Согласно хронологии И. Озэрра, Симеон родился в 949 году по Р. Х. [5] Согласно другой хронологии, предложенной греческим патрологом П. Христу, дата рождения Симеона — 956 год [6]. Место рождения Симеона — селение Галати в Пафлагонии. Родители Симеона, Василий и Феофана, были богатыми и влиятельными провинциальными аристократами. С одиннадцатилетнего возраста Симеон жил со своим дядей в Константинополе, где тот занимал видный пост при императорском дворе. Симеон обучался в «грамматической» (средней) школе, изучал тахиграфию (скоропись) и выработал, по свидетельству Никиты, прекрасный почерк, но отказался продолжить «внешнее образование» в риторике и философии [7].
По словам Никиты, юный Симеон отказался от чести быть представленным братьям–императорам Василию и Константину Порфирородным и предпочел остаться в тени [8]. Тем не менее он был возведен в ранг спафарокубикулария и сделан членом синклита (государственного совета), почему и провел несколько лет при императорском дворе [9]. В одном из Гимнов Симеон так говорит о своей юности:
Родители не питали ко мне естественную любовь. Братья и друзья мои все насмехались надо мною… Сродники, посторонние и мирские начальники Тем более отвращались от меня и не выносили видеть меня, Чем более [хотели] погубить меня со своими беззакониями. Часто я безгрешно желал славы, Но не нашел еще ее в настоящей жизни… Сколько раз желал я, чтобы люди любили меня, [И чтобы] я имел с ними близость и откровенность, Но из благомыслящих никто не выносил меня. Другие же, напротив, желали видеть и знать меня, Но я убегал от них как делателей зла… Добрые избегали меня из‑за [моего] внешнего вида, Злых же я избегал по собственному произволению[10].
Очевидно, что при всем своем внешнем благополучии, Симеон очень рано испытал большие внутренние страдания из‑за одиночества, отсутствия друзей и своей неспособности удовлетвориться земными благами. Ранняя неудовлетворенность жизнью в миру побудила Симеона к чтению духовной литературы и к поискам святого человека, который стал бы его учителем. Это устремление Симеона не встретило одобрения окружающих, которые наперебой утверждали, что «ныне нет такого святого на земле» [11]. Однако Симеон продолжал поиск духовного отца, и в конце концов его усилия увенчались успехом. Заметим попутно, что полемика с теми, кто утверждал, что в его время невозможно достичь святости (таковых Симеон именовал «новыми еретиками») [12], стала одной из главных тем его позднейших сочинений.
Встреча с монахом Константинопольского Студийского монастыря, Симеоном Благоговейным [13], который стал духовным отцом юного Симеона, оказалась решающей. Симеон Благоговейный был пожилым иноком; он не имел священного сана, но обладал глубоким духовным опытом: в его лице Симеон–младший обрел того, кого долго искал. Юный Симеон так любил своего учителя, что почитал его за святого и считал себя недостойным прикоснуться к его одежде или поцеловать место, где тот стоял во время молитвы [14].
Однажды старец дал ему на прочтение книгу преподобного Марка Подвижника (около V в.), в которой его особенно поразили три мысли — о необходимости следовать голосу совести [15], исполнять заповеди Божий ради стяжания «даров Святого Духа» [16] и искать внутреннего духовного гнозиса, который приобретается через молитву [17]. Юный Симеон принял слова святого Марка как руководство к немедленному действию. Он начал во всем слушаться голоса совести, исполнять заповеди Христовы и усердно молиться. Каждый вечер он, следуя внутреннему голосу, увеличивая свое правило: его молитвы стали продолжительными, внимательными и усердными, часто они сопровождались слезами. Именно в это время, стоя на ночной молитве, Симеон получил свое первое мистическое откровение, которое он описывает в 22–м Огласительном Слове, говоря о некоем Георгии, но имея в виду самого себя [18]: Однажды, когда он стоял и произносил «Боже, милостив буди ми, грешному» скорее умом, чем устами, внезапно явилось сверху обильно Божественное осияние и наполнило все место. Когда это произошло, юноша перестал сознавать себя и забыл, был ли он в доме и находился ли под крышей. Ибо отовсюду видел он только свет… Всецело пребывая в нематериальном свете и, как казалось, сам сделавшись светом и забыв обо всем мире, он преисполнился слез, несказанной радости и ликования. Потом на небо взошел ум его и другой свет увидел — ярче того, который был поблизости. Неожиданно явился ему, стоя близ того света, вышеупомянутый святой и равноангельный старец… [19] Когда видение кончилось, юноша пришел в себя, и вскоре возгласил петух: ночь прошла незамеченной [20].
