Как только она кончилась, из Царских врат вышел преосвященный Иустин (епископ Владимирский и Суздальский) и в кратких, но от сердца идущих словах призвал всех присутствующих помолиться за упокой души князя Д.М. Пожарского. "Было несчастное время, — сказал святитель Иустин, — когда Отечеству нашему грозили отовсюду опасности, когда на престол русский со всех сторон устремлялись воссесть алчные иноплеменники, когда самой вере нашей православной предстояла гибель. Тогда восстали по всем городам добліе граждане, которые решили положить живот свой за Святую Русь, принесть ей в жертву все — имущество, семейство и жизнь… Между сими-то гражданами одно из первых мест занимает князь Д.М. Пожарский… Но прошли годы, знаменитый избавитель России скончался, и место его погребения, вследствие разных неблагоприятных обстоятельств, покрылось мраком неизвестности… Только в прошедшем году один достойный любитель русской старины, во исполнение воли высшего начальства, после усиленных разысканий дошел до твердого убеждения, что прах незабвенного князя Дмитрия Михайловича покоится в стенах сего монастыря. Государю императору угодно было обратить особенное внимание на счастливое открытие и поручить назначенным лицам проверить оное на месте, что теперь и исполнено с желанным успехом. При сем радостном для сердца русского событии благословим Бога и вознесем Ему молитву об успокоении души нашего знаменитого соотечественника. Молитва есть единственная дань, которую мы можем ему принесть в знак нашей благодарности".
На голове епископа Иустина была митра с вырезанной на обруче надписью, что митра эта пожертвована в обитель как вклад второй супруги князя Д.М. Пожарского по душе усопшего мужа. Сослуживший с епископом архимандрит Иоаким кроме такой же митры был облачен в епитрахиль с подобного же рода надписью и сверх того в зеленого цвета фелонь, которая была сделана из погребальной шубы князя Д.М. Пожарского.
С последним словом епископа Иустина выступило из алтаря Преображенского храма многочисленное духовенство (монастырское и городское), и началась торжественная панихида. Зажглись погребальные свечи, воздымились кадила, раздалось священное песнопение… Народ молился усердно — через двести лет после кончины князя, как и в самый день его отпевания. Когда протодиакон возгласил: "Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, усопшему рабу твоему, болярину князю Димитрию, и сотвори ему вечную память", — все склонились в земном поклоне.
После открытия гробницы князя Д.М. Пожарского по всей России была открыта подписка, и на собранные деньги решено было возвести над ней часовню. В 1885 году изящная часовня-мавзолей была сооружена из белого мрамора в смешанном архитектурном стиле — византийском и московском XVI века. Открытие памятника над прахом великого спасителя Отечества было торжеством не одного только Суздаля, но и всей России, и народ проливал искренние слезы на месте вечного упокоения своего славного сына.
Но в годы советской власти усыпальница князя Д.М. Пожарского — эта святыня русского народа и Отечества нашего — была разрушена. 17 января 1933 года В.И. Романовскому (первому руководителю Суздальского музея) и А.Д. Варганову с величайшим трудом удалось проникнуть в Спасо-Евфимиев монастырь. Акт осмотра исторических памятников гласит: "Обнаружено, что ведутся работы (уже около 10 дней) по разборке мраморного мавзолея князя Д.М. Пожарского. По заявлению коменданта т. Бромбаты разборы производятся по разрешению Москвы, а мрамор идет на стройку Дома Советов в Москве". Разграблена была и внутренняя обстановка усыпальницы, и память о славном сыне России варвары кощунственно предали поруганию.
Самобытный поэт И.А. Назаров, уроженец Суздаля, написал стихотворение "На могиле князя Пожарского".
Здесь прах
Пожарского лежит,
И памятник на нем
был драгоценный.
Но где же он, предмет
любви священной?
Он уничтожен
и разбит.
И дверь массивная
разобрана, снята,
А ведь была для
каждого открыта.
Уж не лежит
к нему тропа,
Вся заросла она,
забыта.
Памятник, который сейчас находится на могиле-усыпальнице князей Пожарских, был установлен в 1974 году.
К счастью, благодарные потомки вновь поднимают вопрос о восстановлении прежней часовни над местом захоронения спасителя Отечества — князя Д.М. Пожарского.
"Арестантские чуланы" Суздаля. Тюрьма Спасо-Евфимиева монастыря
Спасо-Евфимиев монастырь до сих пор является музеем, и в нем размещено несколько экспозиций, в частности, "Золотая кладовая" (филиал Оружейной палаты Московского Кремля) и "Шесть веков русской книги". Была устроена экспозиция и в "Духовной тюрьме", посвященная Суздальскому политизолятору.
