А сейчас ему надо ощутить, как он будет себя чувствовать, когда эта сила уже будет в его руках.
Чтобы вести себя дальше так, словно эта сила у него уже есть.
Как их назвал Хайр уд-Дин? Йени чери... Новое войско... Оно уйдет вот по этим караванным тропам и на запад, на Византию, где правит лицемерный Алексей II, и на Восток, на державу Ильханов, до которой, впрочем, долго добираться не надо, она – здесь, в лице самовлюбленного Тимурташа... Но, как бы то ни было, войско пойдет вот по этой караванной тропе. И положит к его ногам весь мир!
Орхан ловко спрыгнул с седла, отдал поводья подбежавшему чаушбаши, люди которого неподвижно застыли в отдаленье на камнях, спинами к султану, и сам, без фарраша , расстелил скромный молитвенный коврик прямо в пыли караванного пути, сделав его своим масджид . Настало время салят аз-зохр , но не к Мекке, не к Каабе было обращено его лицо, а на запад, к Византии, к Константинополю! Стоявший на коленях на молитвенном коврике рядом, на обочине дороги, Хайр уд-Дин удивленно покосился на него. А Орхан неторопливо отер пылью предплечья , – и вдруг упал, погрузив руки и лицо в раскаленную дорожную пыль...
Он совершил четыре положенных в полдень ракаата и долго пребывал в суджжде – на коленях, обращая свои мысли к Всевышнему, пока Аллах не вселил в его душу уверенность, что все будет так, как хочется ему...
ПРОЛОГ НА ПЛАЦУ. МЕЧ ВЕРЫ (ЗУ-ЛЬ-ФИКР)
Эта страна полна всяческих благ, есть в ней много золота, великолепных одеяний, благородных коней и стального оружия, закаленного кровью пресмыкающихся ...
Шапух Багратуни, армянский историк IX в. «История халифов» Биснэв зи най чун хикайст микунал? ... Джалал уд-Дин Руми. «Маснави».
– Р– рам! Р-рам! Р-рам-рам-рам!
Барабаны грохочут так, что, кажется, в их ритме вздрагивают утесы снеговых гор. Зеленая широкая лощина, с трех сторон окруженная невысокими холмами, усыпана сонмами молодых людей в похожих долгополых халатах, перетянутых кушаками, фесках с султанами. У всех за кушаками – кривые сабли. Это янычары.
– Р-рам! Р-рам! Р-рам-рам-рам!
–...И женщина эта была закутана в шелковый мосульский изар , – рассказывает один из них другим, – а из-под него были видны лишь туфли, расшитые золотым шитьем. И она остановилась, и подняла покрывало, и из-под него показались глаза, подобные газельим, и брови, подобные луку новой луны в месяц шаббан, и ресницы, подобные черным неотразимым стрелам. Женщина была высока ростом, и под шалью угадывались очертания выпуклой груди и нежных бедер; она была совершенна по качествам, красивая, прелестная, блестящая и совершенная, стройная и соразмерная, с сияющим лбом и румяным лицом. Ее щеки были как анемоны, и рот как сулейманова печать, и алые губки как коралл, и зубки как стройно нанизанный жемчуг, и шея как у антилопы. Ее стан походил на букву алеф, и дыхание ее благоухало мускусом...
– Р-рам! Р-рам! Р-рам-рам-рам!
Другой из янычаров, богато одетый, рассказывает что-то интересное, судя по тому, какая собралась вокруг него толпа. Он не торопится, поджидая того события, которое здесь сейчас должно произойти, готовя к нему воинов:
– Поистине, это случилось в первый век хиджры, во времена ар-ридда , когда первый халиф Абу-Бекр приводил к исламу Аравийский полуостров. Некая лжепророчица, по имени Саджах, то есть «говорящая рифмованной прозой», из племени тамим, долго жившая среди христиан-таглибитов, возомнила, что чрез нее людям послано божие слово, и побудила многих, уже принявших ислам, отпасть от истинной веры. Шайтан, вселившийся в нее, говорил ее устами дерзновенные слова. Слова – не более, чем ветер, ими не наполнить животов, и этой пророчице пришлось вести тех, кто поверил ей, на разбои и грабежи. Удивительно, как везет отчаявшимся людям: годы и годы уходила она от справедливого наказания. В 11 году хиджры тамимиты вторглись в Йемаму, где сбивал с толку людей и боролся с правоверием другой лжепророк, глава племени ханифа Маслама. Лжецы и обманщики легко находят общий язык: лжепророк и лжепророчица заключили союз. Но, поистине, Аллах разрушает дело нечестивых. Саджах пришлось увести свое племя на добычу к Алеппо. И тогда Йемаму взяла армия Халида ибн-ал-Валида. А Саджах попала в руки сирийских христиан, и они разъяли ее на кусочки острыми морскими раковинами...
– Р-рам! Р-рам! Р-рам-рам-рам!
