– Благополучен ли юный Авессалом?
– Я видел большое волнение, когдаИоав посылал меня. Не знаю, что это было...
– Хорошо, стань здесь.
Тогда прибывает эфиоп:
– Господин мой царь, выслушай добрую весть! Сегодня Ягве явил тебе награду, избавив тебя от всех мятежников.
– Но благополучен ли юный Авессалом?
– Да будет со всеми врагами господина моего то же, что постигло его!
Тогда смутился Давид, взошел в свою комнату над вратами и стал рыдать. Он плакал, стеная:"Сын мой Авессалом!.. Сын мой, сын мой Авессалом... О, кто дал бы мне умереть вместо тебя!.. Авессалом, сын мой, сын мой!"(18,28 - 19,1).
Давид не знал, насколько эти его слова попали в точку: копье Иоава, пронзив Авессалома, нанесло и ему смертельный удар. Отныне мы имеем дело лишь с немощным стариком, которого носят по воле волн события и обманывает по очереди каждая партия, пытающаяся завладеть его наследством.
Сохраним лучше образ старого царя, оплакивающего своего мятежного сына. Здесь Давид достигает высшей точки своей жизни. Тут и речи нет о политическом чутье. Говорит сердце, одно сердце, старое сердце, изношенное оттого, что хорошо и плохо любило, а теперь разбилось от любви к врагу. Это уже не имеет отношения к гениальной тактике немстительности, принесшей Давиду его царство. В глазах Иоава, оплакивая мятежника, Давид доказывает свою старческую немощь. По существу, Саул и сыновья Саруи – тупые животные, вроде Софоклова Аякса, хотя судьба их и трагична на свой лад. Ионафан и Давид, напротив, натуры уязвимые, и грубые люди, их окружающие, никогда не поймут их, если даже они и испытывают благоговение перед ними. Ибо в них раскрывается нечто совершенно новое.
Из сокрушенного сердца глаголет Бог
В Давиде отцовское сердце раскрывает перед нами свои глубины. Мы понимаем, что Спаситель Израиля тоже не сказал Своего последнего слова о Своем мятежном сыне. Давиду нужно было прийти ценой прегрешения к этому полному сокрушению сердца, чтобы уста его могли простонать: "Сын мой, почему не умер я вместо тебя!" И этот стон проникает в сердце Бога, Который видит, как Его сыновья избирают смерть, отрекаясь от Его любви. Киннора молодого музыканта, услаждавшая Бога и людей, еще не могла играть на такой мотив. Сердцу этого сына Адама надлежало сокрушиться, чтобы оно действительно стало подобным сердцу Бога и могло дать тот пророческий ответ, который обращен Богом к самому Давиду и всем мятежным сыновьям. Иезекииль скажет позднее, что Бог не хочет смерти грешника (Иез 18.23.33.11). Но Ягве уже сказал устами своего alter ego Давида, что Он хочет умереть за Своих мятежных сыновей. И в самом деле, глашатаи Божий являются устами грешников, чьи сердца были сокрушены и переделаны Им Самим.
Но для того, чтобы дать нам увидеть тайные и нерасторжимые узы, связывающие Бога со Своим народом, Он воспользовался другим сердцем, мучимым ревностью и раздираемым любовью.
ГЛАВА VII
БОГ – РЕВНИТЕЛЬ И ОБМАНУТЫЙ СУПРУГ
Не следует забывать, что на всем (или почти на всем) протяжении Ветхого Завета звучит этот лейтмотив:"Ягве, Бог наш, – Бог-ревнитель"[147]. Если это опустить, то Ветхий Завет окажется искусственно подслащенным. Когда мы начали рассматривать, как открывает Себя Бог в людских сердцах (которыми Он пользуется как своего рода резонаторами), мы видели это на примере сердца пастуха Моисея и отцовского сердца Давида. Но тут все сходилось слишком прямо к Богу Отцу, минуя многочисленные непредвиденные случайности и крутые повороты религиозной мысли Израиля.
Защищает или истребляет
Обратимся теперь к трудной для понимания мысли: Ягве есть Бог ревнивый! Это значит, что Ягве или спаситель, избавляющий от страха и отчаяния всех, находящихся в беде, или же – огонь, поядающий тех, кто Его забывает и относится к Нему не как к грозному и страшному Богу, Которым Он является, будучи Богом Живым. Таким образом, всякая человеческая судьба приобретает в судьбе Израиля особо драматический характер. Отныне возможны лишь две позиции, поскольку Израиль собран Богом: или стать объектом Божиих милостей и покровительства, или же оказаться под угрозой быть истребленным и уничтоженным Им.
