Сквозь тоску и восхищение человек предчувствует бездну Божественной мудрости. Здесь невозможны никакие понятия, но только священный страх, трепет перед безмерным,
Все эти интуиции концентрируются и обретают теплоту жизни в свидетельстве Илария Пиктавийского. Замечательна современность этого галло–римлянина IV века. Действительно, ничто так не напоминает наше общество, как умственный мир элиты Римской империи в эпоху ее упадка. В нем смешались материализм, скептицизм и синкретизм «новой религиозности», резко отличной от древних религий, давно устаревших вследствие развития индивидуализма и рационализма. Просто то, что тогда касалось лишь узкого круга избранных, теперь касается всех.
Иларий, скоро постигнувший ограниченность общества сиюминутных удовольствий и терзаемый тоской небытия, принимается за поиски смысла жизни. Он быстро преодолевает абсурдный материализм и язычество, разлагающееся в сциентизме невидимого, чтобы открыть в библейском учении иудеев живого Бога, который превосходит все и обитает во всем; внутренний и внешний по отношению ко всем вещам; центр, находящийся вне центра; «господин красоты», снимающий покров красоты с мира. Но только Евангелие воплощенного Слова, Евангелие воскресения плоти может уверить его в том, что он не «обратится в ничто» — он, Иларий, неповторимая личность, возлюбленная и спасенная в целостности ее бытия, души и тела, через союз благодати и его личной свободы.
Я принялся искать смысл жизни. Прежде всего привлекают богатство и досуг… Однако большинство людей, подталкиваемые самой природой, открыли, что для человека найдется лучшее занятие, нежели лопаться от обжорства и убивать время Жизнь дана человеку для великих свершений, для утонченных занятий Если бы это было не так, каким образом мы могли бы считать даром Божиим эту жизнь с ее разъедающей тоской и множеством превратностей, способную лишь истощаться от лепета в колыбели до старческого бормотания? Люди старались жить в терпении, чистоте, прощении. Хорошо жить значило для них хорошо действовать и хорошо думать. Может ли бессмертный Бог даровать нам жизнь, очерченную иным горизонтом, нежели смерть? Может ли Он вдохнуть в нас такое желание жизни, если ее единственный конец — ужас смерти?..
Тогда я попытался лучше познать Бога… Одни религии признают существование божественных семейств. Они выдумывают мужских и женских богов и ведут их родословную, ибо боги рождаются друг от друга. Другие утверждают, что существуют высшие и низшие божества, с различными свойствами. Некоторые считают, что Бога нет вообще, и почитают природу, которая, по их мнению, обязана своим существованием игре случая. Большинство, однако, признают существование Бога, но полагают его равнодушным к людям…
Размышляя над этими вопросами, я натолкнулся на книги, которые иудейская религия приписывает Моисею и пророкам. Там я обнаружил свидетельство о том, что Бог–Творец говорит о Себе следующими словами: Я есмь Сущий; И сказал: так скажи сынам Израилевым: Сущий послал меня к вам (Исх. 3, 14). Меня восхитило это совершенное определение, выразившее в понятных словах непостижимое знание Бога. Ничто не указывает на Бога лучше, нежели бытие. То, что есть, сущее, не имеет ни конца, ни начала. Поскольку же вечность Бога не может сама себя отрицать, Богу достаточно для утверждения Своей неприступной вечности торжественно объявить о том, что Он есть. Но необходимо также признать деяние Бога…
Кто исчерпал воды горстию своею,
и пядию измерил небеса (Ис. 40, 12).
И далее:
Небо — престол Мой, а земля — подножие ног Моих…
Ибо все это сделала рука Моя (Ис. 66, 1—2).
