Рассмотрим теперь еще некоторые обстоятельства в истории обращения нашей великой княгини и перейдем к остальным делам ее христианской жизни.
Урочным временем для прихода русских в Константинополь, по свидетельству Багрянородного, были конец июня и начало июля – в это время, конечно, прибыла туда и Ольга. Первым делом ее в Царьграде было принятие святого крещения. Сам патриарх совершал над нею великое таинство, и сам император воспринимал ее от купели. Когда новопросвещенная, по выходе из святой купели, радовалась душою и телом, святейший патриарх обратился к ней со словом привета и сказал: «Благословенна ты в женах русских за то, что возлюбила свет и оставила тьму; сыны России не престанут благословлять тебя в роды родов, при самых поздних твоих потомках», – и вслед за тем заповедал ей о церковном уставе, молитве, посте, милостыне, чистоте телесной; а блаженная княгиня стояла, преклонив главу и, подобно губе напояемой, принимала учение. Очень вероятно, что вместе с Ольгою крестились и некоторые из спутников ее, а с нею находились родственники и родственницы ее, в том числе племянник, до 10 знаменитейших жен, 18 почетных служительниц, 22 поверенных от русских князей, 43 купца, до 10 чиновников. После крещения Ольга удостоилась почестей, свойственных ее сану: двукратно принимаема была в императорском дворце со всем своим посольством и в честь ее двукратно дан был обед: в первый раз 9 сентября, во второй – 18 октября. Оставаясь столько времени по крещении своем в Царьграде, Ольга успела показать то великое усердие к истинному благочестию, те знаки искренней веры, о которых не преминули заметить греческие историки. Между прочим, она пожертвовала в Софийский собор «великое служебное блюдо», унизанное жемчугом и имевшее внутри драгоценный камень с изображением Спасителя. Пред возвращением в отечество новопросвещенная сочла долгом испросить себе благословение от крестившего ее патриарха, который, напутствуя свою духовную дщерь благословением и наставлениями, вручил ей святой крест со следующею надписью: «Обновися Русская земля к Богу святым крещением, егоже прияла Ольга, благоверная княгиня». Крест этот долго хранился в Киево-Софийском соборе, созданном правнуком ее Ярославом, и стоял в алтаре на десной стране как живой свидетель о достопамятном событии и как святыня, сугубо драгоценная для русских.
По возвращении в отечество Ольга, принявшая святую веру вследствие глубокого, сердечного убеждения в ее святости и спасительности, до самой кончины своей пребыла верною божественному закону и своею благочестивою жизнию, аки луна в нощи, сияла посреди язычников для их духовного просвещения. Первою заботою ее было обратить ко Христу единственного сына своего Святослава, хотя, к прискорбию, все старания ее остались тщетными. Трогательно изображает эту заботливость наша древняя летопись: «Часто, – повествует она, – говорила Ольга сыну своему: я, сын мой, познала Бога и радуюсь; когда познаешь Его и ты, так же возрадуешься. Но Святослав, не внимая сему, говорил: как мне одному принять новый закон, когда дружина моя станет надо мною смеяться? Ольга отвечала ему: если ты примешь крещение, то и все последуют твоему примеру. Но он не слушался своей матери и оставался в идолопоклонстве; он даже гневался на свою мать... Несмотря на то, Ольга не переставала любить сына своего и повторяла: да будет воля Божия! Если Бог восхощет помиловать род мой в Русской земле, то Он вложит ему в сердце обратиться к истине, как и мне явил Он милость свою. И, говоря таким образом, молилась она день и ночь за сына своего и за свой народ». Кроме Святослава, равноапостольная старалась также наставить на путь истины и прочих жителей Киева, и, надобно думать, не бесплодною оставалась ее проповедь – это можем заключать из слов своей летописи, что, хотя Святослав сам не соглашался принять святую веру, однако ж не возбранял принимать ее другим, хотевшим креститься волею. Не ограничиваясь одними киевлянами, благоверная княгиня желала поделиться бесценным сокровищем веры и с прочими обитателями России. С сею целию обтекала она грады и веси по всей земле Русской, проповедуя Евангелие, яко истинная ученица Христова и единоревнительница апостолом, и почему не согласиться нам, хотя и с позднейшим, свидетелем, что многие, дивясь о глаголех ея, ихже николиже прежде слышаша, любезно принимали от уст ея слово Божие и крестились? Не без причины же православная Церковь издревле обыкла именовать Ольгу равноапостольною. Во время этих благочестивых путешествий, продолжает тот же свидетель, на местах, где прежде стояли кумиры идольские, блаженная княгиня поставила кресты и от тех крестов многа знамения и чудеса содевахуся и до сего дне, — мы опять не в праве не верить словам человека, который сам еще видел кресты, поставленные Ольгою в разных местах, о чем, без сомнения, сохранялась память в местных преданиях. Если вспомним здесь, что святая Ольга по крещении своем жила еще около двенадцати лет, то мы в состоянии будем понять, как много могла познакомить она предков наших с истинною верою и таким образом приблизить и подготовить великую эпоху повсемественного распространения христианства в России. Занимаясь воспитанием внуков своих: Владимира, Олега и Ярополка, в то время как отец их Святослав занимался только войною в отдалении от Киева, равноапостольная посеяла первые семена святой веры и в сердцах этих малолетних князей, хотя крестить их не дерзнула, опасаясь своего непокорливого сына. И это насаждение первых семян благочестия в сердце того, кто вскоре просветил христианством всю землю Русскую, есть новый подвиг, за который должны благословлять блаженную Ольгу все русские роды.
