В самом деле, Феликс впоследствии уже не чувствовал благотворного страха и угрызений совести, хотя часто призывал к себе и слушал Павла. Невиновность узника была совершенно очевидна для него. Он готов был возвратить ему свободу, ожидая только награды за свое правосудие. Узы и рубища Павловы не могли вселять надежду в корыстолюбивое сердце прокуратора. Но ему доводилось слышать от самого Павла о деньгах, принесенных им в Иерусалим, и он, без сомнения, полагал, что и назореи (христиане) не пожалеют сокровищ, чтобы доставить свободу своему начальнику. Напрасно! Павел рассуждал о правосудии, воздержании, суде, но ни словом не обмолвился о том, чего хотелось услышать корыстолюбцу. По прошествии двух лет Феликс должен был уступить свое место Фесту Порцию. Желая угодить иудеям, он оставил Павла в узах, но и тут, несчастный, обманулся, ибо они, после того, как он удалился от должности, тотчас явились в Рим с жалобами на его жестокости.
С новым прокуратором ожила и надежда Павловых врагов. Едва он явился в Иерусалим, как они предстали пред ним с жалобами. Сначала требовали смертного приговора, но получив ответ, что у римлян нет обыкновения осуждать человека без рассмотрения его вины, просили доставить Павла из Кесарии в Иерусалим, имея намерение умертвить его в пути. Фест обещал рассмотреть дело, но в Кесарии, куда приглашал явиться и обвинителей. Они явились и возвели на Павла самые тяжкие обвинения, которым не было, конечно же, доказательств. Обвиняемый решительно и спокойно отвечал, что он не совершал никакого преступления ни против народа иудейского, ни против храма, ни против кесаря. Фест, желая приобрести благосклонность иудеев, спросил Павла, не согласится ли он, чтобы его дело было рассмотрено в Иерусалиме, как того недавно требовали его враги. Согласиться на это значило предать себя в жертву их ярости и коварству. Требую суда кесарева (Деян. 25, 11), — отвечал Павел. Это значило, что он не хочет быть судим областными правителями и пользуется правом римского гражданина. Тогда Фест, поговорив по обыкновению с советниками своими, сказал: ты потребовал суда кесарева, к кесарю и отправишься".
Между тем, как Фест ожидал случая отправить Павла наряду с другими узниками к кесарю, для поздравления его с должностью иудейского правителя прибыл в Кесарию Агриппа, царь Халкидский[57]. Вместе с ним прибыла и знаменитая своею красотою сестра его Вереника, которая, после развода с Полемоном, царем Киликийским, жила у Агриппы [58]. Прибытие их послужило для Павла поводом еще раз торжественно засвидетельствовать перед лицом иудеев о том уповании, ради которого он был заключен в узы. Поскольку Агриппе, как иудею по происхождению, хорошо известна была иудейская религия и поскольку он имел право назначать первосвященников и заботиться о благоустройстве Иерусалимского храма [59], в осквернении которого обвиняли Павла, то Фест, желая воспользоваться его сведениями и советом, пересказал ему историю судопроизводства над Павлом. Рассказ этот вызвал у Агриппы желание выслушать самого Павла. Фест согласился и назначил собрание, в котором должны были присутствовать Агриппа, Вереника, тысяченачальники и все почетные кесарийские граждане. Когда Павел был приведен в собрание, Фест сказал: Царь Агриппа и все присутствующие с нами мужи! Вы видите человека, против которого и в Иерусалиме, и здесь иудеи во множестве приступали ко мне с криком, что ему не должно более жить. Но я нашел, что он ничего не сделал достойного смерти, и так как он сам потребовал суда у кесаря, то я решился послать его к нему. Теперь, не имея ничего достоверного, что бы можно было написать о нем государю, я представляю его вам и особенно тебе, царь Агриппа, дабы по рассмотрении было мне что написать. Ибо мне кажется неприлично послать узника и не указать, в чем его обвиняют (ср.: Деян. 25, 23–27). После этого Агриппа позволил Павлу говорить за себя, и тот, простерши вверх руку [60], в свою защиту сказал следующее:
Царь Агриппа! Я почитаю себя счастливым, что пред тобою сегодня могу защищаться от всех обвинений, которые предъявляют мне иудеи[61], тем более, что ты знаешь все обычаи и спорные мнения иудейские. И потому прошу тебя выслушать меня великодушно. Жизнь мою от юности моей, которую сначала проводил я среди народа моего в Иерусалиме, знают все иудеи. Знают также обо мне издавна, ежели захотят свидетельствовать, что я жил по учению фарисейскому, строжайшему в нашем вероисповедании. И ныне я стою пред судом за надежду на обетование, данное от Бога отцам нашим, исполнение которого надеются увидеть все наши двенадцать колен, непрестанно служа Богу день и ночь. Эту-то надежду, царь Агриппа, ставят мне в вину иудеи. Что же, неужели вы почитаете невероятным, что Бог воскрешает мертвых? Правда, я и сам думал, что мне должно много действовать против имени Иисуса Назорея, и я делал это в Иерусалиме.
