А один мой знакомый полицейский, служивший в Конвойном Управлении, не переставая, плакал, потому что преступник, которого ему пришлось конвоировать из одной тюрьмы в другую, за множество преступлений был приговорен военным трибуналом к высшей мере наказания и расстрелян. Полицейский начал разыскивать родственников расстрелянного, кое-кого отыскал и попросил у них прощения. Но один из родственников преступника, живший в Америке, прислал ему такой ответ: "Да его давным-давно надо было расстрелять, ведь столько людей осталось бы в живых!"
Видите, какая [огромная] разница между состоянием полицейского и того человека, о котором я рассказал вам раньше? Первый по долгу службы просто отконвоировал в тюрьму злодея и считал себя виновным [в его смерти]. А второй рассказывал о совершенных им преступлениях, словно о подвигах, и хвалился ими!
Ложное не приносит человеку покоя
– Геронда, может ли помочь человеку молитва других, если, веря своему помыслу, он создал свой собственный мир?
– Раз он создал свой собственный мир, то что ему за нужда в помощи… Человек создал целый собственный мир! Думаешь, это пустяк? Гляди: если кто-то своим помыслом создает свой собственный мир, то, думаешь, он имеет покой, чувствует радость? Это ложь. А ложь оставляет человека без извещения. Предположим, кто-то вынужден сказать ложь, чтобы спасти своего ближнего. Он может спасти его даже от смерти, однако ложь при этом не перестает быть половиной греха. Иногда человек с добрым помыслом идет на ложь для того, чтобы помочь в каком-то деле и избежать соблазна. К примеру, в монастырь тайно, чтобы никто не знал, приезжает паломник, для того чтобы поделиться своей семейной проблемой, выговориться. А потом в монастырь приезжает, предположим, его брат и спрашивает: "Не было ли у вас такого-то?" Если сказать ему правду, то получится целая история, потому что его брат будет скомпрометирован. Таким образом, ты вынужден ответить: "Не знаю". Ведь если ты скажешь ему, что тот приезжал, то дело может дойти даже до рукоприкладства. Хотя сейчас мы ведем речь не о таких случаях, все равно необходимо быть внимательным, потому что если три-четыре раза произойдет что-то подобное, то потихоньку человек может зайти и дальше. Привыкнув использовать ложь без необходимости, он исказит свою совесть. Он дойдет до того, что будет сочинять целые сказки, и при этом его совесть совсем не будет его обличать. Потом такое "сочинительство" становится настоящей наукой.
Как же умеют некоторые люди "подгонять" одно вранье к другому, отработав это искусство! О! Для того чтобы убедить тебя в чем-то, они могут сочинить целую небылицу! Как-то раз ко мне в каливу пришел один мой знакомый и одновременно с ним несколько земляков паренька, которому я помогал. У этого несчастного паренька была и голова на плечах, и добрая душа, однако он был лодырем, не хотел работать. Привык слоняться без дела. Четыре года кряду я бился над тем, чтобы пристроить его к какому-нибудь делу, и в этот раз стал тоже просить его земляков: "Постарайтесь пристроить паренька на какую-нибудь работу. Я и раньше старался ему помочь. Я даже посылал его к моим знакомым в город Касторию[74], чтобы он выучился ремеслу скорняка, но он убежал оттуда. Ведь он еще молодой, жалко, если испортится. У него только одна мать, а отец умер". Слыша все это, мой знакомый, пришедший одновременно с людьми, к которым я обращался, начал говорить им: "Да, мы с отцом Паисием постарались пристроить парня в учение и сделать из него скорняка. А знаете, сколько денег я угрохал на телеграммы, которые посылал в Касторию тем людям, у которых он учился, чтобы успокоить их после того, как он от них убежал! Ну что там – дело прошлое, о таких вещах лучше помалкивать. Я тогда так и сказал отцу Паисию: "Горбатого могила исправит". – "Что же он такое несет!", – подумал я, но выражать своего удивления вслух не стал, чтобы не скомпрометировать этого человека. Подумать только! Впервые в жизни услышав об этом пареньке, он сочинил целую небылицу о том, как мы вместе с ним заботились о юноше, как, желая ему помочь, "пристроили его в скорняки" и тому подобное! Он говорил это таким тоном, что даже я стал сомневаться [может быть, это правда]!
– Он говорил Вам это в глаза?
– В глаза. Да еще и при других.
– А что он чувствовал?
– Что он там чувствовал! Произнося всю эту ложь, он чувствовал в себе некое эгоистическое удовлетворение, однако потом испытывал терзание. Думаешь, он имел в себе мир?
– А когда человек, рассказывая о каком-то событии, его немного преувеличивает…
– Да, немножко поливает его соусом!..
– Он делает это от тщеславия?
– Ну от чего же еще? Человек говорит о чем-то с преувеличением от тщеславия, от эгоизма.
