Памятником общеисторической литературы домонгольского периода являются летописи. Первоначальная летопись велась в Киеве и закончилась 1110 годом. Автором ее был монах Печерского монастыря, пришедший сюда при святом Феодосии. Этого автора прежде обыкновенно видели в Несторе, писателе житий, жившем в том же монастыре и в то же время (начало XII в.); но в последнее время высказано решительное сомнение в этом, потому что Нестор и автор летописи иногда расходятся в исторических показаниях и различно говорят даже о себе (Нестор говорит, что он пришел в Киево–Печерский монастырь при Стефане после Феодосия, автор же летописи — при Феодосии); вместе с тем сделано предположение, что автор летописи — игумен монастыря святого Михаила Сильвестр, постриженник печерский. Полное заглавие летописи читается так»Повесть временных лет (черноризца Феодосиева монастыря Печерского), откуда есть пошла русская земля, кто в Киеве первее нача княжити и откуду русская земля стала есть». Здесь автор между прочим хочет показать, что исторический материал в его труде располагается по годам, — с 852 г так действительно и ведется повествование. Ему предшествует в качестве введения пространная речь о разделении земли между сыновьями Ноя, смешении языков, переселении славян в Европу и расселение по ней, о племенных названиях русских славян, об основании Киева, о быте славян и подпадении их хозарскому игу. В самом повествовании перемешиваются события гражданские и церковные, но, благодаря религиозному складу русских вообще и автора–инока в особенности, на все наложен церковный колорит. Кое–что из всего этого летописец описывает как современник, кое–что по рассказам старцев, например, боярина Яна Вышатича, современника Ярослава I, и монаха печерского Иеремии,«иже помняше крещение земли русския» [232], кое–что на основании народных легенд, эпических песен и былин, кое–что по письменным документам (например, договорным грамотам Олега и Игоря, сказаниям Иакова Черноризца, повести об ослеплении Василька Теребовльского), кое–что по греческим хронографам Георгия Амартола и Иоанна Малалы. К сожалению, впоследствии первоначальная летопись подверглась вставкам, сокращениям и изменениям текста; древнейший летописный сборник, где она сохранилась, относится к половине XIV в. и написан в Суздале монахом Лаврентием (1137 г.) для князя Димитрия Константиновича, отчего называется Лаврентьевским [233]. Этот сборник содержит в себе первоначальную летопись и продолжение ее до 1305г. Продолжение велось, вероятно, не одним, а несколькими лицами, то в Киевской, то в Суздальской области. Другой подобный сборник представляет собой, так называемая Ипатьевская летопись [234], найденная в костромском Ипатьевском монастыре и относящаяся к концу XVI или началу XV в Первоначальная летопись здесь пополнена продолжением до 1220 г.; продолжение ее велось в Киевской Руси и целым рядом лиц. Кроме этих общерусских летописей в домонгольский период были летописи местные и частные: такова, например, Новгородская [235].
К описательному отделу относятся»Паломники»игумена Даниила (в начале XII в.) и архиепископа Новгородского Антония (в конце XII или начале XIII в.)[236]. Первый безыскусственно и довольно полно описывает Иерусалим с его святынями, а также святые места по Иудее, Галилее и Самарии и пути, которыми ехал Даниил от Константинополя до Иерусалима и обратно; наконец, в виде приложения, помещает рассказ»о свете святым, како сходит с небесе к гробу Господню». Второй [237] представляет собой сухой перечень достопопримечательностей Константинополя: храмов, мощей, икон и пр., так что есть не описание в собственном смысле, а лишь путеводитель по святым местам или указатель к их обозрению. Понятно после этого, что он был интересен только для тех, кто отправлялся в Константинополь, и совершенно бесполезен для тех, кто не видел Константинополя; потому он и не читался ими.«Паломник»же Даниила, давая подобное описание палестинских святынь, мог заинтересовать русских и действительно читался охотно, поэтому распространился в большом количестве списков (Произведения канонические — одни были указаны раньше, другие будут указаны при обозрении богослужебного чина в домонгольский период, там же см и богослужебный отдел литературы).
