Насколько ваги опыт подтверждает наличие таких психически обусловленных реакций и насколько человек способен изменить свойственную ему реакцию на опасность? Насколько трусость или храбрость вообще обусловлены психическим типом человека, может ли работа над собой сделать труса храбрецом?
– Давайте поговорим о двух странных вещах: об инстинктах и биохимии крови. Инстинкты, как известно, подразделяются на условные и безусловные. Если мы говорим о предрасположенности человека к чему-либо, то мы говорим о безусловных инстинктах. А их всего немножечко, изначальные и самые показательные, это хватательный и сосательный инстинкты. С ними входит в мир ребенок: с желанием сосать, жевать и брать в руки предметы, которые его окружают, держаться за что-нибудь, если он падает. Все остальные инстинкты и соответствующие реакции на различные ситуации являются условными, то есть приобретенными при каких-либо условиях в течение жизни как реакция на внешние раздражители.
Та реакция, о которой вы говорили, когда человек останавливается и теряет способность принимать решения и действовать, в свою очередь, называется «охранительным торможением». Механизм его очень напоминает сбой компьютера и включается тогда, когда вдруг, обвально, на человека непосвященного идет массовый поток негативной, непознанной ранее, информации, которую он не способен осмыслить, и он просто «виснет», как жесткий диск при нехватке оперативных ресурсов компьютера, переставая принимать (осмыслять) и обрабатывать (осознавать) поступающий поток.
Человек хлопает глазами, стоит на ногах, он вроде бы в целом в добром здравии, но психически, ментально он «выключился». В таком состоянии в полной мере действуют только две основные функции его организма: дыхание и сердцебиение.
Для чего это делается? Для того чтобы уберечь психику, интеллект и сам мозг от получения «органического поражения» (физической гибели участков мозга), которое может доходить до приобретаемой таким образом шизофрении.
Почему милые дамы так часто падают в обморок? Имея слабый психотип, они таким образом выключают мозг, чтобы он не был поврежден. Охранительное торможение необходимо для спасения мозга в тех случаях, когда он оказывается не готов к работе с той информацией, которую получил. Так вот, чем чаще мы сталкиваемся с пугающим, тем более наш мозг становится способен работать в подобных ситуациях в будущем, и тем более адекватно мы реагируем на опасность. Именно поэтому ветераны войн столь цинично хладнокровны там, где юные бойцы уже «испачкали памперс».
Теперь по поводу нападения и убегания. Всё дело в том, что в кровь человека в моменты опасности выплескивается адреналин. Слово красивое и известное, но сейчас я объясню, что оно значит, и тем самым очень сильно расстрою так называемых «адреналинщиков». Так вот, адреналин – это гормон страха. Именно страха, а не силы и скорости. Действие этого гормона, который поднимает сердцебиение (давление) и высвобождает скрытые ресурсы организма, можно направить в двух направлениях, но нельзя игнорировать вхолостую. То есть, либо мы направляем его в свою малоуправляемую контрагрессию, либо мы направляем его по прямому назначению в обвальный страх, и в лучшем случае тогда мы бежим без оглядки, а в худшем случае получаем перегруз системы и остаемся на месте, хлопая глазами там, где нас застигла волна адреналина, в охранительном торможении, в ступоре.
Соответственно, на наших жесточайших семинарах, где применялся максимальный внешний прессинг, мы делали всё, что нужно, чтобы направить свой адреналин в правильную сторону, то есть в сторону именно УПРАВЛЯЕМОЙ контрагрессии и управления конфликтом. Причем мы смогли провести наши занятия настолько психологически легко и безболезненно, что наши подопечные, несмотря на массу синяков, ссадин и мелких рассечений, оставались живыми и здоровыми, в части психики в том числе. И при этом каждый с изумлением для себя открывал: «Неужели вот это то, чего я боялся? Вот эта жесточайшая драка, которую мы сейчас устроили, вот это крошилово – это то, чего я опасался во дворе, на улице, где-то еще? Да это же на самом деле ерунда!» Методом погружения мы сознательно демпфировали то, что может сыграть с нами злую шутку в опасности – влияние на психику нашей биохимии крови.
