Среди тем, которые затрагивает преп. Феодор, выделим вопрос об отношении к Римской кафедре и о возможности насилия или государственного принуждения в делах веры, и в особенности наказания смертью еретиков. Если путь к признанию святости преп. Феодора и его заслуг перед Церковью в Византии был отнюдь не гладким, то «совсем иначе дело обстояло на Западе. Римская курия достаточно рано предприняла рецепцию наследия Феодора и попыталась представить его в качестве одного из немногих византийских клириков, принимавших примат папства. Уже после 869–870 годов, благодаря переводам Анастасия Библиотекаря, отдельные труды и личность настоятеля Студийского монастыря стали известны на латинском Западе. При этом уже Анастасий особенно подчеркивал тот факт, что Феодор неизменно сохранял общение с папой Римским (qui cum semper in apostolicae sedis communione persisteret). Впоследствии Феодор был канонизирован Римом, что выделило его из всего лика святых, прославившихся в борьбе за иконопочитание. При этом предпринимались попытки истолковать его письменное обращение к Римской кафедре в те времена, когда он рассорился с константинопольскими патриархами, а также содержащиеся в этих письмах формулы вежливости таким образом, как если бы Феодор тем самым соглашался с приматом папства. Фактически же дело обстояло иначе, так как из его работ без труда можно понять, что он постоянно настаивал на пентархии[19]. Разумеется, он вполне отдавал себе отчет в том, что Иерусалимский, Антиохийский и Александрийский патриархаты в его время играли лишь подчиненную роль, по причине своей слабости в сомнительных случаях занимая позицию Константинопольского патриархата. Поэтому когда Феодор оказался в конфликте с константинопольскими патриархами, ему по сути дела не оставалось иного выбора, кроме как обратиться за поддержкой к Риму. Это не было связано с безусловным принятием примата папства. Идею признания Феодором примата папства с готовностью подхватили католические историки Церкви в раннее Новое время; благодаря им эту идею унаследовали и [некоторые] новейшие историки»[20] за рубежом. По словам Доброклонского, сам же «преп. Феодор Студит, выражая свое уважение к Римской кафедре, величая Римского епископа высокопарными эпитетами и обращаясь к его суду, однако был далек от того, чтобы усвоить ему верховную власть во Вселенской Церкви и желать подчинения ему восточных патриархов. Признавая установившееся старейшинство между ними, он всех их называл главами церквей, считал их равными между собой во власти, как и апостолов, усвояя Самому Иисусу Христу верховное главенство над ними, всем им сообща он приписывал высший суд о Божественных догматах, присутствие или представительство всех их одинаково считал важным для вселенского авторитета соборов»[21].
Касаясь вопроса о еретиках, французский ученый Альберт Тугар указывает, что воззрения преп. Феодора относительно данного вопроса могут оказаться некоторой неожиданностью для мирского сознания: «Любопытно узнать, что этот муж, претерпевавший гонение много раз в своей жизни от еретиков, сам считает по поводу насильственного принуждения по отношению к еретикам следующее: “Церкви Божией, как говорит Студит, несвойственно мстить за себя бичеваниями, изгнаниями и темницею. Ведь церковный закон никому не угрожает ни ножом, ни мечом, ни бичом, ибо гласит: все, взявшие меч, мечом погибнут (Мф. 26:52)” (письмо 94). Это письмо современные издатели могли бы озаглавить словами: Еретиков следует убеждать, а не убивать»[22]. В этой позиции, по словам А. Тугара, проявляется особая терпимость преп. Феодора, сближавшая его по духу с такими отцами и учителями Церкви IV века – эпохи победившего христианства, как свв. Афанасий Великий, Василий Великий, Григорий Богослов, Иларий Пиктавийский, Амвросий Медиоланский, и в особенности со свт. Иоанном Златоустом[23]. Ересь для преп. Феодора – зло, отчуждающее от Церкви и от Бога, но насилие и уж тем более смертная казнь за религиозные убеждения – вещь недопустимая: «Начальствующие над телами имеют право наказывать виновных в преступлениях, касающихся тела, а не тех, кто виновен в делах душевных, ибо это принадлежит управляющим душами, которых наказания суть отлучения и прочие епитимии… даже блаженнейшему патриарху нашему мы дерзновенно сказали, что Церковь не мстит мечом, и он согласился с этим; императорам же, совершавшим убийство, мы сказали – первому: “Не угодно Богу такое убийство”, а второму, требовавшему одобрения на убийство: “Прежде пусть снимут мою голову, нежели я соглашусь на это”. Таков ответ от нас, грешных» (письмо 455). Остается лишь дивиться, как однобоко воспринимали наследие преп. Феодора Студита средневековые католики, превознося его за очевидные похвалы в адрес Римского епископа и Римской церкви и не замечая другие его высказывания, в которых звучит отчетливый глас Истинной Церкви против последующей католической инквизиции.
