Феодор Студит - Сочинения

Но так как мы говорим жене, издавна изучившей Божественные истины и показавшей всю полноту добродетели в своей жизни, как свидетельствует почти всякий слух и зрение, то не нужно много напоминать имеющей внутри себя средства к утешению. Ты получила в руки много священных книг, ты прочла много отеческих творений, ночь и день занимаясь молитвами, совершая всенощные моления, также ночные и дневные псалмопения и песнопения. Отсюда воздержание и изнурение тела, щедродательность к бедным, почтительность к священникам и монахам и многие другие благочестивые качества, воспеваемые и прославляемые. Поэтому ты у себя самой и от себя самой имеешь довольно того, что следует сказать душе, и не только себе, но и невесте, и дочери, и всему дому Авраамову, как общая учительница, как образец добродетели, как издревле хранящая Божественные вещания и умеющая в свое время каждому раздавать меру хлеба (Лк.12:42). Вспомни, доблестная и дивная между женами, что случившееся нисколько не странно и не неожиданно. Рассмотри бывших от Адама доныне, вникни в глубокие судьбы Божии и обрати внимание на то, что человек, как трава, дни его, как тень, исчезают (Пс.102:15). Так как прародитель смертен от греха, то смертно и потомство, преемственно происходящее от него доселе. Впрочем, с того времени, как явился Христос, смерть уже не смерть, а начало бессмертного возрождения.

Ты родила и препроводила туда сына благочестивого и православного, монахолюбивого и добролюбивого. Это пусть будет для тебя достаточным утешением и побуждением к благодарности. Увещеваем тебя, утешаемую Богом и премудрую: будь как во всем прочем, так и в настоящем случае примером великодушия, принося в жертву Богу доброе погребение и этого прекрасного сына, как ты душевно и заботишься о подобающем ему. Может быть, Бог для того и сохранил тебя последнею из предшествовавших, чтобы ты, богоприлично устроив все, блаженно переселилась отсюда и наследовала вместе с ними жизнь вечную. Это же и брат наш, боголюбезнейший архиепископ, высказывает тебе, многоуважаемая госпожа моя.

Знаем, что смелость бывает достойна порицания; знаем, что и время требует от нас осторожности; но чрезмерность неизреченной твоей расположенности к нам, смиренным, побудила нас дерзнуть и на это письмо.

Поистине дерзновенно — не только о себе самих сообщать, но просить и за других; однако, как сказано, великая твоя благосклонность и сугубое благочестие ободрили нас дерзнуть на это. О чем же речь? О Феодоте протоспафарии. В каком несчастии находится он, благодаря эконому церкви, который вместе с ним отплыл на запад, о том, конечно, знает несравненное твое превосходительство. Кто же другой может быть вернейшим защитником этого мужа? Кто благоразумнее твоей мудрости может усмотреть должное? Кто и к державной власти может быть ближе твоего искреннего ходатайства? Окажи, возлюбленный господин, милость нуждающемуся, какую сам ты получил от Бога.

Припадаем к почтенным стопам твоим; совет твой, как совет Ангела; голос твой, как молния, блистающая и светом дерзновения, и сиянием любви; если удостоится его проситель твой, то, конечно, избежит обвинительных стрел врага своего, различными способами, как знаешь ты, великоумный. Мы же, смиренные, вознесем тебе великую благодарность и молитвы о здравии обоих вас с доброю поистине и достопочтенною супругою. И, может быть, Божественный дар и посылаемая от Бога милость будет для вас драгоценнее приносящих золотые дары, ко спасению души и тела вашей возлюбленной и именитой двоицы.

Если тебе приятны письма от нас, уничиженных, то прими еще одно, не имеющее ничего изящного и красноречивого, как сказал ты из расположения, но как знак любви; и это совершенно верно; чем чаще бывает взаимный обмен писем, тем более возрастает чувство любви; а что может быть вожделеннее этого? Впрочем, пусть это лежит здесь и речь должна перейти к дальнейшему. Какое ныне там нововведение? Кто те новоявленные драконы, подобно Харибде, поглощающие души, не утвержденные словом истины? Ты сам не назвал их по имени, но мы, еще прежде известия в письме, сильно скорбели, говоря, что от одного только еретика, или лучше сказать, истинного богохульника, получившего от державной власти должность халтулария, в тамошних местах зараза проникла в знаменитую Сицилию. Это зло составлено не на основании догматического учения, — ибо чуждо его это чудовище, — а произошло от нечестивого мнения, и, сказать точнее, от предков перешло к нечестивому, вместе с двумя другими единокровными.

