Мы должны способствовать тому поведению, тем привычкам, той направленности ума, которые так милы демократии, ибо именно они, если дать им волю, и разрушат демократию. Вы спросите, почему же люди этого не видят? Хорошо, читать Аристотеля — недемократично, но уж Французская революция могла подсказать, что поведение, любезное аристократам, разрушило аристократию. Примените это к своей форме правления — и все.
Однако я не хотел бы кончать на этой ноте. Ни в коем случае нельзя поддаваться заблуждению, которое мы прилежно пестуем в сознании наших жертв, — мысли о том, что судьба наций важнее, чем судьба отдельной души. Нам нужно, чтобы свободных стран становилось все меньше, рабовладельческих — все больше, не потому, что это приятно, а потому, что это вернее губит души. Только отдельный человек может спастись или погибнуть, стать сыном Врагу или пищей нам. Перевороты, войны, голод хороши лишь как средство, цель — злоба. Принцип «я не хуже тебя» прекрасно разрушает свободные сообщества, но, хорош он и как цель: такое состояние души заведомо исключает смирение, милость, радость, благодарение и благоговение, — словом, перекрывает едва ли не все дороги к Врагу…
А теперь перейдем к самому приятному. Мне выпала честь предложить от вашего имени тест за Самого Всенижнего и за наше училище. Наполним бокалы. Но что я вижу? Что за дивный запах? Не ошибся ли я? Беру обратно все мои сетования. Несмотря ни на что, в наших погребах есть фарисейское, самого высшего сорта. Прекрасно, прекрасно… Нет, просто, как в старое, доброе, время! Втяните этот запах, господа! Посмотрите вино на свет! Знаете ли вы, как его делают? Чтобы получился такой букет, загоняют в одну бочку фарисеев разного типа — тех, кто особенно ненавидел друг друга на земле. Одни пометались на правилах, мощах и четках, другие — на унылой суровости и мелких, ритуальных отказах (от карт, от вина, от театра). Зато и те и другие уверены в своей праведности, а разница между их воззрениями и тем, чего хочет Враг, почти бесконечно велика. Живой в их вере была лишь ненависть к другим исповеданиям; брань — их благовествование, клевета — их псалом. Как ненавидели они друг друга там, где светит солнце! Насколько больше ненавидят теперь, когда соединены навеки! Очутившись вместе, они так удивились, так разозлились, нераскаянная злоба так растравила их, что напиток — поистине огненный. Такой, понимаете ли, темный пламень. Худо нам будет, друзья мои, когда исчезнет с земли то, что большинство людей зовет «религией»! Явление это поставляет нам прелюбопытнейшие, превосходнейшие грехи. Изысканный цветок нечестия растет лишь под сенью святости. Нигде не пожинаем мы столько, сколько на ступенях алтаря.
Ваше темнейшество, ваши неподобия и вы, немилостивые господа, выпьем же за наше адоспасаемое училище!»