Все небо — не более пяди Господней, а вся земля — не более Его горсти… Небо также — престол Его, а земля — подножие ног Его. Конечно, не следует представлять Бога в человеческих образах, сидящим на престоле и поставившим ноги на подножие. То, что служит престолом и подножием Ему, есть Его бесконечность и всемогущество, заключающие все вещи в Его пяди и горсти. Запечатленный в тварных вещах образ говорит о том, что Бог существует в них и вне их, что Он и превосходит, и проницает их; и превыше всего, и обитает во всем. Пядь и горсть суть символы открывающегося Божественного могущества. Престол и подножие указывают, что Бог подчинил Себе внешние вещи, потому что Он внутри них; в то же время Он заключает их внутри Себя. Он внутри и снаружи всего… Ничто не может укрыться от Того, Кто есть бесконечность… Обретенное мною в исканиях замечательно выразил пророк:
Куда пойду от Духа Твоего,
И от Лица Твоего куда убегу?
Взойду ли на небо, Ты там;
Сойду ли в преисподнюю, а там Ты.
Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря:
И там рука Твоя поведет меня,
И удержит меня десница Твоя (Пс. 138, 7—10).
Нет места без Бога; нет места, кроме как в Боге…
Я был счастлив созерцать таинства Его мудрости и Его неприступности. Я поклонялся вечности и безмерности моего Отца и Создателя. Но я желал также созерцать красоту моего Господа… Мой пыл, уловленный слабостью духа, не мог найти выхода, пока я не обнаружил в словах пророка эту великолепную мысль о Боге:
От величия красоты созданий сравнительно познается Виновник бытия их (Прем. Сол. 13, 5).
Небо и воздушное пространство прекрасны, земля и море прекрасны. Вселенная обязана Божественной благодати именем «космос», которым нарекли ее греки и которое означает «украшение»…
Владыка тварной красоты не должен ли по необходимости быть красотою всякой красоты?..
Однако какие плоды можно извлечь из святого предчувствия Бога, если смерть подавляет всякое чувство, если она кладет окончательный предел угасшему бытию?..
Мой дух блуждал в растерянности, в страхе за себя и свое тело, Он томился тревогой за свою судьбу и судьбу своего телесного пристанища, обреченного погибнуть вместе с ним, когда я узнал после закона и пророков об учении Евангелия и апостолов.
В начале было Слово,
И Слово было у Бога,
И Слово было Бог.
Оно было вначале у Бога.
Все через Него начало быть,
и без Него ничто не начало быть,
что начало быть.
В Нем была жизнь,
и жизнь была свет человеков;
И свет во тьме светит,
и тьма не объяла его.
Был свет истинный,
Который просвещает всякого человека,
приходящего в мир.
В мире был,
и мир чрез Него начал быть,
и мир Его не познал…
А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его,
дал власть быть
чадами. Божиими…
И Слово стало плотию
и обитало с нами,
полное благодати и истины;
и мы видели славу Его,
Славу как единородного от Отца (Ин. 1, 1—14).
Здесь мой ум преодолевает свою ограниченность и узнает о Боге то, чего не мог и представить. Я осознаю, что моим Творцом был Бог, рожденный Богом. Я узнаю, что Слово стало плотью и жило среди нас… Принявшие Его стали сынами Божиими не через плотское рождение, но через веру… Этот дар Божий предложен всем… и принимается свободой, которая совершается в этом принятии.
Но сама эта власть быть чадом Божиим, данная каждому человеку, увязает в слабости и неустойчивости веры. Наша собственная немощь делает надежду мучительной; желание отчаивается, а вера слабеет. Потому Слово Божие и стало плотью: в воплощенном Слове плоть смогла возвыситься до Слова… Не умалившись в своем Божестве, Оно стало Богом в нашей плоти…
Душа моя с радостью приняла откровение этого таинства. Плотью я приближен к Богу, верою призван к новому рождению. Я мог получить возрождение свыше… Я обрел уверенность, что не обращусь в ничто
Бог есть абсолютная красота, потому что Он — абсолютная личная экзистенция. Поэтому Он рождает желание, освобождая и привлекая. Он полагает границы всякому существу, но и призывает его к сопричастности без смешения. Будучи Сам превыше движения и покоя, сообщает каждому существу чувство самотождественности, не смешанной, но открытой, оживотворенной динамизмом любви.