§17. В продолжение домонгольского периода у нас не появлялось еретических сект; упоминаются лишь два еретика, и те не имели успеха и не стояли на русской почве. О первом летопись говорит под 1004 го–дом:«Того же лета митрополит Леонт посади в темницу инока Андреяна скопца, укоряше бо сей церковные законы и епископы и пресвитеры и иноки, и по мале исправися и прииде в покаяние и в познание истины»; о втором же под 1123 годом:«Никита, митрополит киевский, в своем граде в Синелице затвори в темнице злаго еретика Дмитра» [238]. Вот все, что известно об этих еретиках из положительных свидетельств. С очень большой вероятностью можно догадываться, что то были проповедники богомильства, которое в XI–XII вв. сильно распространилось по Болгарии и Греции. Оно проповедовало физический и нравственный дуализм (относительный), тело человека признавало творением Сатанаила, а душу — творением Высочайшего Бога, восставало против обрядовой стороны христианства и против иерархии, проводило аскетические воззрения на плоть и чуждалось брачного сожития. Отголосок всего этого мы находим на Руси. В настоящее время нередко можно слышать в народе мнение о двух царствах — Божием и Сатанином, различение старшего Бога — Саваофа и младшего — Иисуса Христа, мнение о сотворении человеческого тела дьяволом, души же — Богом [239]. В XIV–XVI вв. все это можно было встречать гораздо чаще во множестве апокрифов, или»отреченных»книг, некоторые из которых переходили из Болгарии, и о которых тогда же многие говорили, что они наполнены»болгарскими баснями» [240]. Наконец, и в домонгольский период заметны некоторые, хотя слабые, следы богомильства. Именно, ростовские волхвы на допросе сказали Яну Вышатичу, как они учат о творении человека:«Бог после бани отер свой пот ветошью и бросил ее с неба на землю; сатана воспользовался этим и сотворил человека, а Бог душу в него вложил» [241]; у Даниила Заточника в его Слове проводится крайне суровое воззрение на женщину как сосуд греховный; сам еретик Андреян восстает против иерархии и церковного устройства, как делали и болгарские богомилы. Не удивительно, что все это пришло к нам в домонгольский период из Болгарии, с которой часты были наши сношения и от которой мы принимали книги еще при первых князьях — Владимире и Ярославе Появление переводных апокрифов на Руси восходит именно к данному периоду: в конце XII в у нас уже были»глубинные книги» [242].
§18. В домонгольский период католический Запад старался ввести латинство в России; для этого завязывал с нею официальные отношения и высылал от себя нарочитых миссионеров. Первая попытка была сделана еще до окончательного разделения церквей германским императором Отгоном I. Ревностно заботясь о распространении христианства, особенно между славянами, он прислал в Россию при святой Ольге монаха Адальберта, назначив его с 962 г. епископом русским; но здесь он не был принят и должен был ни с чем вернуться назад. Неудача встретила и папских послов при Ярополке (979 г.), Владимире (986, 988 и 998 гг) и Ярославе I (1054 г) Только при Изяславе I на первых порах папе можно было рассчитывать на успех. Согнанный с великокняжеского стола своими братьями (1073 г.), обиженный польским королем Болеславом, не получив помощи от германского императора Генриха IV, Изяслав отправил своего сына к папе Григорию VII, прося у него заступничества и выражая готовность признать над собой его власть. Со своей стороны, папа в ответном письме обещал содействие. Однако, не дождавшись его и сам возвратив себе престол, Изяслав прекратил переговоры с папой (1077 г) Надежды папы, таким образом, рушились; но преемники Григория не думали окончательно отказаться от них. Они посылали послания на Русь то к митрополиту то к князьям, то ко всему духовенству и народу русскому Известно послание Климента III к митрополиту Иоанну II, побудившее последнего отвечать также посланием (XI в.); известно посольство Иннокентия III к Галицкому князю Роману, замечательнейшему из русских князей XII–XIII в (в 1204 г) Папский легат говорил Роману о превосходстве римского вероисповедания перед греческим, о политической силе папы, обещал от его лица королевский титул и помощь папского меча, если князь примет латинскую веру, но потерпел неудачу. Роман, обнажив свой меч, так отвечал легату»Таков ли меч Петров у папы? Если такой, то он может брать им города и дарить другим; но это противно слову Божию, ибо иметь такой меч и сражаться им Господь запретил Петру. А я имею меч, от Бога мне данный, и пока он при бедре моем, дотоле не имею нужды покупать себе города иначе, как кровию, по примеру отцов и дедов моих, распространивших землю русскую». Тот же Иннокентий III приготовил в 1207 году и, может быть, присылал на Русь послание, показывающее, как далеко простирались замыслы и надежды римского престола. Это послание, адресованное»ко всем архиепископам, епископам, клирикам и мирянам в России», убеждает их воссоединиться с истинной (римской) Церковью, глава которой есть римский епископ — преемник святого апостола Петра, и, разумея взятие Константинополя латинами (1204 г.), замечает:«Греческая империя и почти вся греческая церковь возвратилась к почитанию апостолького престола и смиренно приемлет его повеления; не нелепо ли то, что часть (Русская Церковь) будет разногласить со своим целым (Греческой Церковью) и что один член будет отделяться от всего тела?«В таком же духе, но только с более дерзкими надеждами, писал послание»ко всем князьям России»и Гонорий III в 1227 году:«Радуемся о Господе, — говорит он, — что, как дошел до нас слух, вы готовы совершенно отказаться от всех заблуждений, в которые впали», т. е. православия; далее утверждает князей русских в этом намерении и предлагает им прислать грамоты и верных послов в Рим, если действительно хотят соединиться с ним, наконец, под угрозой разразиться гневом, требует от них, чтобы они жили в мире с ливонцами и эстонцами, принявшими латинство. От самого конца домонгольского периода известно еще послание Григория IX к Владимирскому великому князю Юрию Всеволодовичу (1231 г.), где он склоняет князя к союзу с римским престолом и догматическими доводами, и политическими, говоря о своей власти в церкви в качестве преемника святого Петра и обещая оказать свою милость и благоволение.
