Духовник. Я не совсем понимаю тебя.
Неизвестный. Я приведу тебе пример. Однажды я говорил с одним священником о браке и, между прочим, сказал: как странно, что Церковь велит молиться и просить Божьего благословления перед каждым незначительным шагом в жизни человека. Но нет ни одной молитвы перед великим моментом брачной жизни — супружеским соединением. Он замахал руками, засмеялся и сказал: «Вы этак, пожалуй, скажете, что молиться надо и перед совершением низких отправлений». Так относится к «единомыслию телес» не один какой-либо священник, а вся Церковь. С одной стороны, таинство, «благодать», чадородие, любовь, заповедь Божия: «прилепись к жене» и будь единою плотию с ней, великая тайна по отношению ко Христу и Церкви — с другой стороны — «скверна», что-то нечистое, запрещенное исполнять в определенные дни, какое-то «низшее отправление» вместо «тайны». Женщина исполнила то, для чего ей преподана благодать и о чем она молилась в Церкви, молитва ее услышана Богом, она родила ребенка, и за это ей в течение 40 дней запрещается ходить в церковь, и она считается недостойной причащения, как «осквернившаяся»! Церковь в сороковой день молится: «Омый ея скверну телесную и скверну душевную во исполнение четыредесяти дней творяй ю достойну и причащения честнаго тела и крови Твоея». Значит, до этого дня она была недостойна! Почему? Потому, что исполнила заповедь Божию?
В полном соответствии с этой действительностью в церковном отношении к браку создалась и наша действительность. Вы можете любить друг друга самою возвышенною любовью, вы можете чувствовать, что ваша любовь делает вас двоих единым существом, у вас может быть полное единомыслие душ и телес, но по каким-либо внешним причинам вы не можете вступить в брак. Вы живете «невенчанные» — и этого достаточно, чтобы ваша истинная семейная жизнь в любви и единомыслии для Церкви была блуд. Но вот будущий священник, которому к определенному сроку надо «жениться», чтобы иметь право принять сан, едет смотреть себе «невесту». Осматривает одну, другую, третью, как какой-то живой или мертвый инвентарь. Находит наконец «подходящую» для себя. Через некоторое время совершается таинство брака. Он приводит к себе совершенно чужую женщину, которую видит второй или третий раз, которую совершенно не знает и не любит, но они «обвенчаны», и в результате ложе нескверно, все в порядке, то есть совершен «брак», где супружеское соединение не блуд, а «законное исполнение… низших отправлений!»
По учению и общему отношению всех верующих людей, брак — это какая-то «слабость», допускаемая как компромисс, «лучше, чем блуд»… И тот же Апостол, который в одном месте назвал брак тайной во Христе, — в другом месте сказал совсем другие слова: лучше вступать в брак, чем разжигаться, то есть превратил брак просто в какой-то паллиатив блуда. Вполне понятно, что при таком условии брак как таинство и не вошел в жизнь. В самом деле, посмотри с какой легкостью отказываются от него верующие люди. Почему это? Потому что они чувствуют его ненужность. Разве может верующий человек не крестить своего ребенка? Нет! Но жить вне брака — это для него вполне возможно. Потому, что таинства брака в жизни нет. И как только юридическая и бытовая сторона брака потеряла свой смысл — стало очевидно, что в нем нет никакого религиозного содержания. Оно просто не нужно. Не нужно потому, что и по учению Церкви ничего на самом деле в супружеской жизни не менялось, не перерождалось, не освящалось в браке, а как было, так и оставалось скверной. И я стою в полном недоумении, что же такое, в конце концов, таинство брака?
Духовник. Ты не прав во всем, что касается церковного учения. И прав во всем, что касается нашей действительности. В учении Церкви о браке нет никакой двойственности, а в действительной жизни страшное искажение этого учения, создающее подобие какой-то двойственности и в церковном учении. Святость брака признается Церковью безусловно и безоговорочно. Отношение к браку как к скверне осуждено Церковью и названо ересью. Но есть два пути — путь девства и путь брачной жизни. Церковь признает первый более совершенным потому, что он открывает возможность большей близости к Богу. Но такое признание двух путей и предпочтение девства супружеству — совсем не есть «двойственность». И меньшее совершенство в отношении большего совсем не есть «скверна». Ведь то же самое видим мы и в вопросе о жизни вообще. Там тоже есть два пути — монашеский и мирской. И хотя возможно спасение и в монашестве, и в миру, но первый путь выше. Поэтому ты совершенно неправильно понимаешь слова Ап. Павла: «лучше вступать в брак, нежели разжигаться». Здесь вовсе не «паллиатив» против явного блуда. Апостол говорит следующее: есть два пути — девство и брак. Лучше избрать путь девства. Но не все могут идти этим путем. Тогда, встав на путь внешнего девства, можно погибнуть во внутреннем пороке, разжигания похоти При таком положении лучше избрать менее совершенный путь, но тоже святой — путь брака.
