Размышляя о воздержании, о самоотречении подвижника, мать Арсения задается вопросом: «Отречься от себя? Но что такое я? Себя познать как следует, увидать всю нечистоту своей души, всю ее страстность, всю немощь — вот в чем заключается задача всей жизни для тех, кто искал спасения». Однако истинное самоотречение доступно лишь при наличии правильной цели, и цель эта — высока. Этому учил своих учеников Сам Господь: «Он учил их отречению от всего, от себя главным образом, даже до отвержения души своей. Это отречение необходимо нужно, потому что в душе нашей так много нечистоты, страстей, противных духу Христову, что без отречения от них невозможно общение со Христом. Это отречение от себя возможно только тогда, когда есть цель, для которой мы можем отрекаться от себя, отвергать свои страсти. Цель эта — любовь к ближнему. Чтобы исполнить долг любви к ближнему, необходимо оставить себя, отречься от души своей. Любовь эту Господь указал, и словом и примером, как проходить. Он учил прощать врагам, иметь милосердие к немощным, не осуждать грешных, жертвовать собою для пользы ближних. Эту заповедь о любви к ближним невозможно исполнить без отречения от пристрастий к земным благам. Можно отречься от себя, можно все уступить ближнему только тогда, когда будем искать вечной жизни, когда будем стремиться возлюбить единое вечное, неизменное Благо, единое полное Совершенство — Бога»{27}.
{98}
В кратком виде учение о воздержании излагается в трудах прп. Никодима Святогорца[18]. Святой отец указывает две причины порабощенности ума чувственными похотениями. Первая и главная — грехопадение Адама, вследствие чего все существо человека пронизано страстностью. Вторая заключается в том, что человек во все детские годы, по несовершенству разума, не способен руководить чувствами. Примерно до 15-летнего возраста чувства всецело управляют развивающимся умом: «глаза привыкают пристрастно смотреть на красоту телесную, уши услаждаются приятной мелодией, нос привыкает обонять сладость ароматов, язык и уста стремятся к изысканным кушаниям, кожа привыкает к осязанию мягких и приятных для тела одежд. И как после этого убедить человека, что не в этом состоит истинная радость, что это не духовное услаждение, а плотское, животное?» Ум, с детства воспитанный под властью чувств, «оказывается скованным, как железными оковами, этими пятью чувствами. Ум страдает оттого, что, будучи сотворенным царем над телом, стал рабом ему, и все же волей-неволей склоняется к услаждению чувств». Но и это еще не все: «сам сатана, который является господином всех телесных похотений, щекочет и ум, и сердце, и все чувства».
Миновав детский возраст, ум обретает зрелость и «узнает из Священного Писания и от святых отцов, что есть иное, сродное ему — не плотское, а духовное — наслаждение». Ум нормального человека не может мириться с создавшимся положением: «он, будучи боголюбивым по природе, не вынесет того, что чувства тела, в котором он обитает, порабощены страстями, что и сам он порабощен и из господина и царя стал рабом и пленником». Ум теперь всей своей силой, при содействии благодати Божией, стремится искоренить многолетние привычки, избавиться от тирании страстей. Каким же образом возможно освободить чувства и подчинить их уму? «Когда какой-нибудь царь хочет без труда захватить город, окруженный стенами, он лишает его жителей всех источников питания и через это вынуждает их сдаться. Подобное средство использует и ум в борьбе с чувствами: он урезает понемногу у каждого из них привычные им похотения». Необходимо «овладеть своими пятью чувствами, предоставляя им только потребное для телесных нужд и отсекая все лишнее и приводящее к услаждению».
{99}
Начиная брань, «необходимо пресечь воззрение глаз на красоту телесную, приводящую душу к неподобающей страсти… Услышь, что говорит Иов: Завет положих очима моима, да не помышлю на девицу (Иов. 31:1). К соблюдению зрения приложи все свое внимание, поскольку это чувство подобно вору: скоро захватывает ум, так что во мгновение ока от страстного взгляда запечатлевается в памяти образ кумира, им услаждается душа и его вожделевает сердце, — и человек грешит, как сказал о том Господь: всяк, иже воззрит на жену ко еже вожделети ея, уже любодействова с нею в сердце своем (Мф. 5:28)… Всеми признана та истина, что от воззрения рождается похотение и наоборот: где не было воззрения, там и не возникает похотения, как о том пишет Сирах: Блуд женский в возвышении очес (Сир. 26:11)… Блюди же тщательно глаза твои, поскольку идолы зрения глубже, чем идолы, возникающие от действия других чувств, запечатлеваются в памяти, что мы и по опыту знаем: образы, запечатленные в воображении от других чувств, легче изглаживаются, а образы зрительные остаются в течение продолжительного времени, так что и со многими трудами мы не в состоянии бываем от них избавиться: если мы бодрствуем, они не перестают нападать на нас, а если спим, являются нам в сновидениях, и так мы с ними вместе и стареем, и умираем».