Будучи ревностною христианкою и имея у себя пресвитера, Ольга не могла не иметь и церкви. И летопись Иоакимова, точно, приписывает ей построение в Киеве деревянной церкви святой Софии, для которой иконы и иереев будто бы получила наша княгиня от Константинопольского патриарха. Свидетельство хотя и очень сомнительной в глазах некоторых летописи на этот раз оказывается вероятным. Немецкий историк Дитмар говорит как современник, что в 1017 г. во время страшного пожара киевского сгорела, между прочим, церковь святой Софии. Это не могла быть Софийская церковь, построенная Ярославом, как думал наш историограф, потому что Ярослав в 1017 г. только что еще вступил на престол и, будучи занят войною с польским королем Болеславом, не имел времени заняться ее построением. Ярославова Софийская церковь, каменная и великолепная, по словам некоторых летописей, была в этом году только что заложена, а окончена уже в 1037 г. Кроме того, Дитмар продолжает, что в 1018 г. Киевский архиепископ встречал польского короля Болеслава, овладевшего тогда Киевом, в монастыре святой Софии. Значит, что при церкви Софийской, сгоревшей в 1017 г., был и монастырь, который по сгорении самой церкви оставался цел – когда же Ярослав успел бы уже завести при своем Софийском соборе обитель? Кажется, и составитель Никоновой летописи выражает мысль, что во дни великой княгини Ольги существовала Софийская церковь, посвященная Пресвятой Деве Богородице: Ольга, пишет он, умираючи даде село свое Будутино святей Богородице, а святою Богородицею переносно называлась у нас впоследствии именно церковь Софийская в Киеве, равно как в Новгороде, и другие, посвященные Богоматери. Киевский Синопсис, а вслед за тем многие писатели наши полагают, будто Ольга построила в Киеве и церковь святого Николая на могиле Аскольдовой. Но это ошибка: во всех древних списках летописи говорится, что Аскольд погребен был там, где во дни Нестеровы находился Ольмин двор и что на Аскольдовой могиле поставил церковь святого Николая этот самый Ольма, или Альма, которого переписчики легко могли превратить в Ольгу а Иоакимова летопись дает заметить, что во дни Ольги и Святослава церковь святого Николая, построенная Ольмою, уже существовала. Наконец, Степенная книга и некоторые другие наши позднейшие летописи повествуют, что равноапостольная Ольга послала много злата и сребра на создание церкви святыя Живоначальныя Троицы во Пскове – месте ее родины – известие само по себе весьма вероятное, хотя неизвестно откуда почерпнутое.
Провождая, таким образом, жизнь свою в подвигах благочестия, святая Ольга достигла глубокой старости, и «первая от Руси в Царство Небесное вниде». Блаженную кончину ее (в 969 г.) горько оплакали сын ее Святослав, внуки и весь народ, не только христиане, но и самые язычники. При смерти равноапостольная заповедала «послати злато к патриарху», не совершать над нею языческой тризны и погребсти по закону христианскому, и воля ее свято была исполнена: ее похоронил священник христианский на месте, ею самою предназначенном, в присутствии бесчисленного множества народа, сопровождавшего гроб ее до самой могилы. Весьма несправедливо при этом в некоторых из списков нашей летописи замечено, будто святая Ольга содержала у себя пресвитера тайно, во многих других списках, и притом древнейших, слова тайно нет, а сказано только, что Ольга имела у себя пресвитера, который и похоронил ее. И чего было опасаться великой княгине, от кого скрываться? Не скрывалась она от самого Святослава, которого воле все было тогда покорно в России, напротив, часто уговаривала его самого сделаться христианином. И если Святослав в угождение ей не возбранял даже подданным принимать крещение, мог ли он стеснять свободу совести у своей матери? Не забудем также, что со времени крещения Ольги Святослав почти не жил в Киеве, будучи занят непрерывными войнами, и главною правительницею Киева и всего государства, в руках которой находилась почти вся власть, оставалась сама Ольга. Кто ж дерзнул бы запретить ей открытое исповедание той веры, которую открыто, пред всем светом она приняла в Царьграде и которой с таким пламенным усердием держалась? Гораздо естественнее думать, что во весь этот период до блаженной кончины равноапостольной для святой веры было у нас лучшее время, какого прежде еще не бывало.
