Потому я и говорю вам: возделывайте жертвенность, братскую любовь. Пусть каждая из вас достигнет состояния духовного, чтобы, оказавшись в трудной ситуации, она смогла выбраться из нее сама. Не находясь в духовном состоянии, человек трусит, потому что любит самого себя. Он может и отречься от Христа, может предать Его. Вы должны решиться на смерть. Тут вон люди мирские, которые даже в рай не верят, жертвуют собой. А мы верим в то, что ничто не проходит даром, что в нашей жертве есть смысл. Мирские люди, находясь в полном неведении, будут жертвовать собой, подвергать свою жизнь опасности ради того, чтобы защитить другого, а монахи не будут приносить себя в жертву? Мы отправляемся в путь для того, чтобы умереть ради Христовой любви. Обязанностей мирских мы не имеем, и если у нас нет еще и жертвенности, то что мы вообще тогда делаем? Да над нами и муравьи станут смеяться! Видела, как муравьи высмеивают людей? Лентяев высмеивают!
— Геронда, а возможно ли такое: у меня есть готовность помочь другим, но побуждающие к этому мотивы не чисты?
— Это всегда видно. Когда побудительные мотивы не чисты, дух не находит покоя, понимает это и старается очистить их. На меня произвела сильное впечатление душа одной женщины, приходившей на днях. Узнав, что кто-то болен и страдает, она не может уснуть: мучается и плачет. А сама живет в миру. Она поделилась с кем-то тем, что с ней происходит, и в ответ получила: "Может быть, это вражье искушение". Да разве может такое происходить от искушения? Диавол может обмануть человека лишь в том случае, если он делает такие вещи напоказ, и тогда переживания будут ложными.
Убирайте из ваших действий самих себя. Человек, выходя из самого себя, выходит из земли, движется в иной атмосфере. Пока человек остается в самом себе, он не может стать человеком небесным. Духовной жизни без жертвы быть не может. Помните хоть немножко о том, что существует смерть. И раз нам все равно умирать, не будем слишком себя беречь. Не так, чтобы не беречься во вред здоровью, но и не так, чтобы преклонять колени перед покоем. Я не призываю бросаться в опасные приключения, но надо же, брат ты мой, иметь и маленечко героизма! С какой отвагой встречали герои смерть во время войны! Один монах, бывший вместе с Кондилисом[167] (Кондилис был патриот, герой), рассказывал мне, когда во время малоазиатской войны греки высаживали морской десант возле Константинополя, Кондилис находился на корабле и, лишь увидев Константинополь издали, стал вести себя как сумасшедший. "А ну, ребята, — кричал он, — умирать так умирать! Что сегодня, что завтра! Умирать — так молодцами, эй, ребята! Умрем героями за Родину!" Он даже не мог дотерпеть, пока корабль пристанет к суше. От напряжения, от сильного желания он не заметил, что корабль еще не дошел до берега, — прыгнул и упал в море. Так в нем все горело! Плавать он не умел: другие побежали, вытащили его из воды.
— Геронда, вы сказали, что нужно постараться освободить от своего "я" каждое наше действие. Как это сделать?
— Вам все готовое подавай. Что значит убирать свое "я"? Когда я убираю свое "я"? Как нам изгнать свое "я" из нашей любви? Как нам очистить нашу любовь? Насколько я не беру себя в расчет, настолько я изгоняю свое "я". И, отсекая нашу волю, нашу слабость, наш покой, мы тоже удаляем свое "я". Благодаря послушанию и молчанию из нашей самости исчезает многое. Когда наша любовь бескорыстна, мы тоже изгоняем свое "я", но в нашей любви должна быть также и жертва. Вам понятно это? Например, какая-то монахиня хочет сходить к матушке-игуменье и видит, что другая сестра тоже хочет к ней зайти. Если первая сразу же уступит сестре свою очередь, даже зная, что особых проблем у сестры нет, то у нее есть послушание, жертвенность и тому подобное. И когда она от всего сердца уступит свое место другой и с матушкой не поговорит, то с ней будет говорить Сам Христос. Однако она должна осознать, что это необходимо, должна сделать это потому, что так подсказало ей сердце, а не просто потому, что "так говорят святые отцы". Так она приемлет двойную Благодать Божию. И в этом случае одна сестра получает духовную помощь по-человечески, другая же получает помощь образом божественным, непосредственно от Христа.
Понаблюдайте и за теми мирскими людьми, которые проявляют такую жертвенность, какой нет даже у монахов. Я замечаю, что в миру, несмотря на то, что люди могут не веровать, иметь слабости и страсти, они — Бог так устраивает — имеют мягкое сердце. Они видят нуждающегося и, пусть он даже им незнаком, оказывают ему помощь. Многие люди, не верующие даже в то, что есть рай, увидев какую-то опасность, бегут предупредить зло, спешат погибнуть сами, чтобы другие остались в живых, торопятся раздать другим свое имущество. Много лет назад на одном заводе рабочего зацепило и стало затягивать в станок. Несмотря на то, что вокруг было множество мужчин, спасать его бросилась женщина. Мужчины, "отважные" такие, стояли, глядели. А она вытащила его из станка, но саму ее зацепило за платье, закрутило в станок, и она погибла. Мученица! Это великое дело!
