«В начале 1942 года мы стали находить в наших почтовых ящиках листовки, — пишет в своем дневнике Инга Шоль1. — Текст их содержал выдержки проповедей епископа Мюнстерского фон Галена. 12 июля всей Германии стало известно, что орден иезуитов закрыт, а его члены выгнаны из своих обителей с приказом немедленно покинуть провинцию Вестфалию. То же самое постигло и женские обители в Лотарингии и Варте, вплоть до отдаленных границ. В бенедиктинском монастыре святого Иосифа, где обычно находили приют и медицинскую помощь одинокие матери с детьми, был проведен обыск, а вскоре мы узнали, что это место переоборудовано под огромный кинотеатр. «Ненужные, неполезные люди», среди которых много душевнобольных, инвалидов, одиноких стариков, вывозят из больниц в неизвестном направлении, а родственникам сообщается об их внезапной смерти и выдается кучка золы. Мы все больше понимали, что нас хотят перековать душевно, из нас, христиан, хотят сделать другую нацию и свернуть с пути Господа!»
Довольно длинный текст Готфрида Келлера становиться первой листовкой «Белой розы»: «Опустевшая земля проросла бурьяном, народ пребывает в состоянии позора, преступники торжествуют. Слишком поздно мы вспомнили утраченные истины: все добрые люди рассеялись, а имя злым легион…» Эта вольнолюбивая германская поэма XIX века звучит так, будто она написана сегодня. Друзья перепечатывают ее на машинке, рассылают наугад, бросают в почтовые ящики, а уже следующие листовки, размноженные на ротаторах, Александр, Ганс и Вилли в чемоданах развозят по всей Германии. Вскоре к ним подключается Софи Шоль, младшая сестра Ганса (в 1942 году она поступает на биологический факультет, знакомиться с друзьями брата и становится активным членом «Белой розы»).
До отъезда студентов–медиков на Восточный фронт они составили и распространили еще три листовки, а после возвращения в Мюнхен их активная деятельность распространяется уже по всей Германии. Поворотным моментом войны стало поражение вермахта под Сталинградом, оно удвоило силы европейского «Резистанса» (Сопротивления), а «Белая роза» стала продумывать политическую концепцию свободной Германии. Казалось, что победа близка! Но 18 февраля 1943 года, в то время, когда очередные листовки были разбросаны по всему университету, здание оцепляют солдаты, молодых людей арестовывают, увозят в тюрьму, и уже на следующий день их судит знаменитый внесудебный фашистский Народный трибунал.
22 февраля Ганс и Софи Шоль, и Кристоф Пробс были гильотинированы. Александр Шморель и профессор Курт Хубер были арестованы чуть позже и казнены 13 июля, Вилли Граф — 12 октября.
Из воспоминаний сокамерников Софи, Ганса и Александра
«Ты побледнела, твои руки немного дрожали, когда ты в камере перечитывала смертный приговор и, закончив, тихо сказала «Спасибо, Господи!». За что ты благодарила Бога? Наверное, за то, что, несмотря на многочасовые допросы, ты никого не выдала, точно так же держался и твой брат Ганс. Каждый раз, возвращаясь в камеру, он подходил к окну, улыбался и говорил, что «они» так ничего и не узнали. Ты, дорогая Софи, смотрела на «них» своими большими карими глазами, ты была похожа на олененка, которого немного испугал шум в лесу, но который быстро оправился от страха и готов опять прыгнуть в неизвестность, в стихию свободы. Ты вспоминала письма своего брата и Александра Шмореля с русского фронта. Когда к тебе обратился один из следователей и сказал: «Видимо по молодости вы не понимали, что творите беззаконие, выступаете против своей великой нации и против фюрера», — ты побледнела и тихо ответила, что, если выйдешь на волю, то начнешь все с начала и что тебе не за что стыдиться. «А позор и возмездие падет на ваши головы, — сказала ты. — Мы, «Белая роза», не молчим, мы — ваша нечистая совесть! Вы уничтожили 300 000 тысяч польских евреев, для вас это не люди, для вас это скот. Каждого еврейского мальчика в возрасте от 15 до 20 лет вы отправили в концентрационные лагеря и на принудительные работы, а еврейских девушек вы посылаете обслуживать немецкие бордели СС»».
«Господи, слава Тебе! У нас хватило мужества и сил все взять на себя. Мы никого не выдали. Возблагодарим Господа за силы, которые он нам дает в борьбе с сатаной. Пусть мы погибнем, но зато у многих немцев откроются наконец глаза. Я люблю Россию, я обожаю свою вторую родину Германию, я хочу помочь освободиться от страшного богоборческого правления. Наши листовки достигли Баварии, Ульма, Штутгарта, Регенсбурга, Зальцбурга и Вены. За такой короткий срок мы сделали много. А нас было так мало», — так незадолго до казни говорил Александр Шморель, для которого, как это ни странно, было чуть ли не счастьем попасть в 1942 году на три месяца на русский фронт, то есть оказаться на земле своих предков. Благодаря отцу немцу, известному врачу, и своей русской няне он хорошо знал историю России.