При работе над письмами в нашем издании преп. Феодора использовались новейшее критическое издание писем святого отца, осуществленное Георгом Фатуросом (Theodori Studitae Epistulae / Recens. Georgios Fatouros. Corpus Fontium Historiae Byzantinae. Vol. 31. Pars I–II. Berolini: Novi Eboraci, 1992)[24] и фундаментальный дореволюционный труд А. П. Доброклонского (Доброклонский А. П. Преп. Феодор, исповедник и игумен Студийский: В 2 ч. Одесса, 1914).
В дореволюционном издании писем преп. Феодора Студита[25] перевод был сделан с издания писем в 99-м томе «Греческой патрологии» Ж. П. Миня[26] (книга I – 57 писем; книга II – 221 письмо), дополнен 296 письмами из издания Анджело Маия[27], часть которых, впрочем, совпадала с письмами из «Патрологии» Миня. Фатурос помимо изданных Минем и Маием 554 писем поместил в своем издании тексты еще шести писем и заглавия четырех писем. Письмо 555, написанное игумену и братии монастыря св. Саввы в Палестине, и последующее 556-е («Чаду Григорию») касаются так называемой михианской ереси и были написаны предположительно в 809–811 годах. Письмо 556 было найдено лишь в XX веке в кодексе Vaticanus graecus 712 XIII века[28]. По смыслу оно связано с 48-м письмом «Чаду Афанасию», одним из ярчайших сохранившихся «антимихианских» произведений преп. Феодора, в которых тот повествует о гонениях на студитов и обозначает свою принципиальную позицию. Как видно из текста 48-го письма, студит Афанасий (близкий к преп. Феодору ученик) усомнился в необходимости столь строгой позиции святого отца и стал склоняться под давлением «михиан» к «прелюбодейной икономии». Тот же факт преп. Феодор упоминает и в 556-м письме. «В этом послании преп. Феодор упоминает о двух письмах с критикой в свой адрес: одно из них – письмо Афанасия (разбираемое в письме 48-м), другое – “от нашего отца”, то есть от преп. Платона, который, судя по всему, стал менее несгибаемым в отношении “прелюбодейного собора”. Так как он не сделал ничего, кроме как повторил слова архиепископа Иосифа и монаха Калогира (чьи имена были обозначены буквами “бета” и “гамма”), то и они, возможно, поколебались. И это совершенно неожиданно, так как Платон, Иосиф и Феодор были заодно в своем противостоянии и равным образом пострадали. В 809 году все трое были отправлены в ссылки в разные места»[29]. Данное письмо показывает, что и святые проявляли человеческие слабости под жесточайшим давлением своих собратьев по вере, но преп. Феодор даже в этих обстоятельствах демонстрировал несгибаемую твердость. Преп. Платон и студит Афанасий в своих письмах утверждали, что в случае прощения эконома Иосифа и связанного с этим событием собора не возникло никакой ереси и что Феодор своим гневным протестом только способствовал тому, что среди братии возник раскол и разлад, так что одни говорят о ереси, а другие только о попрании церковных канонов. В ответ на это Феодор, при помощи брата Евпрепиана, составил апологию своих взглядов, которую подкрепил цитатами из Библии и из писаний отцов Церкви. Но поскольку многие из братии тем не менее не желали говорить о ереси и поскольку Феодор опасался разделения, то он, в подражание отцам Церкви и из соображений икономии, предложил компромиссное решение, которое сформулировал следующим образом: «Поскольку среди вас возникло разделение, я из соображений икономии предлагаю следующее решение. Тот, кто не желает говорить о ереси, может, в пользу единодушия, этого не делать; причем условием остается не иметь общения (с михианами) и не изъявлять готовности к компромиссу. С другой стороны, мне позволяется в данном случае вести речь о ереси, поскольку я имею убеждение в этом, несмотря на тот факт, что наши противники упрекают нас в отсутствии единодушия. В конце концов, раскол Церкви, по словам Златоуста, ничуть не меньше ереси».
Письма 557–559 признаны Г. Фатуросом неподлинными по следующим основаниям. Письмо 557 представляет собой попытку позднейшего почитателя св. Феодора подражать стилю его речи, автор буквально списал значительную часть текста письма 423 к св. Никифору. Стиль письма 558 сильно напоминает эпистолярный стиль эпохи Палеологов (XIII–XV вв.), что свидетельствует о неподлинности этого послания. Письмо 559 не принадлежит руке св. Феодора, поскольку последний никогда не писал к находящимся в изгнании, не упоминая при этом о преследованиях и о борьбе с иконоборцами[30]. Впрочем, последний аргумент Фатуроса выглядит малоубедительным. Письмо 559 «К некоторым святым, пребывающим в изгнании» представляет собой послание ободряющее и вдохновляющее на радостное и исполненное небесной надежды продолжение подвига терпения гонений.
