— Сынок. Умеешь читать?
— Э–эээ…. Так. Немного, —- ответил я.
—
Был вечер субботы. Меня поставили читать Псалтирь. Робко я начал читать первый псалом:
— Бла–бла же–жен му–муж. — Читал я по слогам.
— Хорошо, детка, дай–ка почитаю я, — говорит отец Иоанникий, — а в следующий раз будешь читать ты. — Он надел свои очки и начал: — Блажен муж, иже не иде…
Представляете мой стыд? Это было мне уроком.
«Я должен научиться читать», — решил я. И тут же начал учиться. Когда у меня было свободное время, я брал и читал Псалтирь, Новый Завет, каноны, чтобы язык мой привык. Поучался и ночью. Таким образом, прочитав много раз, я выучил Псалтирь наизусть.
Я чувствовал себя так, как будто бы меня нет на земле, а нахожусь я — на небе!
Как–то ночью было всенощное бдение в кириаконе, соборном храме Святой Троицы, — рассказывал старец Порфирий — Был панигер престольный праздник нашего скита. С вечера старцы мои ушли в церковь, а меня оставили в келий спать. Это было в первые дни после моего приезда. Я был мал, и они, наверное, подумали, что я не выдержу до утра, когда закончится бдение.
После полуночи приходит отец, Иоанникий и будит меня.
— Проснись, — говорит мне, — одевайся, пойдем в церковь.
Я тут же собрался. Через три минуты мы подошли к церкви Святой Троицы. Он пропустил меня вперед. Я впервые вошел внутрь храма и растерялся! Церковь была полна монахов, молящихся с благоговением и вниманием. Паникадила освещали все — иконы на стенах, на аналоях.
Все сияло. Горели лампадки, благоухал ладан, звучали умилительные псалмопения в неземной красоте ночи. Меня охватили благоговейный трепет и страх. У меня было ощущение, что я нахожусь не на земле, а на небе. Отец Иоанникий сделал мне знак, чтобы я прошел вперед и приложился к иконам. Но я не мог тронуться с места.
— Держи меня, держи меня! — начал я взывать. — Я боюсь!
Он взял меня за руку, и я, крепко схватившись за него, прошел вперед и приложился к иконам. Это был мой первый опыт, оставивший во мне глубокий след. Никогда не забуду этого!!!
Впоследствии об этом старец Порфирий вспоминал часто.
Немногое время мне понадобилось для того, чтобы миновать первое искушение
Я был очень радостным и воодушевленным от своей жизни на Святой Горе, — говорил старец Порфирий. — Но некоторое время, вначале, у меня было искушение. Я начал думать о своих родителях, начал болеть душой за нех, жалеть их, так как они не знали, где я нахожусь. Думал и о своем двоюродном брате, ровеснике.
Во мне родилось желание поехать ненадолго в свою деревню и привезти брата на Святую Гору, чтобы и он проводил здесь такую же прекрасную жизнь. Я чувствовал, что обязан привести его ко Христу. Я ничего не говорил своему старцу. Но стал тосковать, потерял аппетит, лицо мое пожелтело.
Старец, заметил это. Как–то он подзывает меня и спрашивает с любовью:
— Что за помыслы у тебя, детка? Что с тобой происходит?
Тогда я ему просто все рассказал. Но этого было достаточно, я освободился! Искушение прошло. Снова появился аппетит и радостью переполнилось мое сердце.
Я продолжал послушание своим старцам. Лицо мое просияло, я похорошел и стал более красивым. Тогда как раньше был худощавым. Теперь же лицо мое стало ангельским. Как я это увидел? Пошел как–то к старцу, а солнце било в его окно, и получилось зеркало. Когда я увидел свое лицо, то подумал про себя; «Ого! Как изменила меня благодать». Прежде я думал о родителях, и эти мысли мучили меня.
Потом я перестал думать о них. Только молился, чтобы Господь спас их. Сначала я скучал по ним, а теперь стал скучать по своим старцам. Я помнил о родителях, но память эта стала другой, память единственно с любовью Христовой. Я начал больше поститься и больше подвизаться. Я был словно сумасшедший, весь горел духовной ревностью. Я хотел постоянно находиться в церкви и делать то, что желали старцы, чтобы доставить им радость. Вот что такое изменение, преображение, превращение, совершаемое благодатью Божией. — рассказывал отец Порфирий.
Все, что я делал, я делал с великой с радостью!
Старцы не посылали меня на тяжелую работу, — вспоминал старец Порфирий. — Я только поливал сад и занимался рукоделием, вырезал по дереву. Да и не поучали меня. Первое время я лишь ходил с ними на службы. Ничего более.
