Чтобы еще глубже запечатлеть в умах своих учеников и ближайших последователей мысль о непреложной истине своего учения и Божестве лица своего, спаситель произнес речь, в которой соединил и сопоставил прежние изъяснения, высказанные в разное время (Ин. 3, 17–19; 6, 63; 7, 16, 28–29; 8, 12, 19, 26, 28; 9, 5; 10, 30, 38). Веруяй в Мя не верует в Мя, но в пославша-го Мя, и видяй Мя видит пославшаго Мя, – такими словами Господь начал речь, внушая о своем еди-носущии с Богом отцом. Это видение, по замечанию святителя Иоанна Златоуста, духовное или «умственное», и «если, по словам учителя Церкви кирилла александрийского, отец виден в сыне, то, конечно, познается в нем как в равном себе, ибо только существа равные объясняют себя взаимно», так что сын есть образ Бога невидимаго (кол. 1, 15), по изъяснению святителя василия великого, «образ живый, лучше же сказать, самосущая жизнь, образ не в подобии очертания, но в самой сущности всегда сохраняющей неразличимость». Через это видение, к которому приводит вера, Господь делается светом души. Аз свет в мир приидох, да всяк веруяй в Мя во тме не пребудет. откровение отца через сына спасительно людям, а посему неверующий, отвергая Евангелие, сам становится виновником своей погибели: аще кто услышит глаголы Моя и не верует, Аз не суж-ду ему: не приидох бо, да сужду мирови, но да спасу мир. Отметаяйся Мене и не приемляй глагол Моих имать судящаго ему Слово: еже глаголах, т. е. Евангелие, – то судит ему в последний день, яко Аз от Себе не глаголах, но пославый Мя Отец, Той Мне заповедь даде, что реку и что возглаголю, и вем, яко заповедь Его живот вечный есть. Яже yбо Аз глаголю, якоже рече Мне Отец, тако глаголю.
День клонился к вечеру, и время было позднее. осмотрев все, Господь оставил храм и город и с двенадцатью учениками опять удалился в Вифанию, которую он избрал местом ночного отдохновения на все время – до самой последней ночи, проведенной в Гефсиманском саду. в этом тихом селении, в кругу дружественного Ему семейства, вдали от многолюдной толпы, наполнявшей город в дни праздника, он мог спокойно предаться молитвенной беседе с отцом небесным, а также в доверенных беседах с учениками запечатлеть в умах их величие и важность последних дней своей земной жизни.
Второй день – Великий Понедельник
Проклятие смоковницы
Мф. 21, 18–22; Мк. 11, 12–14
На другой день после знаменательного входа в Иерусалим Господь Иисус Христос утром опять пошел в город в сопровождении двенадцати учеников тою же, как и вчера, дорогою, но без всякой торжественности. Мысль Богочеловека, естественно, обращалась ко вчерашнему событию, в котором, вместе с скоропреходящим восторгом народа, обнаружилось с поразительною ясностью крайнее ослепление представителей иудейской синагоги, руководителей и наставников народа. Эти лицемеры, прикрывавшие недостаток истинного благочестия внешнею набожностью и добрыми делами напоказ, были злейшими врагами Иисуса Христа и нередко подвергались сильным обличениям воплощенной истины. Для наглядного изображения духовного неплодия их, а за ними и всего иудейского народа, Господь в своих беседах воспользовался выразительным образом бесплодной смоковницы: это дерево, украшаясь широкими листьями, но не имея плода, оказывалось не достигающим своего назначения, а посему могло служить наилучшим подобием одной внешности сеновного закона без внутреннего духа жизни. смоковница, представленная в притче, три года оставалась бесплодною; она была уже обречена до-мовладыкою на посечение, чтобы не занимала напрасно места, но по совету виноградаря оставлена еще на один год для испытания, не принесет ли плода при новых усиленных попечениях (Лк. 13, 6–9). такова была иудейская синагога во время спасительного служения господа Иисуса Христа. теперь было видно, что и этот год долготерпения Божия, данный ей для вразумления, прошел для нее бесполезно и даже увеличил ожесточение и упорство ее. отвергнув своего Мессию и не прияв в себя начатков новой жизни с заменою ветхого закона сени и обрядов (Евр. 10, 1) заветом благодати, она теряла последние остатки жизненности и приближалась к своему концу. то знаменательное действие, которое Господь намеревался совершить теперь перед своими учениками, было как бы продолжением и заключением прежней притчи о смоковнице.
