Где же конец всему этому? Ницше и оптимисты нашего времени видят, что восходит заря новой эры, начинается «история, более великая, чем та, что была прежде». Коммунистическая доктрина подтверждает это, однако коммунистическое преобразование мира в конце концов окажется не чем иным, как систематизированной абсурдностью современной машины, у которой нет никакого назначения. Достоевский, знавший истинного Бога, был реалистичнее. Кириллов, этот второй Заратустра-маньяк, вынужден убить себя, чтобы доказать, что он был богом; Иван Карамазов, мучимый теми же идеями, закончил сумасшествием, как и сам Ницше; Щигалев (из «Бесов»), изобретший первую Совершенную общественную организацию общества, обнаружил, что необходимо обратить девять десятых человечества в абсолютное рабство, чтобы одна десятая могла насладиться абсолютной свободой, — план, который осуществили нацисты и коммунисты. Безумие, самоубийство, рабство, убийство и разрушение — таковы итоги высокомерного философствования о «смерти Бога» и пришествии сверхчеловека; и это наиболее яркие темы абсурдистского искусства.
Многие вместе с Ионеско убеждены, что только с помощью глубокого исследования абсурдной ситуации, в которой оказался человек сегодня, и тех новых возможностей, которые эта ситуация открыла перед ним, можно найти, минуя абсурд и нигилизм, путь к какой-то новой осмысленной реальности: такова надежда абсурдизма и гуманизма, и это станет надеждой коммунизма, когда он войдет в период разочарования. И это тщетная надежда, но именно поэтому она может исполниться. Потому что сатана — карикатура на Бога. Поскольку богоустановленный порядок и смысл, Богом данный, поколеблены и люди больше не надеются на полную осмысленность, которую один Бог может дать человеческой жизни, то противоположный порядок, который создаст сатана, может выглядеть очень привлекательно. Не случайно в наше время ответственными и серьезными христианами, неудовлетворенными ни легкомысленным оптимизмом, ни легкомысленным пессимизмом, снова уделяется большое внимание учению, которое под влиянием философии просвещения и прогресса было на протяжении веков совершенно забыто, по крайней мере в Западной Европе (Джозеф Пайпер «Конец времени»; Гейнрих Шлиср «Начала и Власти в Новом Завете»; и прежде всего кардинал Ньюмен). Это учение об антихристе, признанное повсеместно Восточной и Западной Церквами, учение об этой странной фигуре, которая появится в конце времени. Он будет властителем мира гуманистического толка, во время правления которого будет казаться, что порядок вещей изменился на прямо противоположный, что тьма — это свет, зло — это добро, хаос — это порядок; он — окончательный и главный герой философии абсурда и совершенное воплощение человекобога; он будет поклоняться только самому себе и назовет себя богом. Впрочем, за неимением места, лишь отметим, что такое учение существует и что антихрист и сатанинский беспорядок и непоследовательность философии абсурда тайно связаны между собой.
Но еще важнее, нежели историческая кульминация абсурдизма (будет ли это действительно царствование антихриста или просто одного из его предшественников), доисторическое его воплощение. Это ад. Ведь абсурдизм, по сути своей, — вторжение ада в наш мир; он возвещает о том, чего все люди стремятся всеми силами избежать. Но избегающие думать об аде еще сильнее к нему прикованы: наш век, первый в христианские времена, когда полностью утрачена вера в ад, исключительно полно воплотил в себе адский дух.
Почему люди не верят в ад? Потому что они не верят в рай, то есть утратили веру в жизнь и в Бога Живаго, потому что считают сотворенное Богом абсурдным и желали бы, чтобы оно не существовало. Старец Зосима в «Братьях Карамазовых» говорит о таких людях:
«О, есть и во аде пребывшие гордыми и свирепыми… ибо сами прокляли себя, прокляв Бога и жизнь свою… Бога Живаго без ненависти созерцать не могут и требуют, чтобы не было Бога жизни, чтоб уничтожил Себя Бог и все создание Свое. И будут гореть в огне гнева своего вечно, жаждать смерти и небытия. Но не получат смерти…»
Такие люди, конечно, крайние нигилисты, но они отличаются лишь внешне, но не по сути от тех, кто менее яростно проклинает эту жизнь и находит ее абсурдной, и даже от тех, кто, называя себя христианами, не жаждут Царствия Небесного всем сердцем своим, но воображают себе рай, если вообще верят в него как в туманную реальность сна или упокоения. Ад — вот ответ и конец всех, кто верит в смерть сильнее, нежели в жизнь, в этот мир, а не в будущий, в самих себя, а не в Бога: короче, всех тех, кто в глубине души привержен философии абсурда. Христианство возвещает (Достоевский понял это, а Ницше нет), что нет аннигиляции и нет беспорядка; весь нигилизм и абсурдизм напрасны. Пламя ада — окончательное и ужасающее доказательство этого: всякая тварь свидетельствует, добровольно или против своей воли, о совершенной взаимосвязи вещей. Эта связь — любовь к Богу, и эта любовь есть даже в адском пламени; именно любовь к Богу мучит тех, кто отверг ее.