– А что поможет такому человеку исправиться?
– Он должен прекратить врать. Он должен знать, что ложь, даже имея смягчающие вину обстоятельства, не прекращает быть половиной греха.
– Геронда, а может ли происходить следующее: нам дают что-то, протягивая руку помощи, а мы считаем, что нам дали это, потому что мы были этого достойны?
– Смотри, если я скажу тебе: "Ты, сестра, можешь достичь меры своей святой!", то, услышав эти слова, ты можешь ненадолго расплыться в глупой улыбке, однако внутреннего покоя иметь не будешь. Ложное не приносит человеку покоя. Как не имеет в себе покоя и тот несправедливый человек, который, обижая других, говорит: "Это мое". Посмотри, турки взяли Константинополь уже столько лет назад, однако, глядя на приезжающих в Константинополь греков, турки чувствуют, что захватили чужое, и смотрят так, словно вернулся хозяин! А ведь они турки, и прошло уже столько лет!
Неиспорченная совесть дает неложное извещение
Для человека нет ничего важнее, чем спокойная совесть. Если твоя совесть не обличает тебя в том, что ты мог сделать что-то еще и не сделал, то это великое дело. В этом случае человек имеет постоянную внутреннюю радость и вся его жизнь – торжество, праздник. Эта внутренняя радость дает человеку духовную силу.
– Геронда, а как понять, что наши действия благоугодны Богу?
– У человека есть внутреннее извещение.
– Собственного внутреннего извещения достаточно или необходимы также свидетельства других?
– Я веду речь о человеке, совесть которого не испорчена, а не о том, кто свою совесть исказил. Неиспорченная совесть дает неложное извещение. В этом случае человек чувствует уверенность, надежду и со смирением говорит: "Я не гожусь для Рая, я заслужил вечную муку, однако верую в то, что любовь и милость Божия меня не оставят". Он чувствует это, потому что подвизается, он не сидит сложа руки, успокаивая при этом свой помысл словами: "Бог меня спасет".
Совесть – это страшное дело! Нет более жгучего пламени, нет большей адской муки, чем жжение совести. Угрызения совести – это самый страшный и самый мучительный для человека червь. Те, кто находится в аду, будут вечно мучиться, потому что их будет терзать мысль о том, что они потеряли райские блага за те недолгие годы, которые прожили на земле, хотя и эти земные годы были полны угрызениями совести и внутренним удушьем. Кроме этого, страсти людей, находящихся в адской муке, не будут находить себе удовлетворения, и это будет для них еще одним мучением.
– Геронда, а каким образом монах может на практике переживать "мученичество" совести?
– "Мученичество" совести предназначено не только для монахов, оно – для всех людей, а монахи, кроме того, мучаются и сладкой мукой подвижничества. Однако, в сущности, для человека, который подвизается правильно, "мученичества" совести не существует. Ведь чем большую духовную боль испытывает человек, то есть чем ему больнее – либо за свою скверну, либо оттого что он соучаствует в Страданиях Господа, – тем большим божественным утешением ему воздается. Если совесть человека спокойна, то, даже имея скорби, расстройства и тому подобное, человек чувствует в себе божественное утешение.
Глава третья. О необходимости наблюдения за собой и познания себя
Исследование себя
В армии, в Войсках Связи, у нас была сеть радиослежения, а у радистов были таблицы распознания [своих и чужих радиостанций]. Мы следили за радиостанциями и понимали, какая из них чужая, а какая – наша, потому что иногда к связи между нашими радиостанциями подключались вражеские радисты. Так же всякому человеку следует наблюдать за своими помыслами и действиями, чтобы видеть, согласны ли они с заповедями Евангелия. Надо замечать свои ошибки, бороться ради их исправления. Ведь тот, кто позволяет своей ошибке проскальзывать незамеченной или не задумывается о своих недостатках, когда другие говорят ему о них, не может духовно преуспеть.
Исследование себя – это самое полезное из всех прочих исследований. Человек может читать много книг, однако, если он не следит за собой, все прочитанное не приносит ему никакой пользы. А вот если он за собой следит, то польза, которую он получает, велика, даже если он читает немного. В последнем случае поступки, поведение человека утончаются – что бы он ни делал. А иначе он совершает грубые ошибки и не понимает этого. Когда ко мне в каливу приходят посетители, то я приношу им пеньки для сидения с другого конца двора. И я заметил, что, уходя, люди даже не задумываются о том, кто отнесет эти пеньки обратно на свое место. Или, видя, как я несу им один пенек, и понимая, что его не хватит для того, чтобы усесться всем, посетители все равно ждут, пока я принесу им и другие. Но если бы эти люди хоть немножко задумались и сказали: "Хорошо, ведь нас пять-шесть человек, неужели батюшка должен сам таскать для нас пеньки с другого конца двора?" – то, взяв каждый по пеньку, они быстро перенесли бы их на нужное место.
