Здесь принуждают меня положить конец слову и телесная немощь и вечернее время, хотя для любителей слушания и мог бы я присовокупить еще много достоудивительного о морских произведениях, о самом море: как вода отвердевает в соль, как многоценный камень коралл в море бывает травой, а когда вынесен на воздух, получает твердость камня, откуда природа в самое малоценное животное — устрицу вложила драгоценный бисер. Чего домогаются царские сокровищницы, то рассыпано на взморьях, при берегах, около диких камней и лежит в оболочках устриц. Из чего морские перья [20] возращают златую волну, цвету которой доселе не умел подражать ни один красильщик? Из чего улитки дарят царям порфиры, который доброцветностью превзошли и полевые цветы?
«Да изведут воды». И что ж из необходимого не произведено ими? Что из многоценного не даровано жизни? Одно сотворено на службу человекам, а другое для того, чтобы он созерцал чудеса творения, иное же для нас страшно, чтобы вразумлять нашу нерадивость.
«Сотвори Бог киты велики» (Быт. 1, 21). Великими названы они не потому, что больше нежели сквилла и мена [21], но потому что огромностью тел равняются с самыми великими горами, а иногда кажутся островами, если всплывают на поверхность воды. И они при такой величине не у берегов водятся и не на взморьях, но живут в так называемом Атлантическом море. Таковы животные созданные нам в страх и в ужас. Но если слышишь, что малейшая рыбка прилпуша останавливает величайшие корабли, при благополучном ветре несущиеся на полных парусах, и что она долгое время держит корабль неподвижным, как будто бы им среди самого моря пущены корни, то и в этой малой рыбке не имеешь ли такого же доказательства о могуществе Творца? Ибо не только Мечи, Пилы, Акулы, Валены и Молотки рыбы страшны, но не менее страшны — жало рыбы пилохвоста, даже мертвой, и рыба пиногорь, потому что они приносят скорую и неизбежную гибель. Таким образом Творец всем хочет приучить тебя к бдительности, чтобы ты в надежде на Бога избегал причиняемого ими вреда.
Но, спасшись из глубин, прибегнем на твердую землю. Ибо чудеса мироздания, одно за другим подавляя нас собою, как бы подобно волнам, частыми и непрерывными притоками, держали слово ваше погруженным в водах. Хотя для меня и то будет удивительно, если мысль наша не встретит на твердой земле еще больших чудес и, по примеру Ионы, не побежит опять к морю. Но мне кажется, что слово мое, увлекшись тысячами чудес, забыло соразмерность, и подверглось одной участи с плавающими по морю, которые, не имея непременных знаков к измерению своего движения, часто не знают, далеко ли уплыли. То же, кажется мне, случилось и с нами, пока слово обтекало творение, мы и не почувствовали множества нами сказанного. Но хотя честное cиe собрание и имеет охоту к слушанию, и для слуха рабов приятно повествование о чудесах Владычных, однако же, здесь введя слово в пристань, подождем дня, чтобы пересказать остальное. Восстанем же все, возблагодарим за сказанное и помолимся об исполнении оставшегося. Да будет у вас и во время принятия пищи предметом застольных бесед как то, чего коснулось слово утром, так и то, что излагало оно вечером; в мыслях о сем застигнутые сном и, почивая, да насладитесь дневным весельем, чтобы можно было сказать вам о себе: «аз сплю, а сердце мое бдит» (Песн. 5, 2), день и ночь поучаясь в законе Господа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
«И рече Бог: да изведет земля душу живу по роду четвероногая и гиды, и звери земли по роду: и бысть тако» (Быт. 1, 24). Вышло повеление, следовавшее по порядку, и земля получила свойственное ей украшение. Там сказано: «да изведут воды гады душ живых», здесь: «да изведет земля душу живу». Неужели земля одушевлена? И правы суемудрые Манихеи, которые и в землю влагают душу? Когда сказал: «да изведет», не значит, что земля износит уже находившееся в ней, но, дав повеление, даровал земле и силу извести. Ибо когда земля услышала: «да прорастит былие травное и древо плодовитое», не сокрытую какую–нибудь в ней траву извела из себя, не таившиеся где–нибудь внизу в недрах ее пальмы, или дуб, или кипарис, пустила на свою поверхность, но Божие слово созидает естество тварей. «Да прорастит земля», да изринет не то, что имеет, но да приобретает то, чего не имеет, поскольку Бог дарует силу действовать. Так и теперь: «да изведет земля душу», не ту, которая уже в ней, но ту, которая дана ей Богом чрез самое cиe повеление. Притом, учение Манихеев само собою обращается против них. Ибо если земля извела душу, то себя оставила она уже лишенною души. Но мерзость их учения сама собою очевидна.
