«Верующий в Меня не в Меня верует, но в Пославшего Меня… Отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе: слово, которое Я говорил… Ибо я говорил не от Себя; но пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить» (12:44; 48—49). Здесь страдающий, мучающийся Христос предстает именно как посланный Отцом — шалия. Это слово очень часто звучало в Священном Писании и в еврейской традиции, потому что шалия — это тот посланный, в котором представлена полнота того, кто его послал. Это не просто представитель, но представитель пославшего, тот, кто во всей полноте представляет пославшего. В начале Евангелия от Иоанна это выражено словами «Единородный Сын Божий». Апостол Павел позже скажет: «В Нем обитает вся полнота Божества» (Кол. 2:9).
Итак, Иисус, посланный Отцом, полностью представляет Отца. Именно поэтому Он говорит в 12-й главе: «Видящий Меня видит Пославшего Меня» (ст. 45). Иными словами, чтобы поверить в Пославшего Меня, нужно увидеть Меня. Обратим внимание на то, что Иисус говорит: видящий Его видит (а не слышит) Отца. Так и задача каждого, кто берет в руки Евангелие, заключается в том, чтобы увидеть Иисуса. Мы должны понимать, что, говоря очень важные вещи, Иисус не произносит самого главного, подобно тому как остается непроизнесенным имя Божие. Самое главное можно только найти и увидеть, не понять, но принять как словесную икону. В данном случае это та молитва, о которой рассказывают синоптики и Иоанн в 27—29-м стихах 12-й главы. За этими стихами — картина, икона. И увидеть ее чрезвычайно важно. Тогда наше прикосновение к Богу действительно состоится.
Riguarda omai ne la faccia che a Cristo piu si somiglia, che la sua chiarezza sola ti puo disporre a veder Cristo, — то есть «Посмотри наконец в лицо, которое более всего похоже на лицо Христа, ибо только его чистота может тебя подготовить к тому, чтобы увидеть Христа». С этими словами в XXXII песни «Рая» к Данте обращается святой Бернард, предлагая поэту взглянуть в глаза Пречистой Девы. Речь, разумеется, идет не о чертах лица Марии, при том, что Иисус и внешне мог походить на Свою Мать, но о том, что поэт называет словом chiarezza, то есть «чистота», «ясность» или «яркость». Мария, являющая «здесь нам» (qui a noi), как ниже говорит Данте, meridiana face di caritate, то есть «полуденный лик любви», более всего близка к Своему Сыну именно тем, что в Ее личности ярче всего воплощается та любовь, уникальным носителем которой стал Ее Божественный Сын. И хотя речь идет о любви, а вернее, о Самой Любви, однако поэт употребляет глаголы riguardare и vedere, которые прямо указывают на чисто зрительное восприятие. Того, что на самом деле нельзя увидеть, — Отца Небесного.
Два евангельских стиха «Бога не видел никто никогда» (Ин. 1:18) и «Блаженны чистые сердцем, ибо они увидят Бога» (Мф. 5:8) одинаково знамениты и известны каждому. И только в том случае, если попытаться осмыслить их один на фоне другого, можно понять, в чем именно заключается парадокс боговедения. Бог — невидим («аоратос»), Его нельзя увидеть не по той причине, что это запрещено, но только потому, что это невозможно. Однако парадокс заключается в том, что Бога нельзя ни представить, ни охватить умом, ни осмыслить — Его можно только увидеть. Тому, что это такое, в сущности, и посвящено Евангелие.
Тот же Данте в своем трактате «Пир» цитирует по-итальянски фрагмент из 16-й главы Евангелия от Марка: «Вы ищете Спасителя, а я вам говорю, что Его нет здесь, а поэтому не бойтесь, но идите и скажите ученикам Его и Петру, что Он их предварит (precedera) в Галилее, и там Его увидите, как Он и сказал вам».
Приведя этот текст (между прочим, это первая в истории итальянского языка и в действительности блестящая попытка передать Евангелие по-итальянски!), Данте далее обращает внимание читателя на то, что слово precedera (т. е. «предварит») употреблено в Евангелии в форме будущего времени. Это точно сооветствует латинскому praecedet (futurum I), обычному в средневековых рукописях, по которым знал Писание поэт, но древней рукописной традиции, ибо как в греческих, так и в латинских рукописях здесь используется praesens.
