2) Своё учение он обозначает терминами метаморфоза, трансформация, метасхематизм и поясняет примером превращения гусениц и других насекомых, очевидно желая показать, что новое тело может резко отличаться от прежнего, тогда как центральная монада остаётся тою же самою.
3) Даже о семенных животных он говорит, что «они сами происходят от других семенных животных, ещё меньших» [LXVII].
4) Такое глубокое изменение, как переход из царства спящих в царство бодрствующих монад, Лейбниц считает необходимым в процессе развития [LXVIII].
5) Мало того, возможен даже переход монады из царства животных в царство разумных существ [LXIX] (как монада, предназначенная стать человеком, переходит из стадии лишь чувствующей души в стадию разумного духа, об этом подробно будет сказано позже).
6) Наконец, в «Монадологии» Лейбниц определенно говорит, что органическое тело животного, существующее ещё до зачатия, посредством зачатия не творится вновь, но может быть «лишь побуждено к большому превращению, чтобы стать животным другого рода». В письме к Вагнеру он говорит: «Species animalis non manet» [LXX].
Если бы Лейбниц решительно и определенно подчеркнул эти учения, он задолго до Дарвина положил бы начало теории эволюции, гораздо более глубокой, чем дарвинизм.
Переход от животной природы к природе человека как существа разумного и, далее, судьба человека подчинены иным законам. Бессмертие дочеловеческих существ, вследствие отсутствия у них самосознания, есть только сохранение метафизического тождества монады. Что же касается человеческой разумной души, могущей сказать «я», она «сохраняет своё существование не только в метафизическом отношении – в большей степени, чем прочие, – но остаётся одною и тою же в нравственном смысле и составляет тождественную личность». Память и сознание я «делает её способною к награде и наказанию». Это духи, созданные по образу и подобию Божию [LXXI]. Поэтому Лейбниц говорит, что он не смеет «ничего утверждать ни о предсуществовании, ни о подробностях будущего существования духов, так как Бог может пользоваться в Царстве Благодати путями необычайными; тем не менее нужно предпочитать то, в чью пользу говорит естественный разум, если только Откровение не учит нас противному, чего я здесь решать не берусь» [LXXII].
Для нашей темы важно знать, что думает Лейбниц на основании естественного разума о состоянии человеческой монады до рождения человека. В разработанной системе монадологии последовательное развитие мысли необходимо ведёт к учению о предсуществовании души. И в самом деле, Лейбниц говорит [LXXIII], что в период незрелости своей философии (cum nondum satis matura esset philosophia mea) он придерживался учения о размножении душ путем традукции [7].
Впоследствии он стал утверждать предсуществование человеческой монады. В «Теодицее», изложив вышеприведенные учения о животных, он далее рассуждает так: «установив такой прекрасный порядок и столь общие правила относительно животных, казалось бы неразумным, чтобы человек совершенно не был подчинен им и чтобы в нем, что касается его души, все происходило путем чуда». «Поэтому я склонен думать, что души, которые некогда станут человеческими, подобно душам других видов содержались в семенах (dans les semences) и в своих предках вплоть до Адама, следовательно, существовали от начала вещей, всегда в виде организованного тела». «Но мне представляется по многим основаниям подходящим признать, что они существовали тогда только как ощущающие (sensitives) или животные души, наделенные перцепциею и чувством и не обладающие разумом; они оставались в этом состоянии вплоть до рождения человека, которому он и должен принадлежать, и тогда получили разум либо потому, что существует естественный способ поднять ощущающую душу на степень разумной души (что мне трудно понять), либо потому, что Бог даёт разум такой душе посредством особого воздействия или (если угодно) посредством своего рода транскреации» (дополнительного творения). «Это объяснение, по-видимому, устраняет затруднения, представляющиеся здесь в философии или в богословии, так как трудная проблема возникновения форм» (т. е. монад как субстанций) «снимается совсем, и так как более соответствует Божественной справедливости дать душе, уже испорченной физически или животно грехом Адама, новое совершенство, т. е. разум, чем поместить разумную душу путем творения или как-либо иначе в тело, где она должна быть испорчена морально» [LXXIV].
В третьей части «Теодицеи» Лейбниц говорит, что предсуществующая чувственная душа получает разум в момент зачатия человека благодаря особому акту Бога или благодаря изначала существующему предрасположению и что до этого момента органическое тело её испытывает много изменений [LXXV].