Наконец, двойственность усматриваешь ты и в молитвах Церкви в сороковой день. Эти молитвы касаются того первородного греха, который запечатлен в нашем рождении. Это вовсе не есть молитва от скверны брачных отношений, которые благословлены Богом, а молитва от осквернения действующего в нас первородного греха, который мы все же несем и который запечатлен в нашем рождении и в нашей плоти.
Но ты вполне прав, что учение Церкви извращено в жизни. Это извращение касается непонимания внутренних условий для действенности таинства брака, которые требуются от верующих и вступающих в брак. Каждое таинство может быть совершено властию Церкви, но действенность преподанной в таинстве благодати зависит от внутреннего состояния души человека. Крещение дает человеку благодать нового рождения. Но при неверии это рождение не создает новой жизни, потому что оно будет мертвым. И брак дает благодать, перерождающую воду естественно-природного влечения — в вино таинственного соединения двух в единую плоть. Но если не будет в браке любви, если жена будет «чужой женщиной», а не любимой той любовью, которая подобна, по словам Апостола, любви Христа и Церкви, — благодать окажется бездейственной, а брак, хотя и законный в церковном смысле, и потому не блудный, но мертвый, и семья — мирским делом, а не домашнею Церковью. Ведь если крещеный, то есть получивший благодать рождения свыше, может быть хуже, чем некрещеный, то и живущие в браке могут быть хуже, чем вне брака, но это вовсе не значит, что не надо креститься и не надо венчаться. А значит совсем другое: надо креститься и венчаться, имея те внутренние условия — веру в крещение, любовь в браке, чтобы не бесплодной была в нас получаемая благодать и в крещении, и в браке.
Да, ты прав, когда говоришь о легкости, с которой готовы отказаться верующие от этого таинства, и верно указываешь причину — она заключается в том, что большинством верующих брак не усвоился как таинство, и они мало чувствовали в нем благодатные основания для семьи, и потому, когда брак потерял свой юридический и бытовой смысл, он для них стал казаться ненужным. Но виноваты в этом люди, а не учение Церкви. Итак, твои смущения в вопросе о браке есть результат отчасти неправильного понимания учения Церкви, отчасти смешения этого учения с действительностью. Церковь ясно безо всякой двойственности считает брак святым таинством и брачный путь благословляет не как компромисс, а как путь, угодный Богу, хотя и признает девство более совершенным. Искаженное понимание брака коренится в полном забвении тех внутренних условий, которые необходимы для того, чтобы была действенной благодать брака.
Неизвестный. Я вообще удовлетворен твоими объяснениями, они разрешают кажущееся противоречие в церковном учении и дают внутреннее понимание уклонений от этого учения в действительной жизни. Теперь я хотел бы несколько слов сказать о таинствах Миропомазания и Елеосвящения, которые кажутся мне просто ненужными.
Духовник. Я уверен, что и здесь учение Церкви вполне удовлетворит тебя.
Неизвестный. Возможно.
Духовник. Почему же эти таинства кажутся тебе ненужными?
Неизвестный. Вот почему. Таинство Миропомазания мне представляется ненужным потому, что оно повторяет то, что дано уже в крещении. Ведь человек переродился. Ему дана благодать для новой чистой духовной жизни. К чему же еще специальное таинство, какие-то специальные сверхъестественные силы! Для чего? Раз уж дана человеку перерождающая его благодать, остальное, то есть действенность в его жизни этой благодати, зависит от него самого. По-моему, вообще благодать одна — один Бог, одна в Нем сила. И все эти отдельные частные ее виды в разных таинствах кажутся мне измышлениями человеческого ума, привыкшего к «деланиям».