Почему, однако же, водам повелено извести «гады душ живых», а земле — «душу живу»? Потому, как рассуждаем, что естество плавающих причастно, по–видимому, жизни менее совершенной, по самому обитанию своему в грубой воде. И слух у них тяжел, и видят они тупо, потому что смотрят сквозь воду, у них нет ни памяти, ни представления, ни понятия о свычке. Посему слово как бы показывает, что в водных животных плотская жизнь управляет душевными движениями; а в животных, живущих на суше, так как жизнь в них совершеннее, все владычество вручено душе. У большей части четвероногих чувства больше уяснены, представления настоящего изощрены, памятование прошедшего подробно. Посему, как кажется, в водных сотворены одушевленные тела (ибо гады душ живых изведены из воды), в живущих же на суше повелено произойти душе управляющей телом, чтобы обитающие на земле несколько более причастны были жизненной силы. Ибо хотя и живущие на суше животные бессловесны, однако же каждое из них естественным своим голосом выражает многие их душевные состояния, ибо и радость, и скорбь, и знание привычного, и недостаток пищи, и разлуку с пасущимися вместе, и другие многие состояния оно обнаруживает звуком. Водные же животные не только безгласны, но не могут быть ни укрощаемы, ни обучаемы, и ко всякому общению в жизни с людьми неподручны. «Позна вол стяжавшаго, и осел ясли господина своего» (Ис. 1, 31), но рыба не может знать того, кто ее кормит. Осел знает привычный голос, знает дорогу, по которой много раз ходил, а иногда бывает путеуказателем и человеку сбившемуся с дороги, такой же остроты слуха, какая у сего животного, говорят, не имеет ни одно из живущих на суше животных. Какое из морских животных могло бы подражать памятозлобию верблюда, его гневливости и продолжительности гнева? Верблюд, если давно когда–нибудь ударен, долгое время таив гнев, как скоро улучает удобный случай, отмщает за обиду. Слышите жестокосердые, старающиеся укоренить в себе, как добродетель, памятозлобие. Кому вы подобны, когда огорчение на ближнего, как искру, сокрытую в пепле, храните в себе до тех пор, как получив предлог, подобно пламени, распаляете гнев?
«Да изведет земля душу живу». Для чего земля изводит душу живу? Чтобы ты знал различие между душою скота и душою человека. Вскоре узнаешь, как сотворена душа человеческая, а теперь слушай о душе бессловесных. Поскольку, по Писанию, «душа всякаго животнаго кровь его есть» (Лев. 17, 11), а сгустившаяся кровь обыкновенно обращается в плоть, и истлевшая плоть разлагается в землю, то, по всей справедливости, душа скотов есть нечто земное. Итак, «да изведет земля душу живу». Рассмотри связь души с кровью, крови с плотью, плоти с землею, и опять в обратном порядке переходи от земли к плоти, от плоти к крови, от крови к душе, и ты найдешь, что душа скотов есть земля. Не думай, что она старше телесного их состава, и что она пребывает по разрушении тела. Убегай бредней угрюмых философов, которые не стыдятся почитать свою душу и душу пса однородными между собою, и говорить о себе, что они были некогда и женами, и деревьями, и морскими рыбами. А я, хотя не скажу, бывали ли они когда рыбами, однако же со всем усилием готов утверждать, что, когда писали cиe, были бессмысленнее рыб.
«Да изведет земля душу живу». Для чего при обильном течении слова молчал я не малое время, удивляются, может быть, многие. Но внимательнейшим из слушателей, конечно, не безызвестна причина, по которой прервана речь. Из чего же cиe видно? Из того, что они, взглядывая друг на друга и подавая друг другу знаки, обратили на себя мое внимание и привели мне на мысль опущенное мною. Ибо целый род тварей, и притом не маловажный, укрылся от нас, и слово наше едва не простерлось далее, оставив его вовсе неисследованным.
«Да изведут воды гады душ живых по роду, и птицы летающия по земли, по тверди небесней» (Быт. 1, 20). Говорили мы о плавающих, сколько позволило вечернее время, а сегодня перешли к исследованию живущих на суше, но забыты нами птицы, занимающие средину между теми и другими. Посему, по примеру забывчивых путешественников, которые, не захватив чего–либо важного, хотя и много уже прошли пути, опять возвращаются тою же дорогой, и в этом путешественном труде несут достойное наказание за свою нерадивость, по сему, говорю, примеру и нам, кажется, необходимо идти назад прежним путем. Ибо опущенное нами не должно быть презрено, но составляет, как кажется, третью часть живых тварей, так как три рода животных: живущее на суше, летающее и водное.
