существованию. Во времена Иова таким объяснением был грех.
К счастью, подобное мировоззрение осталось в прошлом, ведь так?
Нет, не так.
Мне на ум приходит одно письмо, которое я получил недавно от знакомого пастора, где говорилось: «Ваше финансовое положение является отражением вашего духовного состояния». (Забавно, но в тот же день я получил еще одно письмо от того же пастора — на хорошей бумаге с цветным шрифтом, — где он просил о финансовой поддержке.)
Все это, конечно же, совершеннейшая чушь. Смехотворны и попытки некоторых радетелей доказать, что Иисус и ученики Его были богаты!
Дело в том, что все мы чувствуем себя виноватыми, когда у нас случаются неприятности. Мать, стоящая у постели больного ребенка, шепчет в отчаянии: «Это Бог меня наказывает!». Она точно не знает, за что, но наверняка есть причины. Обанкротившийся бизнесмен, вздыхая по утраченным капиталам, размышляет, какой грех он совершил.
Мне кажется, каждый из вас испытал нечто подобное в своей жизни, иначе вас не заинтересовала бы эта книжка. Возможно, это «нормально» — думать, что все наши страдания обусловлены совершенными нами прегрешениями. Очень многие разделяют эту точку зрения. Однако такие люди становятся на сторону дьявола и трех приятелей Иова, когда советуют нам «веровать сильнее» или «исповедовать свой грех».
Но вернемся к Иову. Когда корабль нашей жизни терпит крушение, когда мы не понимаем, за что нам приходится терпеть все эти муки, мы, подобно этому библейскому страдальцу, вынуждены искать новые пути общения с Богом и новые способы размышления о Нем. Будем ли мы и дальше служить Ему?
О Господи Боже! Если бы Ты не безмолвствовал, Иов не страдал бы. И каковы же Твои слова теперь, когда страдаю я? Почему Ты отвечаешь врагу рода человеческого, но не говоришь со мной, чадом Твоим?
Я до сих нор благодарен одному моему другу, который сказал как–то, что скорбь отчуждает. Он имел в виду не только то, что я, скорбящий, обособлен от вас, счастливых. Он считал, что разделенная скорбь разъединяет людей, которые делятся ею друг с другом. Несмотря на то что все мы скорбим, мы все скорбим по–разному. Так же как каждая смерть имеет свое лицо, свой характер, так и скорбь но поводу разных смертей различна в своих проявлениях. У каждого человека свой способ и свои сроки, в которые он переживает свое горе, и никто не вправе судить его. Мне может показаться странным, что вы сегодня рыдаете с утра до вечера, а вчера глаза ваши были сухи, в то время как я вчера обливался слезами. Но мое горе — это не ваше горе.
И еще один момент: мне приходится так отчаянно бороться за то, чтобы вновь вернуться к жизни, что у меня не остается сил протянуть руку помощи вам. И с вами происходит то же самое. Только некто нескорбящий в данный момент может помочь нам обоим. Только радостные и счастливые люди могут сказать: «Давайте соберемся вместе!».
Николас Волътершторф, из книги «Плач по сыну»
Недавно мы с Кай ужинали в ресторане с одним нашим знакомым пастором и его женой. Эта женщина в последние годы страдала тяжелой формой маниакальной депрессии. В ходе разговора выяснилось, что тяжесть ее болезни усугублялась отношением к ней друзей и коллег. Подобно многим жертвам этой болезни, она несла на плечах двойной груз: ей приходилось не только мириться со своим недугом, но и терпеть насмешки и отчуждение со стороны окружающих. Я, помнится, читал где–то, что клеймо позора, которое навешивается на душевнобольного человека, является наиболее деструктивным фактором при лечении этой болезни и замедляет процесс выздоровления.[49] Я также помню, как за пару недель до самоубийства сына меня пригласили участвовать в конференции, которую проводил один известный но всей стране христианский психолог. Однако после того, как Ронни покончил с собой, я больше не получал никаких приглашений.