О себе такие люди не думают они выбрасывают из себя свое "я". И, когда они выбрасывают его вон, в них бросается Христос.
Глава третья. О том, что отвага рождается от доверия Богу
В отваге нет варварства
Подвиги совершают не те, кто ростом велик, а те, в ком есть отвага, широкое сердце и решимость пожертвовать собой. И на войне те, в ком есть отвага, имеют и доброту и не убивают других, потому что в отваге нет варварства. Такие люди стреляют не во врага, а вокруг него и вынуждают его сдаться. Добрый предпочитает быть убитым, нежели убивать. Человек, настроенный таким образом, приемлет божественные силы. Люди же злые трусливы и малодушны, свой страх они прикрывают наглостью, боятся и самих себя, и других и потому от страха стреляют без остановки. Когда я проходил военную службу во время гражданской войны, мы как-то раз зашли в одну деревню. "Здесь никого из бандитов нет, — сказали нам местные жители, — все ушли. Осталась только одна сумасшедшая". Один из наших издали увидел эту женщину и из ручного пулемета выпустил по ней две очереди. "Что я вам сделала?" — вскрикнула ненастная и упала на землю.
— Он от страха это сделал?
— Да, от страха. Люди такого склада ищут для себя легкие решения. "Врага лучше прикончить", — говорят они, чтобы уже не сомневаться. Человек менее трусливый будет и менее злым. Он будет стараться вывести врага из строя, например, повредить ему руку или ногу, но убивать его не будет.
Мужество, отвага — это одно, а злобность, уголовщина — совсем другое. Брать врагов в плен для того, чтобы перерезать им горло, — это не мужество. Настоящим мужеством будет схватить врага, сломать ему винтовку и отпустить его на свободу. Мой отец так и делал. Когда он ловил четов[168], совершавших набеги на Фарасы, он отбирал у них винтовки, ломал их и говорил: "Вы бабы, а не мужчины". После этого он отпускал их на свободу. А однажды он оделся богатой турчанкой, пришел в их стан и спросил главаря. Заранее он договорился со своими парнями, чтобы те начинали атаку сразу, как только услышат условный сигнал. Когда четы провели его к главарю, отец сказал ему: "Пусть твои мужчины выйдут и оставят нас вдвоем". Как только они остались один на один, мой отец выхватил у главаря винтовку, переломил ее и сказал разбойнику: "Теперь ты баба, а я — Эзнепидис!"[169]. Тут он дал условный сигнал, налетели его молодцы и выгнали четов ил деревни.
Для того чтобы преуспеть, надо иметь шальную, в хорошем смысле этого слова, жилку. В соответствии с тем, как человек использует эту шальную жилку, он становится или святым, или героем. Однако, если такой человек собьется с пути и увлечется злым, он может стать преступником. Тот, в ком нет шальной жилки, ни святым, ни героем стать не может. А потому должен завестись наш внутренний моторчик, должны заработать сердце, отвага. Сердце должно стать безрассудным. Я знаком со многими офицерами, вышедшими в отставку и от расстройства не находящими себе места. Некоторые из них хотят, чтобы началась война, чтобы быть при деле, — так в них все горит. А кто-то, только лишь получает призывную повестку, сразу весь дрожит, а еще кто-то притворяется сумасшедшим, чтобы не попасть в армию. Сколько отставников говорили мне, что хотят поехать в Боснию и повоевать! Не использовав свою отвагу в жизни духовной, они, слыша о войне, радуются возможности повоевать. Знаешь, какие подвиги, какую духовную борьбу подъяли бы эти могучие люди, познай они духовную жизнь? Да они бы стали святыми.
Какая отвага была в старину
— Геронда, однажды вы рассказывали нам что-то о своей бабушке...
— Моя бабушка была очень отважным человеком. На всякий случай для безопасности она всегда имела при себе ятаган[170]. Вот тебе, пожалуйста, женщина вдовая, двое детей, вокруг турки, но жить-то надо было... Тяжелые были годы... Все ее боялись. Молодчиной была! Как-то раз один разбойник залез в виноградник, который находился возле кладбища. Чтобы его испугались, он надел длинную, до пят, белую рубашку. Потом, выйдя из виноградника, он, как был в белой рубашке, зашел на кладбище и давай там шастать. Случилось в ту пору проходить через кладбище моей бабушке. Разбойник, когда увидел ее, растянулся на земле и притворился мертвым, чтобы она приняла его за вурдалака и напугалась. Однако бабушка подошла к нему и сказала: "Тебя, если б ты был человек порядочный, давно бы уже земля взяла!" И, сказав это, начала бить злодея тупой стороной ятагана! Искалечила его. Кто это был такой, она даже не знала. Уже потом, в деревне, услышала, что, мол, такого-то изувечили, и так узнала, кто это был.
