Итак, я хотел бы внести дополнение к схеме, данной мною в ходе небольшого обзора топики воображаемого.
Как я уже указывал, эта модель соответствует линии размышлений Фрейда. Согласно его многочисленным пояснениям, в частности в "Traumdeutung' и в "Abriss", основные психические инстанции следует по большей части рассматривать подобно тому, что происходит в фотоаппарате, т. е. как образы, виртуальные или реальные, производимые в результате его функционирования. Органический аппарат представляет собой механизм аппарата, а то, что мы воспринимаем, является образами. Их функции не однородны, поскольку образ реальный и образ виртуальный не одно и то же. Инстанции, разработанные Фрейдом, не следует считать субстанциальными, эпифеноменальными по отношению к изменению самого аппарата. Таким образом, психические инстанции должны быть интерпретированы посредством оптической схемы. Эта мысль много раз встречается у Фрейда, но так и не получила у него материального воплощения.
Слева вы видите вогнутое зеркало, благодаря которому мы получаем феномен перевернутого букета. В данном случае, я заменил его перевернутой вазой, поскольку это более удобно. Ваза находится внутри ящика, а букет — на нем.
В результате игры отражений лучей ваза будет воспроизведена в реальном, а не виртуальном образе, на который может быть саккомодирован глаз. Если глаз саккомодирован на уровень выставленных нами цветов, он увидит реальное изображение вазы, вместившей в себя букет и придавшей ему вид и единство — зеркальное подобие единства тела.
Для того, чтобы образ был достаточно устойчивым, нужно, чтобы это в самом деле было изображением. Каково определение изображения в оптике? — каждой точке объекта должна соответствовать точка изображения, и все лучи, исходящие из одной точки, должны пересечься в некоторой единой точке. Оптический аппарат определяется не иначе, как однозначным или взаимно-однозначным, как говорят в аксиоматике, схождением лучей.
Если вогнутое зеркало будет находиться на моем месте, а вся обманная конструкция — перед столом, то изображение не будет достаточно четким чтобы создать иллюзию реальности, реальную иллюзию. Необходимо, чтобы вы размещались под определенным углом. И конечно, в зависимости от различных точек зрения глаза, мы могли бы различить определенное количество случаев, которые, возможно, позволили бы нам понять различия позиций субъектов по отношению к реальности.
Как я уже говорил, субъект, безусловно, не является глазом. Однако данная модель применима, поскольку речь идет о воображаемом, где значение глаза велико.
Здесь прозвучал вопрос о двух нарциссизмах. Вы прекрасно понимаете, что речь идет как раз об этом — о связи между конституированием реальности и отношением к форме тела, названным Маннони, более или менее удачно, онтологическим.
Обратимся прежде к вогнутому зеркалу, которое, как я говорил, может нам демонстрировать разнообразные вещи, относящиеся к организму, и в частности кору головного мозга. Но не будем спешить с однозначными соответствиями, поскольку, как вы увидите дальше, речь здесь не идет просто-напросто о разработке теории человечка-в-человеке. Если бы я вознамерился вернуться к этой теории, что бы заставляло меня постоянно ее критиковать? Если же я уступаю ей в чем-то, значит, на то есть причины.
Теперь разместим наш глаз (я говорил, что это — глаз гипотетический) где-то между вогнутым зеркалом и объектом.
Схема с двумя зеркалами
Чтобы глаз смог увидеть иллюзорный образ опрокинутой вазы точно, т. е. чтобы он увидел его в оптимальных условиях, столь же хороших, как если бы он находился во глубине комнаты — необходимо и достаточно одно единственное условие: чтобы посреди комнаты располагалось плоское зеркало.
Другими словами, если посреди комнаты поставить зеркало, то я, расположившись возле вогнутого зеркала, увижу изображение вазы столь же хорошо, хотя и не непосредственно, как если бы я находился во глубине комнаты. Что же я увижу в зеркале? Во первых, свою же собственную фигуру там, где ее на самом деле нет. Во вторых, в точке, симметричной той где находится реальное изображение, появится данное реальное изображение в виде виртуального. Это не так уж сложно понять. Вернувшись домой, встаньте перед зеркалом, вытяните перед собой руку…
Моя схема является лишь упрощенной моделью того, что в течение нескольких лет я пытаюсь объяснить вам при помощи стадии зеркала.