Важно, однако, не то, до какой степени прав Данте, который, естественно, не был текстологом, цитируя Евангелие; важен сам ход его мысли. Ангел «говорит, — пишет далее поэт, — «Он вас предварит», а не говорит «Он будет с вами», давая этим понять, что в нашем созерцании (ne la nostra contemplazione) Бог всегда нас предваряет (precede, что буквально означает «идет впереди». — Г.Ч.), ибо мы (сами) не можем никогда здесь Его достичь». Таким образом, Данте говорит о том, что Бога невозможно достичь или коснуться (в оригинале giungere), но Он Сам дает Себя увидеть в созерцании: «Там Его увидите, как Он сказал». Словосочетание lo vedrete («Его увидите») оказывается для Данте ключевым в словах ангела, обращенных к мироносицам. Воскресший Иисус, как наиболее яркое выражение Присутствия Божия в мире, входит в нашу жизнь через то созерцание, к которому подводит нас Он Сам, предваряя или попросту идя впереди, а созерцание — это нечто такое, что «более полно духовного света, чем все иное, пребывающее в дольнем мире». Следовательно, «увидеть» применительно к Богу означает для Данте почувствовать Его свет. Свет, что светит во тьме и ни при каких обстоятельствах не поглощается ею.
Вернемся, однако, к прощальной беседе Иисуса с Его учениками. «…Я говорил не от Себя, но пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить» (Ин. 12:49), — продолжает Иисус. «Сей есть Сын Мой возлюбленный… Его слушайте», — звучит голос с неба в момент преображения Господня (Мф. 17:5). Это чем-то напоминает рассказ о Гефсиманской молитве. «Я… вложу, — говорит Бог, — слова Мои в уста Его, и Он будет говорить им все, что Я повелю Ему» (Втор 18:18). Этот ветхозаветный текст, в сущности, повторен в конце 12-й главы.
Чтобы лучше понять конец 12-й главы, в некоторых случаях необходимо заменять слово «Я» на «Он». Потому что мы читаем, конечно, не те слова, которые произносит Сам Иисус. Этими словами — устами евангелиста — Церковь рисует образ Христа. Если мы при чтении будем мысленно трансформировать «Я» в «Он», то текст будет восприниматься иначе. Мы увидим, что здесь не Иисус говорит Сам о Своей миссии, но Его Церковь, община Его первых учеников провозглашает свое учение о миссии Иисуса, смысл которой она осознала после того, как Он оказался на Кресте, и осознает, глядя в Его душу.
Задача каждого христианина заключается в том, чтобы увидеть Иисуса. Когда это происходит, то совершается прикосновение к Богу, которого нам так не хватает. Тогда опыт боговедения становится нашим личным опытом постижения Бога. А именно в том и заключается вера евангельская, христианство, чтобы тот молитвенный опыт встречи с Богом, который открывает нам Иисус, стал личным опытом молитвенной встречи с Ним каждого из нас. В этом смысл евангельской вести. Если это прикосновение к Богу в нашей жизни осуществится, как в Евангелии оно осуществляется в жизни Иисуса, тогда состоится то, ради чего Иисус принял смерть. Тогда мы сможем сказать: «Тот час, ради которого Ты, Господи, пришел в этот мир, состоялся ради меня, он что-то изменил в моей жизни кардинальным образом». Если этот Его час становится часом для нас, значит, самое важное в нашей жизни произошло. Но пока этого не происходит, надо трудиться. Тогда впереди нас ждут открытия, и в конце концов это главное событие состоится.
Глава 15.
«А БЫЛА НОЧЬ»
ОБРАЗ ИУДЫ
Умыв ноги ученикам во время последней трапезы, перед тем, как начать Свою прощальную беседу, Иисус неожиданно заговаривает о том, что «один из вас» Его предаст. «Тогда ученики начали озираться друг на друга, недоумевая, о ком Он говорит» (Ин. 13:22), а Петр подаёт знак любимому ученику, «чтобы тот спросил, кто это, о ком Он говорит». Иисус не указал на будущего, а по сути, уже состоявшегося предателя, но, «обмакнув кусок, подал Иуде» (Ин. 13:26). «Псомион» (уменьшительное от «псомос») или buccella (опять-таки деминутив!) в латинском переводе у блаженного Иеронима — это даже не кусок, но именно кусочек пресного хлеба, скорее всего почти незаметно или просто незаметно для остальных отломленный Иисусом от того куска, который Он держал в руке, потому что ел Сам.
Зачем подает его Иисус Иуде? Не для того ли, чтобы указать ему на то, что Он знает о его намерении и готов не только простить, но и забыть все, если тот остановится. Иуда, «приняв кусок, тотчас вышел; а была ночь» (Ин. 13:30). Вероятно, он понял, что имел в виду его Учитель, и именно поэтому «тотчас» («эутюс») вышел, надо полагать, ощущая, что, задержавшись на два-три мгновенья, уже не сможет привести в исполнение свой план, ибо Иисус уже почти остановил его, подав ему этот одному ему понятный и полный особенной, если так можно выразиться, ненавязчивой нежности знак любви.
Первая часть «Божественной комедии» Данте — «Ад» — заканчивается тем, что поэт спускается к замерзшим водам озера Коцит, где «мучительной державы властелин», или rex inferni, или «царь ада», как по-латыни называет его поэт, терзает зубами трех самых страшных грешников:
