"Откуда на Святой Горе женщина?" — изумился я, но одновременно почувствовал в сердце некую Божественную сладость. Спрашиваю: "Кто там?" — слышу в ответ: "Евфимия". — "Какая еще Евфимия? — подумал я. — Неужели какая-нибудь сумасшедшая переоделась в мужскую одежду и пробралась на Афон? И что мне теперь делать?" А она опять стучит. Я снова спрашиваю: "Кто там?" — и она снова отвечает: "Евфимия". Я не знаю, что делать, и дверь не открываю. А когда она постучала в третий раз, дверь открылась сама, хотя изнутри была закрыта на задвижку. Я услышал в коридоре шаги, выскочил из кельи и увидел перед собой женщину в платке, похожем на шаль. Рядом с ней стоял некто, похожий на евангелиста Луку, — но он вдруг куда-то исчез. Женщина излучала свет, и поэтому я был уверен, что это явление не от лукавого. Однако, несмотря на это, я спросил ее: "Кто ты такая?" — "Мученица Евфимия", — ответила она. "Если, — говорю, — ты мученица Евфимия, то пойдем, поклонимся Святой Троице. Что буду делать я, повторяй за мной и ты". Я вошел в храм и положил земной поклон со словами:"Во Имя Отца". Она повторила эти слова и тоже сделала земной поклон."И Сына", — сказал я."И Сына", — повторила она тоненьким голоском. "Говори громче, — сказал я, — чтобы я слышал", и она повторила эти слова громче.
Я стоял в церкви, а она — в коридоре. И поклоны она делала не в сторону храма, а в сторону моей кельи. Сперва я удивился, но потом вспомнил, что над входом в келью у меня висела маленькая, наклеенная на дощечку бумажная иконка Святой Троицы. Когда мы поклонились в третий раз со словами:"И Святаго Духа", я сказал: "Сейчас я тебе тоже поклонюсь". Я поклонился ей и поцеловал ей ноги и кончик носа, подумав, что целовать ее в лицо будет бесстыдством.
После этого Святая села на скамеечку. А я — на сундучок, и она разрешила один мучивший меня церковный вопрос.
Потом она рассказала мне о своей жизни. Я знал, что в Церкви есть святая по имени Евфимия, но Жития ее не помнил. Когда она рассказывала мне о своих мучениях за Христа, я не просто слышал, но как бы видел, переживал эти мучения. Мною овладел трепет, ужас! О, что за мучения она пережила!..
"Как же ты выдержала такие муки?" — спросил я ее. "Если бы я знала о том, в какой славе пребывают Святые, то сделала бы все возможное, чтобы подвергнуться еще большим мукам", — ответила она.
После этого события я три дня не мог ничего делать: я просто скакал от радости и непрестанно славословил Бога. Ни есть не мог, ничего, ничего... только славословие — без остановки».
В одном из писем Старец говорит: «Во всю мою жизнь я не смогу оплатить свой великий долг перед святой Евфимией, которая — будучи мне незнакомой и не имея передо мной никаких обязательств — оказала мне эту великую честь...»
Рассказывая об этом событии, Старец со смирением добавлял: «Святая Евфимия явилась мне не потому, что я был этого достоин, но потому, что в то время меня беспокоил один вопрос, связанный с положением Церкви. А кроме этого, были еще две причины».
Старец был поражен тем, что «Святая — такая хрупкая, слабенькая — и как она только выдержала страшные муки? Ладно, если бы она была женщина крупная, сильная... А то ведь — в чем только душа держалась».
Находясь в состоянии такой райской радости, Старец составил в честь святой Евфимии стихиру (на подобен«Киими похвальными венцы...»): «Киими похвальными песни, восхвалим Евфимию, снизшедшую свыше и посетившую живущаго монаха окаяннаго на Капсале. Трижды в двери паки его постучавши, четвертая[103] сами отворишася чудесне, и вошедши с небесною славою, Христова Мученица, поклонишася вкупе Троице Святей». И эксапостиларий (на подобен:«Учеником сошедшеся...»): «Великомученице славная Христова Евфимия, люблю тебя зело-зело, после Святой Панагии...» Конечно же, Старец составил эти стихиры не для литургического пользования. Он даже не пел их при посторонних.
Несмотря на свое нежелание выезжать в мир, Старец, нарушив свои правила, вновь поехал в Суроти и, рассказав о случившемся сестрам, сделал их причастницами своей небесной радости. С помощью и под руководством Старца сестры написали икону святой Евфимии в том виде, как она ему явилась.
