Александр Лопухин - Толковая Библия. Том 5

Уверенный, что от судьбы других людей зависит и его судьба, он всячески содействует их благополучию, щедро раздавая свое имущество (11:1-2[50]).

Таковое состояние духа, когда человек, всецело вручив себя Божественному провидению, безмятежно наслаждается жизнью, спокойно и благополучно перенося все посылаемые ему испытания, и есть единственно возможное для него счастье, его Tob. Но это счастье не полное, оно не может вполне удовлетворить вложенному в человека стремлению к вечному счастью (3:10-11[51]). Ithron недостижимо. Все суета и томление духа. Вот результат, к которому пришел Екклезиаст. С его учением о шеоле[52], с его неопределенным представлением о суде Божием, с его полным незнанием воскресения мертвых Екклезиаст не мог придти к иному выводу. Он искал совершенного счастья "под солнцем", т.е. в пределах земного бытия, но там его не могло быть.

Ниже можно изложить одну из версий (небесспорную, конечно) о происхождении и времени написания Книги Екклезиаста.

Книга Екклезиаста в надписании своем (1:1) усвояется Соломону. Но само по себе надписание книги не решает окончательно и безусловно вопроса о ее писателе. В древности было в обычае воспроизводить мысли и чувства замечательных исторических лиц в разговорной или поэтической форме. Это было своего рода литературным приемом, особой литературной формой, в которой автор, заботясь о тожестве духа, а не о тожестве буквы, брал из истории лишь общую мысль, подвергая ее самостоятельной разработке. Пример такого своеобразного изложения речей пророческих, можно находить в книгах Царств и Паралипоменон. Некоторые особенности книги Екклезиаста убеждают в том, что и в ней мы имеем дело с подобным литературным приемом.

Прежде всего язык книги с несомненностью показывает, что она явилась уже после плена вавилонского, когда еврейский язык потерял свою чистоту и получил сильную арамейскую окраску. Книга Екклезиаста переполнена арамеизмами даже в большей степени, чем книги Ездры и Неемии и другие послепленные произведения, заключает в себе множество отвлеченных и философских выражений и даже имеет кое-что общее с талмудическим словоупотреблением (см. особенности языка у Кейля Bibl. comment. ub. d. poet. B. A. T. IV B; 5 197-206 и М. Олесницкого, Книга Екклезиаста, стр. 156-157).

Прав один исследователь, сказавший, что если бы Соломон написал книгу Екклезиаста, то не было бы истории еврейского языка. Во всяком случае тогда нельзя было бы усвоять Соломону книгу Притчей. И в самом содержании книги мы найдем немало признаков ее позднейшего редактирования. Екклезиаст говорит о себе: Я был царем над Израилем в Иерусалиме (1:12). По 2:3-9[53] представляется, что Соломон предавался винопитию и разнообразной созидательной и накопительской деятельности ради философских экспериментов по идеальным мотивам. Говоря о религиозных недостатках современного общества, наша книга совершенно умалчивает об идолопоклонстве, а отмечает фарисейское, бездушное исполнение обрядов (4:17[54]; 5:1[55] и д.) Имеено в расцвет правление Соломона приходится максимальное прославлени Бога-Вседержителя, о котором часто говорит пророк Малахия. Непонятно для времени Соломона и предостережение от составления и чтения многих книг (12:12[56]). Самое содержание книги, жалобы на суетность всего, общее чувство неудовлетворенности, увещание не поддаваться мрачному унынию, довольствоваться немногим в жизни. Этим вероятно выражается общее недовольство послепленного времени, общее утомление в постоянной борьбе с тяжелыми политическими и социально-экономическими условиями жизни. Не говори, отчего это прежние дни были лучше нынешних, наставляет Екклезиаст. Ни в одну эпоху это так часто не говорилось, как после плена. Все это побуждает признать, что книга Екклезиаста отредактирована лицом, жившим в послепленное время. Уже м. Филарет допускал некоторое сомнение в принадлежности ее Соломону. "К сожалению, писал он, обращение Соломона не столь достоверно, как его заблуждение. Книга Екклезиаста по-видимому есть памятник его покаяния" (Начерт. церковно-библ. истории. Изд. 9. стр. 230-231).