После этого, изобразив свои жестокости в Иерусалиме над христианами и описав явление ему Иисуса Христа во время путешествия в Дамаск, Павел продолжал: Поэтому, царь Агриппа, я не воспротивился небесному явлению, но сперва жителям Дамаска и Иерусалима, потом по всей земле Иудейской и у язычников проповедовал, чтобы покаялись и обратились к Богу, и делали дела, достойные покаяния. За это иудеи схватили меня в храме и покушались убить. Получив же от Бога помощь, до сего дня я жив и свидетельствую малому и большому, не говоря ничего более, кроме того, о чем пророки и Моисей говорили, что это будет, то есть, что Христос должен был пострадать и, востав первый из мертвых, возвестить свет сему народу иудейскому и язычникам.
Последние слова об Иисусе Христе, крестная смерть Которого сделалась источником благословения для всего рода человеческого, Фесту, надменному предрассудками язычества, показались столь странными и несбыточными, что он, прервав Павлову речь, вслух сказал: Безумствуешь ты, Павел, большая ученость доводит тебя до сумасшествия. Нет, достопочтенный Фест, — отвечал Апостол, — я не сошел с ума, но говорю слова истины и здравого смысла. Ибо знает об этом царь, пред которым я и говорю смело. Я отнюдь не верю, чтобы от него было что-нибудь о том (о смерти и воскресении Иисуса Христа) сокрыто, ибо это не в углу происходило. Веришь ли, — продолжал он, обратившись к Агриппе, — веришь ли, царь Агриппа, пророкам? Знаю, что веришь. Слова эти так сильно подействовали на царя, что он как бы невольно сказал: Ты едва ли не убедил меня сделаться христианином. Молил бы я Бога, — отвечал Павел, — чтобы мало ли, много ли, не только ты, но и все слушающие меня сегодня сделались такими, как я, кроме этих уз (ср.: Деян. 26, 2-11, 19–29). На этом беседа прекратилась, все присутствовавшие встали и, отойдя от Павла, рассуждали о его деле. Агриппа решительно объявил Фесту, что, по его мнению, Павел совершенно невиновен и что его можно было бы освободить, если бы он уже не потребовал для себя кесарева суда. Поэтому решено было отправить его в Рим.
К чему, могут спросить здесь, послужило долговременное заключение, продолжавшееся два года, Павла в Иудее? Не лучше ли было бы, если бы он провел это время в проповедании Евангелия язычникам? Сколько тысяч душ, ослепленных идолопоклонством, выведено было бы им из тьмы в свет? Чтобы уразуметь в этом случае достойные поклонения пути Промысла Божия, надлежит припомнить, какая же цель пребывания Павла в Иерусалиме была назначена ему Самим Ииусом Христом: он должен был торжественно свидетельствовать иудеям о Божественности Иисуса Христа, ими отверженного и гонимого (см.: Деян. 23, 11). Это было последнее воззвание, которым Промысл вразумлял потомков Авраама, прежде нежели наступило время предать их конечному отвержению за убиение Богочеловека. В этом отношении нельзя было найти провозвестника покаяния лучше Павла, прежнего гонителя христиан, теперь ревностнейшего их защитника. Самые узы его, очевидно, также свидетельствовали о Божественности Иисуса Христа — они обратили на него внимание всего верховного совета иудейского и, следовательно, всего Иерусалима, всей Иудеи. В лице Павла, некоторым образом, вновь предстал на суд иудеев Сам Иисус Христос. Большинство иудеев, ослепленных предрассудками, снова не узнали, отвергли Его, но были, конечно, и такие, для которых пример обращенного в христианство Савла послужил во спасение.
Для препровождения Павла вместе с прочими узниками в Рим назначен был сотник Августова полка, именем Юлий, муж, как видно из его обращения с Апостолом, кроткий и человеколюбивый. Двое из Павловых учеников и друзей, Лука и Аристарх, находившиеся при нем во время его заключения в Иерусалиме и Кесарии, сопровождали его и в Рим. Многотрудное плавание их служит разительным доказательством той утешительной для нас истины, что верующим все споспешествует во благое и что Промысл блюдет праведников как зеницу ока. Не касаясь подробностей всего плавания, расскажем о нем так, как описал его сам евангелист Лука.