Несмотря на такое явное видение свыше, Симеон' еще довольно долго оставался в миру: период между первым посещением света и вступлением в монастырь он считал годами своего духовного падения [21]. В одном из Гимнов Симеон говорит об этих годах в выражениях, весьма необычных для автобиографической литературы: Я был убийцей[22] — слушайте все!.. Я был, увы мне, и прелюбодеем в сердце, И содомитом на деле и в произволении. Я был блудником, магом и деторастлителем, Употребителем клятв и стяжателем, Вором, лжецом, бесстыдником, похитителем — горе мне! — Оскорбителем, братоненавистником, преисполненным зависти, Сребролюбцем, наглецом и совершителем Всякого другого вида зла. Да, поверьте, я говорю об этом правду Без притворства и без лукавства![23]
Подобных признаний мы не встретим даже в таких произведениях, как «Исповедь» Блаженного Августина. Понимать ли слова Симеона в буквальном или переносном смысле? Очевидно, что буквальное понимание в данном случае невозможно, хотя сам он и настаивает на его необходимости: «Если кто заподозрит, что я, может быть, написал ложь, подай ему прощение как Милосердный, ибо, не сознавая Твоего долготерпения, Спаситель… и услышав о непристойности дел моих, он справедливо вынес такое суждение, говоря: «Если справедливость безнаказанным оставила его, значит, нет суда!»«[ [24] Позднейшие комментаторы Симеона склонялись к тому, чтобы воспринимать его слова из 24–го Гимна в переносном смысле: «Виждь глубину смирения этого святого… — пишет комментатор XIII века [25]. — Ибо говорит он это, желая… в смирении сохранить в себе благодать Святого Духа» [26]. Как бы там ни было, ясно, что Симеон в молодости вел мирской образ жизни, хотя и не порывал общения с духовным отцом. Ему он и обязан своим окончательным исходом из мира.
Симеону было около двадцати семи лет, когда он поступил послушником в Студийский монастырь [27]. Позднее он опишет свой исход в ярких красках, рассказывая о том, как старец, подобно Моисею, вывел его из египетского плена: И сказал он: «Подойди, чадо, я отведу тебя к Богу». Я же от великого неверия ответил ему: «Какой знак покажешь ты мне, чтобы убедить меня?«… «Огонь, — сказал он, — разожги великий, дабы я вошел в него, И если не останусь неопаленным, не следуй за мною!» Слово это поразило меня, я сделал приказанное, И разожжено было пламя, а он встал внутрь [него]. Целый и невредимый, он и меня приглашал [туда]. «Боюсь, владыко, — сказал я. — Я — грешник». Он вышел [из огня], подошел ко мне и облобызал меня. «Чего ты боишься, — сказал он мне, —отчего ужасаешься и трепещешь? Велико и страшно это чудо,[но] ты большее этого увидишь». «Я в исступлении, — сказал я. — Господин, приблизиться не дерзаю к тебе… Ибо я вижу, что ты человек, превосходящий человека, И не дерзаю смотреть на тебя, которого огонь почтил». Привлекши меня ближе, он обнял меня И снова облобызал меня лобзанием святым… [28] Что это: аллегория или рассказ о действительном событии? Подобные рассказы встречаются в житиях некоторых святых [29]. Во всяком случае, Симеон младший немедленно последовал за наставником: «Скорее! Бежим! — [сказал Моисей] — Так повелевает Бог!..» «Пойдем, господин, — сказал я, — я не разлучусь с тобою…» [30].
Вступив в братию Студийской обители, Симеон ревностно предался аскетическим подвигам. Однако ему не суждено было долго пробыть в Студийском монастыре: игумена и братию смущала его, на их взгляд, чрезмерная привязанность к старцу Симеону Благоговейному. Отношение Симеона–младшего к Симеону–старшему было основано на полном послушании: он прислуживал своему учителю и не смел ни шагу сделать без его указания [31]. Игумен неоднократно высказывал пожелание, чтобы юный послушник отказался от руководства своего старца, но Симеон не соглашался на это, результатом чего стало его изгнание из монастыря [32]. Покинув Студийскую обитель, Симеон поступил в монастырь святого мученика Мамаса в Константинополе [33], где был пострижен в монашество. Вот как Никита описывает жизнь Симеона в обители святого Мамаса: Он посвящает себя совершеннейшим деланиям добродетели и, все прочее оставив, предается только молитве, безмолвию и изучению Божественных Писаний и совершенным образом соединяется с Богом в созерцании света… Пищей же его ежедневной был животворящий Хлеб, которым он совершенно очищался, честная Кровь Христова, овощи и семена. Сохраняя ими жизнь тела своего, ничего другого во все дни недели, кроме воскресенья, он не принимал. В праздничные дни он участвовал в общей трапезе братии, опустив лицо и [пребывая] в непрестанном сокрушении, после чего, поблагодарив, восставал со всеми, убегал в келлию, запирал дверь свою и вставал на молитву. Затем, немного почитав, он принимал немного отдыха, преклонившись к земле, ибо не имел ни постели, ни одеяла, ни чего‑либо иного потребного для тела… После чтения он занимался рукоделием, переписывая текст Божественных Писаний: он был великолепным писцом, и всякий, кто видел его письмена, исполнялся радости. Когда ударяли в било [34], он незамедлительно вставал на Божественное псалмопение, и когда совершалось Божественное Приношение (αναφορά)… он предстоял на молитве и со слезами беседовал с Богом, пока священник не возносил хлеб. После сего, исполнившись Божественного огня, он принимал Пречистые Тайны и тотчас молча удалялся в келлию свою [35].
