Но вот ведь как получается. Предположим, вы хотите выставить определенные условия, но противная сторона не может принять их. Не может — и все. Даже полная капитуляция всегда осуществляется на каких-то условиях. Она не может быть совсем уж безусловной. Всегда есть ограничения. Пренебречь условиями можно, только физически уничтожив противника. Иначе приходится с ним считаться. Так что палестинцам приходится считаться с Израилем, и наоборот. Повторюсь: все нынешние переговоры, стремление договориться не есть решение стратегической задачи. Все это попытки лишь заморозить ситуацию. Ни о каком глобальном мирном соглашении речь не идет.
Зачем Арафат устроил все эти беспорядки? Все очень просто. Шли переговоры. Сам факт ведения переговоров означает, что ситуация нестабильна, что что-то меняется. Этот момент особенно хорош, чтобы оказать давление: есть шанс получить дополнительные преимущества. Что же касается людских потерь… Как-то довольно давно мне довелось беседовать с израильским офицером, побывавшим в египетском плену. Поскольку он был не рядовым солдатом, египтяне содержали его в неплохих условиях, вели с ним пространные беседы. Это было уже не в средние века, никто его не пытал, содержали, как положено содержать военнопленных в цивилизованных странах. Ему, конечно, повезло меньше, чем итальянским военнопленным, которых было немало в Иерусалиме после Второй мировой войны. Я тогда был шестилетним мальчиком и хорошо их помню. Они свободно разгуливали по Иерусалиму, никто не следил за ними, не конвоировал их. А на ночь они возвращались в бараки. Понятно, что в Египте израильскому офицеру такой свободы не давали. Так вот, во время одной из бесед египетский офицер сказал израильтянину: «Вы можете убить десять тысяч арабов — мы восполним эту потерю за одну ночь». И это чистая правда! Наш разговор происходил много лет назад в Египте, но реальность с тех пор не изменилась. Арафата совершенно не волнуют людские потери: он решил оказать давление на переговорах — и сделал это. Одна из главных ошибок Барака состояла в том, что он действовал, не принимая во внимание, кто его партнер по переговорам. Есть правила торговли на восточном базаре: там ведут себя совсем не так, как в парижском бутике. Обычно в западном магазине вам выставляют цену. В крайнем случае можно спросить, не дадут ли вам небольшую скидку, если заплатите наличными? Ничего больше. Вам решать, покупать или нет за предлагаемую цену, изменить ее не в ваших силах. Так вел себя Барак с Арафатом в Кемп-Дэвиде. Приехал и выставил свою цену. Но Арафат — человек с восточного базара. Он на самом деле другой человек, у него действительно своя логика, он не придуривается. Он — с восточного базара. А как там ведут дела? Вам называют цену, и вы тут же предлагаете свою, которая составляет половину или даже четверть названной торговцем. Вы начинаете торговаться, то есть вступаете в переговоры, и приходите к консенсусу. Иными словами, первая рыночная цена обычно очень далека от той, за которую хозяин готов отдать свой товар. Он начинает издалека. И того же ждет от партнера или клиента. Таков закон ранка. Но если ты появляешься на рынке, называешь цену и объявляешь, что обсуждать ее не станешь, никто не будет иметь с тобой дела. Именно Барак выступил в Кемп-Дэвиде в роли такого горе-торговца. Хотя, казалось бы, что он мог бы уже чему-то научиться. Не первый день играет на этом поле.
— Существует ли реальная угроза большой войны в Израиле?
— Прошлым августом мне этот же вопрос задал специальный уполномоченный американского президента на Ближнем Востоке Дэннис Росс. Ему я ответил то же, что скажу вам сейчас. Я вижу беспорядки, но не вижу большой войны. Тишины и спокойствия обещать не могу. Но даже если к власти в Израиле придут ультраправые, большой войны не будет.
Вспомним войну в Персидском заливе. Саддам Хусейн кидал «скады» на Израиль. Но ни одна арабская страна его не поддержала. А ведь тогда у нас еще не было мирного договора с Иорданией. И единственно, кто открыто радовался этим бомбардировкам, израильские арабы. Они танцевали на крышах своих домов. Удивительно, что многие забыли об этом — во время недавних беспорядков поражались позиции этой части населения страны.
В Израиле живет миллион арабов, которые по объективным причинам не могут быть полностью лояльны. С этой проблемой нам предстоит жить долгие годы.