Только что Маннони говорил о двух нарциссизмах. В самом деле, сперва существует один нарциссизм, относящийся к телесному образу. Такой образ является идентичным для всей совокупности механизмов субъекта и сообщает его форму Umwelt'y субъекта, в той мере как он является человеком, а не лошадью. Данный образ создает единство субъекта, и мы наблюдаем, как он проецирует себя тысячью способов, достигая того, что можно назвать воображаемым источником символизма и что связывает этот символизм с ощущением, Selbstgefuhl, человека, Mensch, своего собственного тела.
Этот первичный нарциссизм можно отнести к уровню реального изображения в моей схеме, поскольку данное изображение позволяет организовать совокупность реальности в некоторых предопределенных рамках.
Безусловно, для человека и для животного, адаптированного к единообразному Umwelt'y, его значение совершенно различно. У животного существует ряд заданных соответствий между его воображаемой структурой и тем, что важно для него в Umwelt'e, т. е. необходимое для увековечивания индивидов, которые, в свою очередь, служат лишь функциями видового увековечивания рода. У человека же, напротив, отражение в зеркале обнаруживает изначально ему присущую ноэтическую способность и вводит второй нарциссизм. Основополагающим pattem'ovi этого последнего сразу же становится отношение к другому.
Другой пленяет человека благодаря предвосхищающему характеру того единого образа, который воспринимается им в зеркальном отражении или в самой реальности ему подобного.
В различные периоды человеческой жизни другой, alterego, в большей или меньшей степени соединяется с Ich-Ideal, с идеалом собственного Я, упоминающимся на всем протяжении статьи Фрейда. Нарциссическая идентификация — говорить просто об идентификации, не уточняя, о какой именно идентификации идет речь, здесь нельзя — т. е. идентификация вторичного нарциссизма является идентификацией с другим, в норме позволяющей человеку точно определить свое воображаемое и либидинальное отношение к миру вообще. Вот что позволет ему увидеть на своем месте собственное существо и структурировать его в зависимости от такого места и собственного мира. Маннони только что назвал это существо онтологическим. Яуточнил бы — "существо либидиналъное". Субъект видит собственное существо посредством отражения в отношении к другому, т. е. в отношении Kich-Ideal.
Как видите, функции собственного Я различны — с одной стороны, их роль для человека, как и для любого живого существа, фундаментальна в структурировании реальности, с другой же — они необходимым образом проходят у человека через то фундаментальное отчуждение, которое конституировано отраженным образом себя самого, являющимся Ur-Icb, праформой как Ich-Ideal, так и соотношения с другим.
Достаточно ли вам это ясно? Я уже дал вам первый элемент схемы, а сегодня сообщаю второй — отраженное отношение к другому. Впоследствии вы поймете, зачем понадобилась моя схема. Вы прекрасно понимаете, что создана она не ради развлечения забавными построениями. Она будет крайне полезна нам, поскольку позволит сориентироваться почти во всех конкретных клинических вопросах, возникающих в связи с функцией воображаемого и в частности, с либидинальным инвестированием, работая с которыми многие совершенно перестают понимать, с чем они, собственно, имеют дело.
Ответ на замечание доктора Гранова о применении оптической схемы к теории состояния влюбленности.
Строгое соответствие объекта идеалу собственного Я в любовных отношениях является одним из фундаментальных и наиболее часто встречающихся понятий у Фрейда. Любимый объект благодаря плененности субъекта становится в любовной привязанности строго равноценным идеалу собственного Я. Вот почему во внушении, в гипнозе, имеет место столь важная экономическая функция, как состояние зависимости, настоящее извращение реальности зачарованностью предметом любви, его переоценкой. Вам хорошо известна подобная психология любовной жизни, детально разработанная Фрейдом. Тема эта настолько обширна, что вряд ли мы сегодня сможем охватить ее. Но особенно многоцветна она в том, что касается так называемого выбора объекта.
Итак, очевидным становится противоречие между данным представлением о любви и некоторыми мифическими концепциями либидинальной аскезы психоанализа. Завершением аффективного созревания порой считают непонятный сплав, сопричастность генитальности и установления реального. Я не отрицаю, что здесь есть что-то фундаментальное для конституирования реального, но остается неясным, как это происходит. Поскольку здесь возможны две вещи — либо любовь по сути является, как пишет Фрейд, воображаемой функцией, либо же она служит фундаментом, основой мира. Точно так же, как есть два нарциссизма, должно быть и две любви — Эрос и Агапэ.
