В пределах намеченного плана автор подвергает отдельные памятники подробному рассмотрению с различных сторон, обсуждает вопросы о происхождении их, о различных редакциях, в которых они дошли до нас, и их взаимоотношении, о степени их достоверности и их значении для истории. Исследование ведется через обращение к греческим и латинским первоисточникам; французский перевод Амелино коптских памятников автор иногда проверял, как он сам замечает (С. 112), по коптскому тексту. Иногда автор прибегает и к рукописному греческому и славянскому материалу, какой мог быть у него под руками. Он даже издает в приложении (С. 388–400, ср.: С. 51) одну из редакций правил Пахомия по греческому рукописному сборнику Синодальной библиотеки № 190. Для жития Павла Фивейского он указывает также особую редакцию в славянской рукописи Волоколамской библиотеки № 630 и других и находит соответствующий ей греческий подлинник в рукописи Синодальной библиотеки № 345 (С. 186–188).[304] Что касается занимающего его вопроса об отношении между греческими (respect, латинскими) и коптскими памятниками, то он приходит к выводу об оригинальности и достоверности первых и о позднейшем происхождении и ограниченном значении последних, ввиду, главным образом, легендарного в общем характера их, хотя они и заключают некоторые достоверные подробности.
Исследование г–на Троицкого во всяком случае является незаурядной работой. Обстоятельность, с какой он рассматривает изучаемые ι им памятники, новый отчасти материал, привлекаемый им, меткие подчас суждения обусловливают ценность его труда в научном отношении и обязывают будущего исследователя истории древнего монашества обращаться к нему. Нередко автор хочет идти своими путями в сравнении с предыдущими исследователями и его предположения нельзя не признать иногда остроумными, если даже не соглашаться с ними. В ученой литературе о монашестве книге г–на Троицкого, таким образом, должно принадлежать в общем почетное место.
Но отвечая на поставленный выше вопрос, в какой степени она на деле соответствует современной научной потребности, необходимо в данном случае сделать и значительные ограничения при ее оценке. Нельзя, именно, не выразить сожаления, что в основу предпринятого автором обозрения положена в качестве руководящей и проведена им в плане сочинения указываемая им идея сравнения новых коптских источников с прежними греческими и латинскими. Автор берет на себя задачу этого сравнения, очевидно, как стоящую на очереди и выдвигаемую современным положением дела в подлежавшей его изучению области. Но в действительности сосредоточение на ней внимания послужило лишь причиной неполноты и несистематичности его обзора. Между тем, выполнение ее, целесообразное в свое время, в настоящий момент вовсе уже не являлось само по себе делом настоятельной необходимости после того, что сделано было в этом отношении западными учеными, и автору не было по существу нужно воспроизводить их работу в том виде, как он это делает: он мог бы продолжать ученый труд далее, не повторяя сделанного.
Прежде всего, от специального сочинения об источниках истории египетского монашества в их совокупности естественно ожидать более или менее полного обозрения и оценки этих источников, не только главных, но, насколько возможно, и второстепенных; главные во всяком случае должны быть исчерпаны сполна. Автор, классифицируя во введении эти источники с точки зрения их исторического значения, к главным причисляет: греческую жизнь св. Пахомия, Паралипомена к ней, правила, известные с именем Пахомия, письмо Аммона к Феофилу, «Жизнь Павла Фивейского», «Жизнь Антония Великого», «Лавсаик» и «Историю монахов». Все прочие он относит к имеющим лишь второстепенное и вспомогательное значение (отделы в «Церковных историях» Ру–фина, Сократа, Созомена и Феодорита, в сочинениях Сульпиция Севера и Иоанна Кассиана, тем более в позднейших сочинениях Кассиодора и Никифора Калл иста). За так называемыми апофегмами он также признает, «за весьма небольшими исключениями — интерес скорее не в смысле исторических источников, а почти исключительно в смысле назидательного и душеполезного чтения» (С. 5–6). Противопоставляя всем этим «иностранным» — греческим и латинским источникам туземные коптские источники, он находит достаточным ввести в свой обзор, кроме коптских и тех, которые признаются у него «главными», еще лишь; апофегмы.