— За что сидишь?
И все отвечали:
— Совершенно ни за что!
Это какал-то чудовищная судебная ошибка.
Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика
— Когда в Библии впервые упоминается болезнь?
— Яаков первый, о ком прямо сказано, что он болел[23]. В одном комментарии говорится, что до него вообще никто не болел — люди просто умирали, когда истекал срок их жизни, вроде того, как кончается телефонная карточка. Качество первого разговора ничем не отличается от последнего. Яаков просил о каком-то знаке, предупреждении, предвестнике смерти, чтобы она не была столь ужасающе внезапна.
— Не на полуслове, если использовать вашу аналогию с телефонной карточкой.
— Да, вежливый человек прежде, чем положить трубку, завершает беседу и прощается. Тяжелая болезнь дает возможность внутренне подготовиться к смерти, осмыслить свою жизнь, привести в порядок дела, завещание составить. Кстати, раз уж мы заговорили об Яакове, он использовал полученное предупреждение: благословил детей и внуков, сделал распоряжение о похоронах.
— Стало быть, Яаков просил для себя, а получило все человечество. Щедрый дар.
— Просто идея была хорошая.
— Вы так считаете?
— Конечно. Ведь болезнь способна подтолкнуть человека к размышлению о важных вещах. Это такая сильная встряска, которая может основательно прочистить мозги.
— Или вызвать сотрясение мозга.
— Бывает и так.
— О Яакове сказано, что он заболел, когда ему было 147 лет. Он был стар.
— Болезнь и старость — явления одного порядка. Старость тоже не была присуща человеку изначальна. Они были встроены в ранее созданный механизм. Старость выполняет ту же функцию, что и болезнь. Один геронтолог сказал мне: «Старость — это адаптация организма к смерти». В 30 лет думают не о смерти, а о теле. Я бы даже сказал так: в 30 лет думают телом.
— А в 70 — нет? Старость и болезнь могут привести к тому же эффекту, хотя и в иной аранжировке. Телесные страдания заставляют человека сосредоточиться на них. Разве не так? Старик может думать о теле и телом не меньше, чем в молодости. Я вовсе не хочу сказать, что сбои организма непременно сужают духовные горизонты, но это довольно распространенный случай.
— Обыкновенно это бывает у тех, у кого духовные горизонты и без того были узки. А собственно, почему вы об этом заговорили? Будь вам 30, вы бы предпочли поговорить не о старости и болезни, а о женщинах.
— Будто мы с вами о женщинах не говорили!
— В самом деле? Стало быть, вы наконец созрели и для этой темы.
— В обыденном сознании здоровье — это безусловная ценность. А с религиозной точки зрения?
— Рамбам[24] говорил, что поддержание здоровья — один из путей служения Всевышнему Рамбам был едва ли не лучшим врачом своего времени, и он никогда не стал бы заниматься медициной, если бы так не думал. Я целиком и полностью разделяю это мнение.
— И тем не менее курите.
— Вовсе не считаю, что мне это как-то особенно вредит: я же трубку курю. Однажды я беседовал в Англии с председателем комиссии по изучению вреда курения, и он сказал: «Трубка минимизирует вред курения». С этими словами он достал трубку и закурил. Как я могу не доверять специалисту? Здоровье — ценность, но, я вам скажу, болезнь — тоже ценность. Болезни стимулируют человека к переосмыслению своей жизни.
— Или не стимулируют — одно из двух. Человек может считать, что с ним все в порядке и беды, которые сваливаются ему на голову, совершенно незаслуженны. Достаточно распространенная реакция на страдания: «За что?! Как это несправедливо!»
— Могу рассказать вам по этому поводу один исторический анекдот. Однажды Фридрих Великий[25] инспектировал тюрьму Он заходил в камеры и спрашивал: «За что сидишь?» И все отвечали ему: «Совершенно ни за что! То есть совершенно! Это какая-то чудовищная судебная ошибка, Ваше Величество». И только один человек сказал: «Я вор, Ваше Величество. Поймали меня, вот я и сижу».
— И что Фридрих?
— Он сказал: «Его надо немедленно изолировать, а не то этот грешник, не приведи Г-сподь, растлит мне собранный здесь сонм праведников». И вора отпустили.
— А ведь он даже не раскаялся!