О монастырских тюрьмах еще в прошлые века стоустая молва распространяла самые невероятные рассказы: будто целые десятилетия люди сидели в них без суда и следствия, так как заточали их сюда "по высочайшему повелению" навечно. И имен их назвать никто не может, разве что изредка в каком-нибудь раскольничьем скиту, молясь за своего исчезнувшего собрата, называли посвященным место его заточения. При этом часто называли подземные тюрьмы и "каюты" Соловецкого монастыря или "арестантские чуланы" Суздаля.
В России всякий узник, направлявшийся в "тесное заточение", сопровождался инструкцией, в которой указывалось, как его содержать, как охранять и т. д. Почти каждый из доставлявшихся в монастырскую тюрьму арестантов предварительно подвергался жесточайшему наказанию, о чем говорилось в церковных актах. Например, "бить кнутом нещадно и, вырезав ноздри… скована в ручных и ножных кандалах содержать под крепким караулом". Самых опасных преступников, которых предписывалось держать "до смерти неисходно" в особом уединенном месте, сажали в "каменные мешки". Их устраивали в стенах верхних этажей крепостных башен, а представляли они собой каменное помещение длиной около полутора метров, шириной чуть более метра и высотой три метра. У одной из стен выкладывалась каменная лавочка шириной около метра; маленькое окошечко "каменного мешка" было такого размера, что в него можно было просунуть только руку с едой. В таком месте невозможно было лечь, и несчастный узник годами сидел в полусогнутом положении.
Но самыми ужасными были "земляные тюрьмы", которые обычно устаивались под башнями. Они представляли собой вырытую в земле яму глубиной около двух с половиной метров. Края ее выкладывались кирпичом или просто плитняком; иногда в нее вставлялся сруб, а для спанья узнику постилали солому. Крыша "земляной тюрьмы" состояла из досок, покрытых тонким слоем земли и дерна; в крыше имелось отверстие, в которое можно было поднять и опустить узника и подать ему еду. Отверстие это запиралось на замок, ключ от которого хранился у монахов.
В таких "погребах" разводилось много крыс и паразитов, и часто заключенных вынимали оттуда с отъеденными пятками, носом или ушами, о чем тоже свидетельствуют монастырские акты. Давать же узнику что-нибудь для своей защиты строго запрещалось под угрозой самому оказаться в "земляной тюрьме". За годы заключения в такой тюрьме люди теряли рассудок, а чтобы они не кричали и не протестовали, им нередко отрезали языки.
В допетровское время право ссылать в монастырские тюрьмы принадлежало только царю, патриарху, митрополитам и архиереям, то есть люди попадали туда без решения суда. А.С. Пругавин, еще до Октябрьской революции написавший исследование о монастырских тюрьмах, отмечал, что в них часто отправляли людей, деяния которых не подпадали ни под какую статью гражданских законов. А с точки зрения евангельских истин, они вообще заслуживали всяческого уважения. Но в основном в монастырских тюрьмах сидели так называемые "религиозные преступники", вся вина которых заключалась в своеобразном понимании ими тех или иных вопросов веры, той или иной евангельской истины, а порой того или иного житейского принципа.
Как тюрьма Спасо-Евфимиев монастырь стал известен со второй половины XVIII века, когда в 1766 году императрица Екатерина II учредила "Духовную тюрьму" для "безумствующих колодников": "Для лучшего за ними присмотра и сохранения их жизни, равно чтобы от них какого, по безумию их, вреда кому учинено не было". Вслед за повелением государыни-императрицы издана была особая инструкция, как обращаться с ссылаемыми в Спасо-Евфимиев монастырь колодниками: "Содержать оных безумных в отведенных от архимандрита порожних двух или трех покоях, однако не скованных, и иметь за ними присмотр такой, чтобы они себе и другим… не могли учинить какого вреда, чего ради такого орудия, чем можно вред учинить, при них не было… Буде же который стал сумасбродничать, то в таком случае посадить такого одного в покой, не давая ему несколько времени пищи; и как усмирится, то тогда можно свести его по-прежнему с другими. Кои же смирны и сумасбродства не делают, таких пускать для слушания Божественного пения в церковь, однако же под присмотром караульных". Нельзя не заметить, что при всей строгости инструкция эта отличалась необыкновенным человеколюбием; в ней были строго запрещены не только истязания и пытки, но даже и оковы.