Как видно из содержания книги и из исторических обстоятельств ее появления, цель, какую ставил себе ее писатель, состояла в том, чтобы утешить впадавших в уныние современников, с одной стороны, выяснив суетность и тленность всего земного, с другой стороны, указав средство и при существовавших тяжелых условиях создать более или менее сносное существование. Это средство заключалось в том, чтобы жить, трудиться, наслаждаться всякими доступными радостями, ежеминутно, так сказать, ощущая свою зависимость от Божественного провидения и в нем почерпая для себя источник нравственного мужества и душевного спокойствия. Такая задача книги, как и все ее содержание, вполне согласное с богооткровенным ветхозаветным учением, не дают никаких оснований сомневаться в каноническом достоинстве книги.

1. Сравнивая надписание книги Притчей и книги Екклезиаста, некоторые толкователи не без основания находят в последней признаки несоломоновского происхождения. Не совсем понятно, почему Соломон не назван здесь своим собственным именем, как это в книге Притчей, если бы действительно он был писателем книги Екклезиаста. Не выступает ли здесь исторический Соломон простым символом, как и самое имя Когелет?

Мало понятно также выражение царя в Иерусалиме. В исторических книгах Соломон называется обыкновенно царем израильским (напр., 4 Цар. 23:13[57]; 3 Цар. 4:1[58] и др.), но никогда просто царем в Иepyсaлиме. Последнее выражение указывает по-видимому на то время, когда Израиль перестал составлять самостоятельное царство и не имел уже своего царя в Иерусалиме.

Суета сует. Евр. hebel от халдейского habal — дымиться, испаряться значит: дым, пар, дыхание, в переносном смысле: ничтожество, бесполезная вещь, тленность, суетность. Этим именем называются языческие боги (Второз. 32:21[59]; Иер. 14:22[60]), как не приносящие никакой пользы человеку (Иер. 16:19[61]), всякая бесполезная вещь, тщетное, напрасное действие (Исаии 30:7[62]; 49:4[63]), фантастические мысли (Пс. 93:11[64]), безрадостная, скорбная жизнь (Иов. 7:16[65]). Выражение "суета сует" указывает на высшую степень ничтожности, бесполезности. Ничтожным по Екклезиасту является все. Но в 3 и след. стихах это "все" ограничивается существующим и происходящим "под солнцем", т.е. в пределах земного, конечного бытия. Да и в этом случае понятие суетности у Екклезиаста нуждается в некотором ограничении. Все вещи и явления по планам провидения имеют свои цели, осуществляя которые оне не могут быть признаны бесполезными, ничтожными (ср. 3:11: все соделал Он прекрасным в свое время). Ничтожными они являются в сознании Екклезиаста лишь в отношении к той цели человеческих стремлений, которая заключается в достижении совершенного, абсолютного счастья — Ithron.

По отношению к этой цели все в мире ничтожно, бесполезно, тщетно. Ничто не в состоянии дать человеку непреходящего счастья.

Что пользы человеку. Еврейское слово Ithron в библии ни paзу ни встречается. По мнению гебраистов оно значит: остающееся, непреходящее. Блаженный Иероним вопрос 3 стиха передает словами: quid superest, т.e. что остается? Григорий Нисский выражает его еще яснее: "какое из видимых благ пребывает всегда тем же?" Словом Ithron таким образом обозначается счастье постоянное, устойчивое, вечное — в отличие от счастья временного, скоропреходящего, призрачного. Свой вопрос, приводят ли к какому-либо прочному счастью все усилия людей, Екклезиаст оставляет здесь без ответа. Но этот ответ был уже дан самым решительным образом во втором стихе, в признании суетности всего.

Невозможность прочного человеческого счастья выражается уже в неустойчивости и постоянной смене человеческих поколений при неизменности и прочности неодушевленной природы. "Что суетнее той суеты, говорит блаженный Иероним, что земля, созданная для людей, пребывает, а сам человек, господин земли, мгновенно распадается в прах?"