На примере из «Отечника» можно понять, «как опасно оставить блуждать глаза свои», как надобно хранить зрение, ибо чрез него «входят во множестве разбойники и овладевают душой твоей». Как сказывается, «однажды авва Исидор отправился в Александрию, чтобы повидаться с патриархом Феофилом, а когда он вернулся, собрались отцы скита и спросили: „Как мир, авва? Что делают люди?“ А он ответил: „Я не видел человеческого лица, кроме лица патриарха, ибо принудил себя не смотреть на людей“. И все подивились его воздержанию»[19].
Надлежит также хранить и слух. «По известной легенде, Одиссей заткнул уши воском, чтобы не слышать сладких песен сирен и не погибнуть… Потому и Ксенократ учил юношей носить затычки в ушах, чтобы сохранять свой слух от развращенных и неподобных бесед… Чувство вкуса хотя и является четвертым в перечне физиологов, но по силе влияния на человека есть первейшее среди других… Согласно св. Григорию
{100}
Синаиту, существует три степени удовлетворения голода: воздержание — когда после еды остается еще чувство голода; доволь — когда не испытываешь голода; и сытость — когда отягощаешься немного… Свт. Василий Великий советует юным не только не насыщаться вдоволь, но и не есть досыта… Сохраняя гортань от многоядения, храни ее и от осуждения, срамословия и празднословия, помня, что за каждое праздное слово мы дадим ответ на Страшном Суде (Мф. 12:36)… Блюдись также и от смеха… как уготовляющего вечный плач, и возлюби плач — как виновника нескончаемой радости». Не забывай и о том, что «осязание побуждает нас носить мягкие и шикарные одежды… искать и мягких постелей, что разнеживает тело, удлиняет сон и разжигает похоть… Блюди все свои чувства, поскольку они подобны дверцам, через которые в душу входит или смерть, или жизнь».
Что особенно важно: «Живущие в миру среди соблазнов должны иметь большее внимание к себе, чем отшельники, для которых их уединение служит стеной, ограждающей от неприличных сцен, от пошлых разговоров и всякой другой скверны, так что отшельники подобны сражающимся из укрытий, а ты сражаешься с врагом в открытую, лицом к лицу, и пули летят со всех сторон, — везде ты встречаешь поводы ко греху… Поскольку ты находишься у пропасти, то, как только по небрежности расслабишь одно из своих чувств, близок ты к погибели, а потому изо всех сил блюди их… Всякое зло и страсть входят в душу посредством чувств. И если не хранить чувств, то невозможно уничтожить страсти».
От начала «ум был создан простым и безо́бразным по образу и подобию (Быт. 1:26) Простого и Безо́бразного его Творца. Так что в противоположность внешним мудрецам, которые обучают свой ум разным идеям и знаниям о природе и человеке, вся борьба и забота подвижников состоит в освобождении своего ума от всяких образов, форм и идей, какие в нем запечатлелись, так чтобы ум стал безобразным и через эту свою простоту соединился с Богом и вернулся в свое первое младенческое состояние, о котором говорит Господь: Аще не обратитеся и будете яко дети, не внидете в Царство Небесное (Мф. 18:3)».
Наша способность воображения — это своего рода экран, на котором воспроизводится все, что мы видели, слышали, чувствовали, осязали, все впечатления всех пяти чувств. Потому насколько важно хранить внешние чувства от страстных впечатлений, настолько же «нужно беречь и внутреннее чувство, то есть воображение, не позволяя ему представлять ни страстные образы, какие видели глаза, ни неуместные слова, слышанные нами, ни благоухание, какое обоняли, ни изысканные блюда, которые вкушали уста, ни страстные прикосновения, какие ис
{101}