Более того, интереснейшая вещь: меня очень критикуют за то, что я лупцую по заднице учеников на семинарах. Я делаю это ровно для того, чтобы помочь созданию «правильной биохимии» в их крови и называю этот прием «укол эндорфинов в задницу». Выглядит это следующим образом: как только я вижу, что мои обучаемые на шестом или восьмом часу обучения, когда они уже истощены, начинают потихонечку сдуваться и не могут по объективным причинам выполнять мои команды, а это означает – жди серьезных травм, то они получают по заднице при отжимании от пола. И всё у них тут же начинает получаться хорошо! У них загораются глаза, начинает действовать скрытая часть их потенциала, о наличии которой они не предполагают, они бодры, веселы, внимательны и травм нет, что поразительно.
И кстати, на наших семинарах и курсах боевой подготовки действительно нет фатальных травм, нет и не было серьезных повреждений. Мы не подходим к нашей работе со сладострастным желанием увидеть кровь. Мы подходим ко всему, что мы делаем, с точки зрения научной и духовной. Я, как человек верующий, люблю тех людей, которые занимаются у меня, и на каждом занятии, сегодня и сейчас, я отдаю им всё, что умею и знаю, свои, именно практические знания и, поверьте, они достаточны. Более того, я никогда не показывал ничего из того, что не умею сам и что не проверил на себе. Это меня прощает, и думаю, что прощает достаточно обоснованно.
Перед поединком существует известная реакция организма спортсмена на близость боя, которая называется «предстартовой лихорадкой». Это тот тремор, когда трясется голова, в животе холодно, сердце бешено бьется и килограммы сгорают на глазах. Но я разговаривал с одним достаточно высоким мастером, который говорил, что существует несколько типов реакции человека на предстоящий бой: абсолютный страх, абсолютная ярость и полное отсутствие интереса к поединку. Так вот: контраргументом беспомощному ступору жертвы является не ярость, а равнодушие опытного человека к исходу приближающегося боя. Потому что он у него восемьсот девяносто пятый (к примеру). И он настолько опытен, достаточен в физическом и духовном (психическом) отношениях, что он готов умереть, но умереть на ногах и лицом к противнику. И у него нет сомнений и страха, потому что пугает всегда только неизвестность. Познанная опасность не вызывает ступора и энергопотерь, так что задачу наших семинаров по боевой подготовке можно охарактеризовать, как «перевод опасностей в разряд познанных».
Чем более хорошо известно то, что вам предстоит, тем спокойнее вы к этому относитесь. Так вот, становитесь опытными, и тогда вам не придется лечить психику после столкновения с насилием. Опыт образуется из малых поступков и событий, как картинка складывается из несвязанных, казалось бы, паззлов. Чем больше этих «кусочков мира», тем детальнее и гармоничнее «картина».
– Что бы вы могли посоветовать тем, кто в силу своего физического состояния, вызванного объективными причинами, такими, как болезни, травмы или инвалидность не может быть эффективным бойцом и накапливать тот необходимый опыт, о котором вы говорите?
– Кто сказал, что состояние больного человека имеет статичную форму?! Кто сказал, что то, что с вами сейчас происходит, те ограничения, которые вас сковывают – навсегда? Почему, например, парализованный Дикуль смог заново создать себя и снова двигаться на своих собственных ногах, а вы считаете, что не можете ничего изменить даже в мелочах своего бытия?
Себя в пример приводить не слишком удобно, наверное, но около трех-четырех лет назад у меня был компрессионный перелом позвоночника. Ни дня я не провел в больнице. Ни дня без тренировок. Всё кончилось тем, что однажды я на какое-то время перестал наклонять голову, не мог посмотреть, завязаны у меня шнурки или нет. Перед этим я поехал в Токио, где провел полуторачасовую спарринговую тренировку с абсолютным чемпионом Японии по Киокушин-кан Фудзией Юскэ. Меня попросили это сделать, чтобы подготовить его к чемпионату, впервые проводимому Канчо Хацуо Рояма, с ударами в голову (в рамках федерации Киокушин-кан). Я приехал показать наши наработки, в конце мы резво и «нелицеприятно» с ним дрались. И вот после этого мне стало очень плохо.
Вернувшись домой, я обратился к нейрохирургу. Посмотрев мои снимки, он сказал:
– Не вижу ничего страшного. У вас компрессионный перелом позвоночника, ему три месяца. Что нужно от меня? Где лежали, что кололи, на что жалуетесь?
Я честно ответил:
– Нигде не лежал, ничего не колол, ни на что не жалуюсь.