Не следует думать, будто возведение души Богом на ступень разумности есть творение Им новой монады; та же самая монада, которая существовала от начала мира, приобретает при этом новую способность. «Философами признано», говорит Лейбниц по этому поводу, «что способность ощущения и мышления у нас не образует различные души, а принадлежит одной и той же душе» [LXXVI].
Все изложенное ясно показывает, что Лейбниц был сторонником учения о перевоплощении с теми оговорками относительно человека, которые требуются христианским мировоззрением, а так же и естественным разумом, учитывающим значительность перехода от живой природы к разумности. Замечательно, однако, что Лейбниц, излагая свою теорию, тщательно отмежевывает её от учения о переселении душ (метемпсихозы) и не забывает упомянуть об этом в множестве мест своих сочинений и писем [LXXVII]. Он указывает на то, что животное даже и в смерти не теряет вполне своего тела и только переходит к новому развитию тела и к преобразованию его; следовательно, нельзя говорить о переселении души из одного тела в другое, можно говорить только о метаморфозе животного, о трансформации его. Он отвергает такое учение, как, напр., высказываемое Фр. М. Ван-Гельмонтом, согласно которому душа умирающего, выделившись из тела, входит в другое тело, в тело новорожденного [LXXVIII].
«Вместо переселения душ существует только превращение того же самого животного, соответственно с тем, что его органы находятся в ином положении и развиты более или менее» [LXXIX].
Однако он признает родство своих взглядов с древним учением о переселении душ, которое, по его мнению, есть «не что иное, как учение о трансформации, плохо понятое» [LXXX]. Бейль также считает «гипотезу Лейбница более или менее сходною с учением индостанских философов» [LXXXI]. Вскоре после смерти Лейбница его знакомый M. G. Hansche рассказал следующее: однажды Лейбниц в компании пил кофе и сказал, что в проглоченном кофе, может быть, есть несколько монад, которые со временем станут людьми [LXXXII].
Учение о перевоплощении как средстве совершенствования, ведущем на вершины бытия, обыкновенно бывает связано с признанием множества ступеней жизни не только вниз, но и вверх от человека. Эту мысль мы находим и у Лейбница: «согласно с разумом», говорит он, «и то, чтобы были способные к восприятию субстанции ниже нас, как есть таковые выше нас; и чтобы наша душа, далеко не будучи последнею из всех, находилась в середине, от которой возможно было бы спускаться и подниматься; иначе пришлось бы допустить недостаток постепенности, который некоторые философы называют пробелом в формах, vacuum formarum» [LXXXIII]. «Существует бесчисленное множество тел такой величины, как земля, и больших, которые имеют столько же прав, как земля, имеют разумных обитателей, откуда вовсе не следует, что они должны быть людьми» [LXXXIV].
Какое разнообразие видов жизни допускал Лейбниц, видно из следующего примера: «ничто не мешает», говорит он, «чтобы во вселенной были живые существа (des animaux), подобные тому, какое Сирано де Бержерак встретил на солнце; тело этого существа было своего рода жидкостью, состоящею из множества маленьких живых существ, способных принимать порядок сообразно желаниям большого существа, которое таким образом моментально трансформировалось, как ему было угодно, и нарушение непрерывности так же мало вредило ему, как удар веслом не вредит морю» [LXXXV].
Среди философов, развивающих систему монадологии, примыкая к Лейбницу, часто встречается учение о перевоплощении, и это обстоятельство также может рассматриваться как подтверждение того, что оно содержится в философии Лейбница или, во всяком случае, последовательно вытекает из её основ. Укажу лишь на имена таких сторонников учения о перевоплощении, как Гердер, Дроссбах, Ренувье, Козлов, Лютославский. К сожалению, и у преемников Лейбница оно мало разработано в деталях. Между тем в той форме, как оно дано Лейбницем, оно обладает высокою ценностью и со стороны общего характера, придаваемого им целому мировоззрению, и в применении к решению ряда частных проблем. Выскажу по этому поводу несколько замечаний, не пускаясь в подробности, так как развивать детали этого учения надобно было бы в особой книге в связи с современною философиею и наукою, а не с историею мысли Лейбница. В нижеприведенных соображениях я буду иметь в виду ту разновидность монадологии, которая развита в моих сочинениях.