...В середине лощины четверо обнаженных до пояса смуглых людей в просторных зеленых шальварах заканчивают вкапывать шестой свежеотесанный кривоватый ствол караганы . Вокруг него – выкид сырой желтоватой, с галькой, земли. Двое рабочих подкатывают к краю столба небольшой валун. К пяти уже вкопанным стволам привязаны пять трупов врагов, убитых во вчерашнем сражении.
– Р-рам! Р-рам! Р-рам-рам-рам!
– Вы видите, как дерзко и вызывающе ведут себя женщины в Византии! У древних народов такими же нравами отличались амазонки. Их и сегодня хватает в Анталу . В бейлике Зулькадыр женщины владеют и конем, и оружием, и, поистине, не меньше 30 000 женщин стоят там под воинскими значками, и если пресветлый султан направит взоры на Восток, нам, клянусь подножием престола Аллаха, возможно, придется скрестить с ними мечи! Тогда вам придется вспомнить, что все они входят в тайные женские ордена – Баджиян-и Рум .
Ислам не препятствует женщине быть воительницей за истинную веру. Но никому не позволено веру сокрушать. Вы сами видели в Балыкесире, бейлике, который без пролития крови стал санджаком Османлы , благодаря мудрости султана Орхана, да благословит его Аллах и да приветствует, – вы видели, как там женщины продолжают отправлять мерзостные и гневящие Аллаха обряды в честь Кибелы, да еще уверяя, что она – богородица.
Женщины-тюрчанки, исповедующие ислам, пользуются свободой, которая недоступна арабкам и даже иранкам. В древности тюркская женщина была равноправна с мужчиной, а в каких-то отношениях стояла выше его. И не только женщины: со всех сторон мусульманского мира в Вифинию, Мизию, бейлик Османлы влекутся сердца, съезжаются ученые, поэты, архитекторы. Арабы, приехав, говорят: эта страна не похожа на другие страны ислама! Посол Ибн аль-Джаузи, ученый Ибн Баттута – эти достойнейшие люди, милостиво принятые и обласканные султаном, были поражены, увидев тюрчанок на улицах без чадры; а чадра, да будет вам известно, – это сеть из конского волоса или шелковых нитей, которую женщина из женщин арабов должна набрасывать на свое лицо на улицах, чтобы не уловлять мужские сердца в сети своей красоты...
– Р-рам! Р-рам! Р-рам-рам-рам!
Поодаль, у края обрыва – полевая кузница, двое юношей раздувают мехи, валит дым, сначала густой и черный, потом становящийся все светлее, и наконец от дыма остается лишь колеблющийся знойный воздух. Пожилой чернобородый мужчина клещами поворачивает в горне полосу металла.
– Зачем здесь кузница? – спрашивает кто-то из янычар.
– Поистине, создание меча – это священнодействие, – с удовольствием, щеголяя знанием, начинает ага. – Ваш юзбаши Абдаллах ибн Инджиль, по прозвищу ал-Хаддад, то есть Кузнец, мог бы, возможно, рассказать вам больше, но его срочно отозвали в Бурсу. Но и я могу рассказать немало! Ятаган должен быть прочным – и легким; он должен разрубать меч противника – и быть столь упругим, чтобы им можно было опоясаться! Секрет здесь не только в булате, хоть, поистине, хаддад должен уметь наварить с обеих сторон на полосу очень вязкой стали прокованные пластины из переплетенных стальных проволок. От этих проволок на готовом лезвии появляется полосатый или струйчатый узор – пулад-джаухердер , и опытный глаз по нему определит не только качество изделия, но и имя мастера! Лучший булат – сирийский шам, подобный этому (ага вытянул на треть свой клинок , украшенный золоченой арабской вязью, любовно провел пальцем вдоль лезвия и снова убрал его в ножны). Клянусь Аллахом, лучшие оружейные мастера работают в Димишк-эш-Шам , он может напоить кровью весь мир! Почти не уступает ему египетский нейрис, неплох турецкий баяз; можно владеть персидским или индийским гынды, который легко отличить по более крупному узору. Заметно хуже хоросан, персидский и индийский; его узор еще крупнее, но все еще сетчатый. А уж если узор коленчатый, то это табан, и его можно брать, когда кошелек не позволяет ничего лучшего. Лезвия без узора лучше не брать – разве что ты снимаешь его с врага в бою.
Но – повторю – главный секрет лезвия не в булате! Вопрос – как его закалить! Только закалка придаст оружию драгоценные твердость и упругость, и здесь, клянусь битвой с неверными, старые мастера знали, как это делается! «Булат нужно нагревать до тех пор, пока он не потеряет блеск и не станет как восходящее солнце в пустыне, после чего остудить его до цвета королевского пурпура и затем вонзить в тело могучего раба. Сила раба перейдет в клинок и придаст прочность металлу», – с привыванием, подобно улему в масджид, процитировал по памяти ага. – Это, поистине, могучий клинок. Но будет ли он в должной мере гибким и упругим? Только если раскаленное лезвие вонзят в гибкое тело рабыни...