Так же и с абсурдизмом: это негативная сторона положительной реальности. Есть, разумеется, нечто несоответствующее в этом мире — это то, что сам человек внес в мир своим грехопадением в раю; следовательно, философия абсурда основана не на абсолютной лжи, но на обманчивой полуправде. Однако когда Камю определяет абсурдность как столкновение человеческой жажды разумности и иррационального внешнего мира, когда он считает, что человек — невинная жертва, а мир — преступник, он, подобно всем абсурдистам, преувеличивает глубину своего проникновения в суть вещей, превращая частичную истину в совершенно искаженное миросозерцание, и в своем ослеплении приходит к выводу, прямо противоречащему истине. Вообще абсурдизм — проблема внутренняя, а не внешняя, не мир иррационален и бессмыслен, а человек.
Если, однако, абсурдист полностью ответствен за то, что не видит мир таким, каков он есть, и даже не желает видеть ситуацию, какова она на самом деле, то тем большую ответственность несет христианин, если не показывает пример осмысленной жизни, жизни во Христе. Компромиссы в мыслях и словах, на которые пошли христиане, их небрежность в поступках открывают путь силам абсурда, сатаны, антихриста. Современная эпоха абсурда — справедливое возмездие христианам, которые не смогли быть христианами.
И отсюда ясно, что единственным противоядием против абсурдизма должно стать именно это: мы должны вновь стать христианами. Камю был абсолютно прав, когда сказал: «Мы должны выбирать между чудом и абсурдом». В этом отношении и христианство, и абсурдизм одинаково враждебны рационализму эпохи просвещения и гуманизму, то есть тому мнению, что всю реальность можно истолковать в чисто рационалистическом и человеческом смысле. А потому мы действительно должны выбирать между «чудесным» христианским мировоззрением, в котором Бог — центр и конец которого — Царство Небесное, и между абсурдным, сатанинским мировоззрением, в центре которого падшее «я» и конец которого — ад: ад и в этой жизни, и в вечности.
Мы снова должны стать христианами. Бессмысленно, воистину абсурдно говорить о преобразовании общества, об историческом переломе, о вхождении в эпоху «надабсурдную», если нет Христа в наших сердцах; и если Христос в наших сердцах, то все прочее не имеет значения.
Конечно, возможна эпоха «надабсурдная», но вероятнее всего — и христиане должны быть к этому готовы — ее не будет, и век абсурда — последнее время. И может случиться, что последнее, чем христиане смогут засвидетельствовать об истине, это своей мученической кровью.
И это повод к радости, а не к отчаянию. Потому что надежду свою христиане полагают не в этом мире и в его царствах — надежда на это была бы верхом абсурда, — христиане уповают на Царствие Божие, которое не от мира сего.
Путь ко спасению в современном мире
В нашей современной жизни, в реальности, окружающей нас, нет того, что могло бы вдохновлять верных Христовых, подобно тому, что было в древние времена: обращение к вере истинной целых народов, расцвет монашества, ревность к святому Православию. Наоборот, мы видим вокруг то, от чего можно пасть духом и опустить руки. Могут спросить, почему сейчас нет великих святых, подобных древним святым? Исторически это очень понятно. Была эпоха апостольская, было время, когда целые народы еще не знали истинной веры, и апостолы были посылаемы для их обращения. В наше время практически весь мир уже слышал о Христе, и очень мало осталось на земле таких абсолютно языческих племен, которых бы не достигло Слово Божие. До нас порой доходят сведения о проповеди Православия диким племенам Восточной и Центральной Африки. Но в большинстве областей земного шара люди духовно и нравственно истощились и истрепались. Они когда-то уже слышали о христианстве, а теперь оно им надоело и они от него устали. Трудно вдохновиться при виде всего этого. Однако то там, то здесь появляются немногочисленные новообращенные, которые видят в христианстве нечто свежее, нечто отличное от обыденного о нем мнения. И все же мало, очень мало вдохновляющего в этом мире, если взглянуть на него глазами Православия.