По прошествии нескольких дней старец позвал меня, дал четки и сказал, чтобы каждую ночь я творил молитву: Господи Иисусе Христе, помилуй мя. Ничего более. Никакого поучения, никаких объяснений. Перед тем как дать мне четки, он сказал:
— Смотри, положи поклон, поцелуй мне руку, поцелуй крест на четках, чтобы я благословил тебя, дабы помог тебе Бог.
Так я научился молиться по четкам. Вне келий, то есть на работу за оградой келий, вначале старцы меня не посылали. Все работы, какие я делал, были только на келий. После я ходил в сад, копал, поливал, полол, делал все, что мог. Затем брался за рукоделие. После работы они ставили меня читать Псалтирь, а сами работали. Я все делал старательно и не хотел доставлять своим старцам никаких огорчений.
Меня заботило лишь то, как послужить им, как упокоить их во всем. Я делал все, что мне говорили. Соблюдал все в точности. Чтобы быть уверенным, я запоминал то, что мне говорили, и заучивал, как урок, держал это в уме и выполнял.
Например, моим рукоделием была резьба по дереву. Я внимательно смотрел, как делали это старцы, и вечером, когда ложился спать, в уме повторял «урок»: берем деревяшку, распиливаем ее и кладем в воду, чтобы она намокла. Потом вынимаем из воды и кладем сушить. Потом обтесываем топором, обрабатываем рубанком, зачищаем наждачной бумагой, берем рашпиль и обрабатываем им так… Потом берем морской камень, такой кристалл, который делает дерево глянцевым, его называли алмазным камнем. Затем делаем рисунок и так далее.
Весь процесс работы я обдумывал в уме, чтобы не забыть и о самых малых деталях, чтобы делать именно так, как они хотели. Я боялся ошибиться и огорчить их. Поэтому все, что они говорили мне, я заучивал наизусть. Они объясняли мне, зачем учиться рукоделию:
— Смотри, детка, учись рукоделию. Иначе не сможешь здесь остаться. Здесь тебе не монастырь, то есть не киновия, где большие сады, виноградники, много фруктов. Здесь нужно трудиться, чтобы купить себе сухари…
Они говорили это и учили меня рукоделию. Чтобы не огорчать их, я занимался рукоделием даже ночью, перед тем как лечь спать. Таким образом, угром я был готов к работе. Что бы я ни делал, делал с радостью. Я говорил:
— «Я стану монахом! — решил будущий старец Порфирий. — Чтобы этому научиться, нужно постичь суть монашства!».
Я был любознателен и хотел изучать углубленно и всесторонне каждую вещь, каждое дело. Я хотел выучиться всему. Не потому, что я думал, что стану проповедником и это мне пригодится, но по одной лишь любви Христовой. Я взял благословение у старца читать последование пострижения в монашество и за пятнадцать дней выучил его все наизусть.
Старцев моих я очень любил
Как я уже сказал, моими старцами были отец Пантелеймон и его брат отец Иоанникий. Я любил их, — вспоминал старец Порфирий, — хотя они были очень строгими. Тогда я этого не замечал. Поскольку любил их, я думал, что они не относятся ко мне строго. Я питал к ним великое уважение, благоговение и любовь. Благоговение мое было таким же, с каким я смотрел на икону Христа. С таким благоговейным трепетом.
Потому что после Бога были старцы. Они оба были священниками. Родом из Кардицы, высокогорного села. Как–то называлось это село? Достойно, чтобы это вспомнить… А — вспомнил! Это село Месениколас Кардицы. Оттуда было мое толстое шерстяное одеяло, под которым я спал до недавнего времени. Я был у старцев в полном послушании.
Послушание!
Как вам сказать, я знал, что это такое! Я предал себя послушанию с радостью, с любовью. Это полное послушание меня и спасло. За него Бог послал мне дар. Да, повторяю вам, я был в полном послушании у своих старцев. Послушание было не вынужденное, а с радостью и любовью. Я любил их истинно. И поскольку я любил их, эта любовь помогала мне чувствовать и понимать, чего хотели они.
Прежде чем они скажут, я уже знал, чего они хотели и как хотели, чтобы я это сделал, и так в каждом деле. Я бегал повсюду и делал то, что меня благословляли. Я посвятил им себя. Поэтому душа моя рядом с ними летала от радости. Я не помышлял ни о ком. Где родственники, где знакомые, где друзья, где весь мир? Жизнь моя была молитвой, радостью и послушанием моим старцам.
Мне достаточно было сказать всего один раз, чтобы я соблюдал их слово. Например, один раз старец сказал мне:
— Детка, мой руки и перед едой, и всякий раз, когда мы собираемся идти в церковь, потому что входим в святое место и должно быть все чистым. Мы оба священники, оба совершаем литургию. У нас должны быть чистыми руки. Однако чистота должна быть во всем.