Но я уверен, что Троица поразит их божественными устами вашими и здешних поборников истины. Тебя же и подобных тебе пусть не удивляет еще свирепствующая ересь. Зло еще не сокрушено, и любовь верных к Богу еще недостаточно испытана, и, к тому же, мы не можем проникнуть в бездну судеб Божиих: почему Он попускает народу своему доселе колебаться бурею неверия; конечно и для того, чтобы явлены были искусные, как сказал исполненный мудрости Павел (1 Кор.11:19). Поэтому увещеваем и умоляем тебя не переставать обличать противников, вынося Божественное учение из священных сокровищниц сердца твоего и отсюда ясно доказывая, что Христос не был бы Христом, если бы Он не был описуем по образу нашему. Если Он стал плотию, то, конечно, и описуем, как плоть. А что не может быть описуемо, то не заключается в человечестве, но вне и места, и времени; это — чистый Бог, называемый и представляемый непостижимым и беспредельным.

К несомненному доказательству истины и естественными соображениями нужно доказывать, что Христос описуем и поклоняем в иконе; ибо «в ней изображается первообраз», как говорит в одном месте божественный Дионисий; и в другом месте: «одно в другом, кроме различия по сущности». Итак, отвергающий, что Христос описуем, отвергает, что Он стал человеком; и не поклоняющийся иконе Его совершенно не поклоняется Ему, хотя и думает, что поклоняется, как говорит священное слово: неверные говорят, что знают Бога, а делами отрекаются от Него (Тит.1:16).

Это изложил я тебе, почтенный, не как не знающему, но как мыслящему точно так же, и почерпнув как бы каплю из моря учения; между тем есть бесчисленное множество отеческих свидетельств, равно как и древней истории от самого начала евангельской проповеди, к утверждению непорочной нашей христианской веры.

Великим благом считает достоинство твое, как говоришь ты, когда получаешь наши письма и даже когда мы упоминаем о тебе. Это похвально для твоей богомудрой души, украшенной великим смиренномудрием, а не для нас, уничиженных и ничего не значащих. Впрочем, по вере своей ты получишь награду от правосудия благого Бога нашего, Который вознаграждает веру каждого небесными воздаяниями и сделанное для ближнего о Христе относит к Себе Самому. Мы же поистине радуемся, называя себя друзьями столь доблестного мужа, добродетель которого всем известна, хвала весьма справедлива, и жизнь, достигшая самых высот добродетелей, есть образец для многих, желающих жить благочестиво в настоящем веке.

Соответственно своему имени, ты поистине явился боголюбцем, избрав по любви к Богу жизнь спокойную и тихую, чтобы соблюдать Божественные заповеди и достигать вечных благ. Хотя ты и по виду достоин власти, и происхождением знатен по крови, но Божественная любовь, затмив все это и показав ничтожество всего этого, как оно и есть в действительности, возвела очи ума твоего к пресветлому сиянию Божественной красоты, чтобы туда взирать, туда устремлять мысли, туда переселиться бытием, где радость неизреченная, где жизнь нетленная, где свет блаженной и Живоначальной Троицы.

Да будет же у тебя, дивный и возлюбленный наш, преуспеяние в добродетели еще и еще и приумножение добрых дел, чтобы тебе с богатым запасом переселиться отсюда к наслаждению вечными благами.

Здесь пусть будет конец приветствия. А так как ты опять спрашиваешь относительно пресвитера, пояснив скрытый проступок его, то мы скажем, что церковное правило не дозволяет пресвитеру даже пиршествовать на браке второбрачного — не значит ли это, что тем более нельзя венчать такого? Венец возлагается на победителя невоздержания, соблюдшего славу девства; второбрачный же, кроме того, что недостоин быть венчанным, еще подлежит епитимии по церковным правилам. Как же он не боялся венчать подлежащих суду по правилам о второбрачии?

Итак, по нашему мнению, прости, хотя бы не было за ним никакой другой вины, ему не позволительно вовсе священнодействовать; не знаю, чтобы можно было у вас, разве только по экономии, причащаться Святых Таин, совершенных спасшимся пресвитером.

Относительно чтеца, который, подвергшись епитимии, обратился, справедливо поступить так, чтобы он не читал апостола до времени Собора; ибо пресвитер, подвергшийся епитимии, отлучается от священнодействия, диакон — от диаконства, а чтец — от чтения. Мы так думаем и определяем, а как думает ваше благочестие, так пусть и делает.