Жители библейского востока всегда любили образные действия, наглядно представлявшие их пламенному воображению разные отвлеченные понятия. Еще древние пророки нередко употребляли такие действия, чтобы сильнее напечатлеть слова свои в умах и сердцах современников (3 Цар. 11, 30; иep. 19, 10; 27, 2). таким же выразительным образом, встретившимся на пути, воспользовался и Христос спаситель для объяснения своей мысли. Уступая требованиям плоти, или, как выражается блаженный Феофилакт, «по особенному смотрению», он взалкал. вдали, при дороге, виднелась одинокая смоковница, и хотя время собирания смокв еще не наступило, но покрывавшие дерево листья, которые обыкновенно появляются после плодов, подавали надежду найти там или осенние фиги (фиолетового цвета), часто остававшиеся на дереве целую зиму, или же (белые) ранние фиги, которые созревали весною и отличались особенно хорошими качествами (иep. 24, 2). Эти смоквы, или фиги, издавна служили любимою пищею жителей Палестины (1 Цар. 30, 12); туда – к придорожному дереву Господь направил свой путь, впрочем, по замечанию святителя Иоанна Златоуста, «не для того, чтобы утолить голод, но для учеников, с тем, чтобы преподать им важный нравственный урок». всеведущий наперед знал, какою найдет смоковницу. время собирания плодов еще не наступило, но смоковница оказалась совершенно бесплодною: не оставалось на ней зимовалых плодов, не было признака и летних, новых смокв; только одни листья густо покрывали сучья. Господь приблизился к этому дереву, величественному по наружности, но бесполезному и обманчивому по отсутствию плодов, – и взору Его как бы представилась иудейская синагога со всеми руководителями ее – первосвященниками, книжниками и фарисеями, со всем слепотствующим народом, ведомым слепцами (Мф. 15, 14). Это, по выражению церковной песни, «неплодное иссохшее соборище, покрывающееся листием письменносеновного разума, плодов же дел не имущее», было весьма подобно неплодной смоковнице. то лицемерие, которое Господь обличал так часто и внушительно, теперь предстало пред ним и учениками Его в живом образе. в предостережение для лицемеров и в назидание для своих учеников он изрек этой смоковнице свой всемогущий приговор: да николиже от тебе плода будет во веки – да не ктому от тебе во веки ник-тоже плода снесть! Ученики слышали слово Учителя и скоро должны были убедиться в действенной силе его: смоковница тотчас засохла. Для ближайших последователей господа это чудо имело ту нравственную пользу, что показало им в спасителе также и нелицеприятного судию, карающего всякое притворство и обман, и еще раз ободрило их ввиду приближающихся событий. «он всегда благодетельствовал и никого не наказывал, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – надлежало Ему показать и опыт своего правосудия и отмщения, дабы и ученики, и иудеи знали, что он, хотя и мог иссушить, подобно смоковнице, своих распинате-лей, однако же добровольно предает себя на распятие». Увидев, что смоковница засохла, ученики удивились и говорили: како абие изсше смоковница? но Господь обратил это чудо к нравственному назиданию их: аминь глаголю вам, аще имате веру и не усумнитеся, не токмо смоковничное сотворите, но еще и горе сей речете: двигнися и верзися в море, – будет, и вся, елика аще воспросите в молитве, верующе, приимите.
Изгнание торжников из храма
Мк. 11, 15–19; Лк. 19, 47–48
По вступлении в город Иисус Христос пришел в храм, из которого вчера изгнал торжни-ков с тою целью, чтобы возвратить дому молитвы подобающую ему святыню. но чувство лицемерных и корыстолюбивых людей мирилось с крайним пренебрежением святыни. во дворе и притворах святилища Господь нашел те же беспорядки, против которых восставал вчера и с такою силою еще в самом начале своего служения в первую пасху (Ин. 2, 14–16). с того времени прошло три года, и со стороны священников и старейшин храма ничего не было сделано к восстановлению благочиния там, куда стекались израильтяне не из одной Палестины, но с разных концов света: то же корыстолюбие, та же алчность со всеми свойственными им проявлениями гнездились в преддверии святилища. Первое, что представлялось взорам вступавшего в священную ограду, не располагало к молитвенной сосредоточенности: здесь было шумное торжище, нимало не соответствовавшее святости места; между богослужебными принадлежностями были выставлены на продажу жертвенные животные и скамьи с клетками голубей: для размена денег и обмена иностранных монет на еврейские для уплаты подати на храм (Исх. 30, 11–16) стояли столы меновщиков; вокруг толпилось множество народа, и вместо благоговейной тишины, подобающей храму, повсюду слышался говор многолюдной толпы, раздавались крики животных, совершались торговые сделки, сопровождаемые спорами и обманом. все это делало преддверие святилища похожим на вертеп разбойников. При виде такого забвения святыни храма Владыка его – Господь Иисус Христос – опять приступил к очищению его. он вновь начал выгонять из храма продающих и покупающих и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей; при этом, обратившись с упреком к своим современникам, забывшим наставления праведных предков, напомнил им вещания древних пророков Исаии (ис. 6, 7) и Иеремии (7, 11): несть ли писано, яко храм Мой, храм молитвы наречется всем языком? Вы же сотвористе его вертеп разбойником. алчность, соединенная с обманом, или, как выражается учитель Церкви святитель Филарет Московский, «искание собственной корысти в Доме Божием», делали торжников похожими на разбойников, делящих добычу, и самый храм – на притон хищников. с удалением нарушителей тишины и благочиния все пришло в должный порядок. свою ревность о благолепии храма Господь простер до того, что не позволял даже проносить через двор его и притворы вещи, хотя не излишние в обыденной жизни, но неприличные месту молитвы. впрочем, в этом действии очищения святилища от всего, несвойственного ему, – действии, совершенном господом в конце своего служения, в предведении наступающего великого жертвоприношения Голгофского, сокрыт был более глубокий смысл скорого прекращения ветхозаветных жертв (Евр. 9, 12; 10, 9, 11, 12). «изгнав волов и голубей, – замечает блаженный Феофилакт, – он этим хотел показать отменение жертв и предсказал, что нет более нужды в жертвоприношении или заклании животных, но нужна молитва». Господь ясно видел, что наступает время, когда святой храм Его будет домом молитвы не для иудеев, но для всех народов, для всех истинных поклонников, покланяющихся отцу духом и истиною (Ин. 4, 23) без прообразовательных обрядов и жертвоприношений.