Вкратце биография А. Шмореля такова. Он появился на свет в 1917 году в Оренбурге. Мать — русская, дед — православный священник. Вскоре мама умерла от тифа, и отец женился вторично, теперь уже на немке. Во время гражданской войны смерть подобралась к их семье совсем близко, и в 1919 году семья бежала в Баварию, в Мюнхен.
В письмах с фронта Александр старался рассказать отцу, как он видит и воспринимает Россию. Он и Ганс Шоль оказались в Гжатске и здесь, в медбатальоне, работая санитарами, хороня мертвых, облегчая страдания раненым, они читают Достоевского, Гоголя, Шиллера, Гёте. «Сегодня мы с Гансом были в церкви, — пишет Александр. — Нас окружала толпа молящихся стариков, женщин и детей. Как они молились! Как пели! Удивительно, что за все годы страшной богоборческой власти у этого народа осталась вера. Её не смогли убить ни репрессии, ни лагеря. Когда кончится война, я вернусь в Россию…»
15 октября 1942 года Ганс Шоль пишет в письме своей младшей сестре Инге: «После войны я обязательно повезу тебя в Россию. Ты полюбишь эту страну так же сильно, как и я». Словно вторя словам этих мальчиков, мать Мария (Скобцова) в лагере смерти Равенсбрюк говорила своим солагерницам: «Если выживу, вернусь в Россию и буду бродить по дорогам».
В дневнике, с которым Ганс никогда не расставался, мы читаем следующие строки: «О, Господь, Создатель наш! Ты сотворил не только прекрасный мир, но и человечество, но сейчас я вижу, как это человечество ужасно, — оно разрушает не только Твое создание, но и уничтожает себя. Лживость людская так глубоко укоренилась, что немцы уже не могут существовать без того, чтобы не убить себя до конца. Мой пессимизм ожесточается изо дня в день, безнадежность отравляет мою душу, я бы хотел освободиться от этого, потому что жить с этим греховно. Сегодня немцы — конченая нация… Помоги нам, Господи, и защити детей Твоих!». И далее: «Я в России, мы с Александром работаем с утра до ночи. Хороним, перевязываем раненых, ездим по селам, где очень много инфекционных больных. Моя душа страдает, она не находит места, я больше не думаю о прекрасном искусстве, ни о Достоевском, ни о Генделе… Я окружен красивейшей природой, березы в своем предсмертном, траурном уборе из прозрачной золотой листвы, на фоне синего неба, трепещут на холодном ветру, они прекрасны, но вот–вот их прихватит морозом, и листья опадут, но воспоминание о красоте останется в нас навсегда. Что останется от нас? Я заметил, что личность — не только у нас, но и здесь в России, — стирается, превращается в чистый гладкий лист».
Содержание и стиль листовок «Белой розы» было необычно. Да, в них, конечно, были слова: «Свобода! Долой Гитлера! Гитлер массовый убийца!», но в основном тексты изобиловали выдержками из классиков литературы, из Священного Писания и Аристотеля. Задача состояла в том, чтобы заставить немецкую интеллигенцию осознать весь ужас, в котором пребывает Германия и Европа, попытаться разбудить ее сознание, воззвать к ее совести. «Студенты! — написано в листовке. — На нас смотрит немецкий народ! По Гёте, у германской нации трагическая суть, ее судьба в какой‑то степени подобна судьбе греков и евреев. В настоящее время немецкий народ подобен толпе безвольных трусливых людей, послушных воле любого хозяина, немцы готовы к тому, чтобы их согнали в стадо и подвели к краю бездны. Они уже наполовину в этой пропасти. Но можно лишь надеяться, что это лишь кажется. В результате систематического насилия над совестью каждый человек замкнулся в молчании или обороняется ложью. Мало у кого хватило мужества изобличить зло. Тех, которые дерзнули воззвать к общественности, ждала смерть. Предстоит многое рассказать о судьбе этих героев».
А вот и другая листовка: «Кто ведет подсчет погибшим: Гитлер, Геббельс? Конечно же, ни тот, ни другой. Ежедневно в России погибают тысячи наших людей! Горе постигло дома русских, польских, немецких крестьян, некому утешить плачущих матерей. Гитлер отнял у них самое дорогое, подверг их детей абсурдной смерти и продолжает им нагло лгать. Каждое слово, произносимое Гитлером, есть ложь. Когда он говорит «мир», он думает о войне. Когда, богохульствуя, он ссылается на Всемогущего, он думает о силах зла, о падшем ангеле и о Сатане. Его рот есть зловонная адова пасть, его мощь обращена на погибель».