ί Подобная классификация и оценка названных памятников по их значению в качестве исторических источников, встречающаяся на первых страницах сочинения, не может не вызывать возражений. Несправедливость по отношению к апофегмам, как историческому источнику, автор исправляет не только посвящением им особой обширной главы своего сочинения, но и прямыми отзывами о достоверности и высокой в общем ценности этого источника (С. 350–351, 353–354), которые оказываются не совсем согласными с указанными словами его введения. ' Но зато оставление без внимания De institutionibus coenobiorum и Collationes patrum Иоанна Кассиана едва ли могут быть чем‑либо оправда–ны. Автор должен был, конечно, знать мнение Butler'a об этих сочинениях как «весьма важном» (the most important) источнике сведений об общем духе и практической стороне египетского монашества (в частности о богослужебной практике), если не об отдельных его представителях, в противоположность скепсису Вейнгартена (Butler. I, 203–208); если же был согласен не с ним, а с Вейнгартеном, то обязан был опровергнуть его. Во всяком случае, странно видеть помещенным в числе «главных» источников истории монашества в Египте такое писание, как Vita Pauli Иеронима, и совсем исключенными из обзора этих источников произведения Кассиана, в то время как Butler ставит последние, с точки зрения исторической ценности, в первом разряде, наравне с «Лавсаиком», греческой Vita Pachomii и подлинными сочинениями Ше–нуте, несколько ниже их оценивает ряд других памятников (Vita Antonii, Historia monachorum, другие касающиеся Пахомия памятники кроме Vita, апофегмы, житие Шенуте и некоторые вспомогательные источники, ср.: I, 197), а Иеронимовы жития находит справедливым отнести к совершенно особой группе, куда должны быть помещены и такие памятники, которые иногда не имеют совсем никакого исторического значения (Их„_хш), — если даже и усматривать в указанном произведении Иеронима те или иные исторические черты, помимо простого факта существования Павла (ср. у автора: С. 161–167). По–видимому, это невнимание к важному латинскому источнику объясняется единственно тем, что нетуземные памятники интересовали автора главным образом именно как объект для более или менее прямого сравнения с туземными коптскими; Иоанн Кассиан при этой точке зрения должен был остаться вне кругозора автора.
С другой стороны, представляется неясным, каким временем автор ограничивает период «начальной» истории египетского монашества и почему не считает нужным говорить об источниках истории столь видного представителя египетского национального — в чистом виде — монашества, каким был Шенуте. Если он имел в виду лишь монашество IV в., то продолжительная жизнь и деятельность Шенуте значительной частью входят уже в этот век (333/334–451/452, в монастыре, может быть, с 343 г.); прежде его, как известно, даже отождествляли с Иоанном Ликопольским, о котором подробно говорится в «Лавсаике» и в «Истории монахов». Значение его особенно выдвинуто на вид в последнее время в исследовании J. Leipoldfa Schenute von Atripe und die Entstehung des national agyptischen Christentums (Texte und Untersuchungen von Gebhardt und Hamack, N. F. X, 1). Leipzig, 1903. Молчание о нем греческих и латинских источников, как бы оно ни объяснялось, не дает, конечно, права обходить его в сочинении, имеющем предметом египетское монашество, и Ladeuze, например, в своем исследовании вполне естественно дополняет историю пахоми–евского киновитства изложением данных о Шенуте. Можно думать, что и в этом случае неполнота автора имеет причиной опять лишь указанный взгляд его на задачу своего исследования: и здесь места для сравнения не оказывалось.
Но особенно принятая на себя автором специальная задача по отношению к коптским памятникам невыгодно отразилась на порядке его изложения. Сам г–н Троицкий замечает, что этот порядок «может быть, кому‑нибудь покажется весьма странным и нерациональным», что даже «может быть, кто‑нибудь подумает, что здесь и совсем нет никакого порядка, и главы исследования разбросаны почти как попало», так как, например, «Жизнь Антония», которая по времени появления должна быть на первом месте, здесь занимает последнее, а «Жизнь Павла Фи–вейского», явившаяся после, обсуждается гораздо раньше ее. В свое оправдание он и указывает руководившую его идею, признаваемую, однако, им же самим «в достаточной мере случайной» (С. 3). «Хронологический порядок исследования источников, — по его словам, — не имеет здесь почти никакого значения, не доставлял никаких выгод, для изучения же коптских источников представляет даже некоторые неудобства, а потому и не был принят» (С. 4).