На куске стали Старец собственноручно выгравировал икону святой Евфимии и с помощью этой матрицы делал деревянные иконки, которые раздавал паломникам в ее честь. При гравировке матрицы Старцу никак не удавались пальцы на левой руке Святой. «Я замучился, вырезая ее руку, — рассказывал Старец, — но потом включил в работу добрый помысел: "Может быть, это мне за то, что и я ее, бедную, замучил своими "проверками"».
В Минее, под 27-м февраля, Старец подписал: Святая Евфимия!!!»
Старец говорил: «Больше всего диавол не хочет, чтобы мы молились. Видя, что кто-то молится, диавол — если не может ему помешать — старается, по крайней мере, увлечь человека в фантазии или помыслы. Если диаволу не удается и это, то он даже является молящемуся сам. Он делает это только и только для того, чтобы возмутить тебя и хоть немножко вывести тебя из состояния молитвы. Помню, однажды я молился во дворе каливы Честного Креста, рядом с могилкой батюшки Тихона. Я читал Славословие и совершал земные поклоны. Когда я дошел до слов "восвете Твоем узрим свет", внезапно за моей спиной разлился сильный свет, как от прожектора, который осветил все вокруг. Он "добивал" даже до побережья Калягры[104]. Поняв, что этот свет бесовский, я, не обращая на него никакого внимания и не возмутившись, продолжил молитву.
Тогда, увидев, что возмутить меня с помощью "света" не получилось, диавол придумал другую штуку. Внезапно слева, в нескольких метрах от меня, появились два бесенка — вот такусенькие — ростом метра в полтора и начали "баловаться", шлепая друг друга в ладоши и пинаясь ногами. Кино да и только! Ну тут уж я не мог удержаться от смеха. Видишь, что придумал диавол? Видит, что я не обращаю внимания на его "свет" — так на тебе, — прислал мне этих бесенят».
* * *
Однажды ночью, когда Старец спал, он почувствовал, как кто-то толкает его и говорит: «Вставай на свое монашеское правило — ты проспал». — «Кто же это меня толкает в такой час?» — подумал Старец сквозь сон. Проснувшись, открыв глаза, он увидел возле себя диавола. «А, это ты...» — сказал Старец и, выражая презрение к диаволу, спокойно повернулся на другой бок. Однако искуситель не мог угомониться и продолжал свое: «Да, но ведь ты проспал, тебе надо совершать твое правило!» — «Я сам знаю, когда мне совершать мое правило, — ответил Старец. — Не тебе распоряжаться моей молитвой».
Видение души почившего монаха
Ночью 1-го июня 1975 года, молясь, Старец увидел, как восходит на небо душа румынского монаха Старца Филарета из кельи святого Андрея на Капсале. Душа отца Филарета[105] была в образе отрока лет двенадцати, со светлым лицом. Она восходила на небеса в небесном свете. На следующий день Старцу сказали, что в тот самый час ночи, когда ему было это видение, добродетельный старец Филарет (это имя значит «друг добродетели») почил о Господе.
Старец любил подниматься на один небольшой хребет над своей каливой и молиться там по четкам. Тут к нему стал прилетать снегирь, с которым Старец подружился и дал ему имя Олет, что по-бедуински означает «дитя». Когда Старец звал птицу по имени, она тут же прилетала, садилась ему на плечо, клевала корм из его ладони. Когда Старец уезжал, он оставлял корм на одном плоском камне, под которым в двух банках хранились запасы «продуктов» для Олета: одна банка была с рисом, а другая — с пшеницей.
Старец рассказывал: «Мы с Олетом дружим уже пять лет. Однажды, когда я болел, он не притронулся — к корму, который я ему оставил на камне, но прилетел в келью, чтобы посмотреть, что со мной случилось. Этот горемыка привел меня в умиление. Животные понимают, как расположены люди, и приближаются к нам в соответствии с нашим расположением. Человек для них все равно что Бог. Поэтому человек должен любить животных — ведь другого рая они не ждут».
Однажды, как рассказывал сам Старец, с ним произошло следующее: «Вдалеке-вдалеке я услышал артиллерийскую пальбу — стреляли словно из тяжелых орудий. Я взял четки и поднялся на соседний хребет, чтобы получше увидеть, что происходит: мне показалось даже, что началась война. Я встал на камень и стал творить Иисусову молитву. Вдруг впереди что-то сверкнуло — и я мгновенно упал на землю». Что же произошло? Один охотник издалека увидел Старца и принял его за кабана. Вскинув ружье, он прицелился и нажал на курок. Старец, увидев блеск ружейного ствола на солнце, мигом упал на землю и остался в живых. Видимо, диавол, которому доставляют радость войны и битвы, не хотел, чтобы Старец молился о мире своего Отечества. Позже был еще один подобный случай, когда Старец, молясь в лесу, попал под обстрел охотника. Но и в этот раз Бог сохранил его от опасности.