Пока Кай слушала, как жена нашего знакомого пастора делилась с нами различными, зачастую довольно странными, эпизодами из своей жизни, связанными с протеканием ее болезни, она все время кивала головой и повторяла: «Да–да, с Ронни происходило то же самое. Да–да, Ронни поступал точно так же!».
И вдруг эта бедная женщина вскочила на ноги и, задыхаясь от радости и облегчения, вскричала: «Вы меня понимаете! Боже, вы понимаете!».
Я был потрясен, увидев, как мало ей было надо. Мы не давали ей никаких советов, не предлагали ответов на ее проблемы, да она их и не просила; все, что ей требовалось, — это немного понимания, и когда она нашла его, она уже не была одинока.
Ей просто сказали: «Я вас понимаю».
Иову не так повезло в этом смысле.
Пятым, завершающим, несчастьем, обрушившимся на его голову, стала проказа, которая считалась самым верным признаком Божьего недовольства. Теперь он не просто испытывал нестерпимую, мучительную боль, он превратился в изгоя, которому надлежало сидеть на куче пепла за пределами города и скрести себя щербатым черепком.
Там и обнаружила его жена.
И она сказала мужу: «Ты все еще тверд в непорочности твоей! похули Бога и умри» (Иов 2:9).
Никакого понимания.
Весть о несчастиях Иова достигла и ушей его друзей, Елифаза, Вилдада и Софара, и они пришли утешить его. Увидев Иова, они были потрясены его столь бедственным положением. Они возопили громким голосом и зарыдали, разодрали одежды свои и стали бросать пыль над головами своими в небо.
Ну, наконец–то. Вот оно, понимание. Вот оно, сочувствие.
Потом три друга сели рядом с Иовом на землю и просто были с ним, не говоря ни слова, в течение семи дней и ночей.
Просидев так целую неделю, подобно стервятникам, терпеливо выжидающим, когда умирающий испустит дух, они, наконец, заговорили.
Елифаз сказал: «Твой грех навлек на тебя гнев Божий».
Вилдад сказал: «Господь не ошибается. Он знает твой грех, даже если ты о нем не ведаешь».
Софар сказал: «Кто ты такой, чтобы сомневаться в путях Божиих? Ты страдаешь за свои грехи».
Вот так дружеское утешение! Вот так понимание!
Они, конечно же, во всем винили Иова. Они вынуждены были так поступить, у них не было иного выхода. Обладая довольно узким мышлением, правоверность они ценили выше истины. Споря с Иовом, они боролись за собственные религиозные представления. Их «страх Господень» и «непорочность путей» подверглись опасности. Страдающий Иов, терпящий муки праведник, сотрясал основы их богословской системы. «Единственный способ защититься был — отречься от друга, отвернуться от него. И если это отречение от одной человеческой жизни — это та цепа, которую они должны заплатить, чтобы сохранить в целости свою богословскую систему, значит, так тому и быть».[50]
Мы так отчаянно стремимся во что бы то ни стало сберечь свои теологические представления и взгляды, что готовы приложить немало усилий, чтобы отыскать те ошибки и недочеты, которые обрушили на Иова столько горя. И нам не важно, что в этой книге трижды — один раз автором и дважды самим Богом — Иов был назван человеком праведным и непорочным.
Не обращая ни малейшего внимания на слова Господни, сказанные Им, что Иов страдает «безвинно» (достаточно резкое, кстати, заявление для воинствующих ревнителей веры), многие хватаются за вопль Иова: «Ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне» (3:25). «Ага, радостно восклицают эти современные приятели Иова, вот причина — страх! Если бы Иов не боялся всех этих ужасов, с ним бы ничего не случилось!».
Не говоря уже о том, что Библия в принципе не принимает подобных объяснений, этот вывод наводит страх и на нас — страх того, что в какой–нибудь едва уловимый момент неосторожное слово или случайная мысль обрекут нас на трагические несчастья. Скажите, какой родитель хотя бы раз в жизни, на краткий миг не испытывал страха за своего ребенка, что тот может погибнуть или заболеть?