Если рассчитывать на покровительство и желать, чтобы Божественная сила не прибегла к уничтожению, то главным состоянием должен быть страх, – страх Божий[148] но в том смысле, который нас, возможно, удивляет, потому что трепет в Библии имеет два почти протиповоложных значения: трепещут, потому что боятся, и трепещут, потому что любят[149], и тогда не помнят себя от радости. В этом страхе Божием присутствуют одновременно оба аспекта. Для Израиля страх Божий означает принимать всерьез Его существование, не забывать о том. Кто Он есть. Страху противостоит не столько вольное обращение, сколько забвение[150]. Бояться Бога или забывать о Нем – вот альтернатива.
Поколение, которое перешло Красное море и на пустынном берегу с восторгом пело вокруг Моисея песнь освобождения, уже отошло к праотцам. Впрочем, и оно всего несколько дней спустя уже успело забыть о могуществе Бога. Но сейчас Израиль представлен следующими поколениями, поколениями, которые не имеют того изначального опыта[151], – они живут в неведении. Они забыли. Кто Этот Бог, столь грозный, когда истребляет, столь могущественный, когда спасает. Народ этого больше не знает. И особенно в эпоху царств, в то время, когда Израиль уже имеет высокую социальную организацию, он утрачивает ту тесную связь с Богом, которая существовала во времена лишений и спасительной священной войны[152].
Следовательно, народ теперь не знает, Кто Этот Бог, разделивший море. Поэтому он забывает Его, т.е. живет в обмирщвленном обществе, где Бог влачит лишь род случайного существования, но где Его присутствие уже не ощущается постоянно в народе, где с Ним уже не считаются, как могли считаться сразу после того, как Он спас и создал Израиль. Это забвение, в котором пребывает народ, описано в песне из Книги Второзакония (32,9-18):
Часть Ягве[153] народ Его;
Иаков наследственный удел Его.
Он нашел его в пустыне.
в степи печальной и дикой;
ограждал его, смотрел за ним, -
хранил его, как зеницу ока Своего.
Как орел покрывает гнездо свое,
носится над птенцами своими,
распростирает крылья свои, берет их
и носит их на перьях своих:
так Ягве один водил его,
и не было с Ним чужого бога.
Он вознес его на высоту земли,
и кормил произведениями полей,
и питал его медом из камня,
и елеем из твердой скалы,
маслом коровьим и молоком овечьим,
и туком агнцев и овнов Васанских и козлов
и тучною пшеницею,
и ты пил вино, кровь виноградных ягод.
И утучнел Израиль, и стал упрям;
утучнел, отолстел и разжирел;
и оставил он Бога, создавшего его,
и презрел твердыню спасения своего.
Богами чуждыми они раздражили Его,
и мерзостями (своими) разгневали Его.
Приносили жертвы бесам, а не Богу,
богам, которых они не знали,
новым, которые пришли от соседей
и о которых не помышляли отцы ваши.
А Заступника, родившего тебя, ты забыл,
и не помнил Бога, создавшего тебя.
Драма описана прекрасно: сначала говорится, что Бог спас и вел этот народ, когда он был младенцем. Затем Бог наделил его всеми земными благами. И наконец народ стал процветать, обрел уверенность, разъелся. Сердце его ожирело, как говорится и в других местах Библии[154]. И теперь он больше не понимает, не знает. Он уже не помнит того времени, когда пребывал в смятении и пережил опыт спасения.
Сельскохозяйственные боги
Напротив, упорядочив жизнь, ставшую, в сущности, обмирщвленной, он охотно кадит сельскохозяйственным богам, нетребовательным и покладистым, и приписывает им урожаи. Отсюда эти возмущенные слова:"3аступника, родившего тебя, ты забыл, и не помнил Бога, создавшего Тебя!" Кстати, так же начинается книга Исаии:
Видение Исаии, сына Амосова, которое он видел в Иудее и Иерусалиме, во дни Озии, Иоафама, Ахаза, Езекии – царей Иудейских:
Слушайте, небеса, и внимай, земля;
потому что Ягве говорит:
Я воспитал и возвысил сыновей,
а они возмутились против Меня.
Вол знает владетеля своего,
и осел – ясли господина своего;
А Израиль не знает ничего, [155]
народ Мой не разумеет.
У народа нет даже той признательности, в этимологическом смысле слова, в силу которой домашнее животное помнит, где оно получает пищу. Израиль больше не помнит, от Кого он получил жизнь. Он теперь приписывает эту жизнь мифам, образам, чему угодно, тому, что не имеет ничего общего с Богом Живым. Поскольку люди забыли спасшую их силу, они теперь смешивают Бога Живого со "тщетой". Всему тому, что они считают силами и богами: разрушительной буре, плодородию земли (все это олицетворяется местными идолами), – курят по традиции фимиам в древних местах паломничества в Ханаане9) поклоняются этим силам и богам, а не Спасителю. Измышления человеческие, все то, что люди придумали вместо Бога, совершенно скрыли Его мощь.
