Своей ложью раскольник пытается извратить религиозное сознание монахов, исказить своим сообщением их верное понимание Слова Будды. Учение создавалось усилиями всех Будд, и поэтому ложная его трактовка — это удар по «телу Дхармы».
Состояние раскола сангхи, указывали абхидхармисты, представляет собой бытийственное препятствие освобождению живых существ из оков сансары. Пока не восстановишь единство, верующие буддисты лишены истинного ориентира на пути преодоления безнравственности, а подвижничество не приносит религиозных плодов. Таким образом, раскольническая ложь создает препятствие для осуществления Дхармы, ее высшего предназначения — помогать всем живым существам без исключения достигнуть освобождения. Именно поэтому ложь с целью раскола сангхи — тяжелейший смертный грех, неизбежно влекущий за собой ближайшее рождение в зловещем аду Авичи, где нет перерыва в страдании как таковом.
Буддийские теоретики указывали, что учинить раскол может лишь полноправный монах. Ни монахиня, ни шикшамана, ни послушник/послушница, ни мирянин/мирянка никогда не бывают способны осуществить раскольнические действия, ибо их речи неавторитетны для монахов-мужчин. Покуситься на раскол способен только тот бхикшу, который не подвержен грубым, примитивным аффектам, явным для остальных членов сангхи, но в то же время одержим гордыней и ложными воззрениями. Он, как правило, пользуется авторитетом и отличается внешней строгостью в соблюдении предписаний. Члены сангхи заблуждаются относительно его высокой религиозной продвинутости, не зная, что внутренне будущий раскольник давно прогнил и готовится объявить себя вместо Бхагавана «учителем-драгоценностью».
В каких общинах возможен раскол? Здесь важен прежде всего количественный состав. Минимальное число монахов, необходимое для образования сангхи, — четыре. Если в общине девять монахов, то она может расколоться из-за действий одного из них надвое — четверо могут поверить ложному «учителю-драгоценности», вознамерившемуся заместить собой Шакьямуни, а другая четверка останется верной Дхарме. Именно таким образом трактовали этот аспект раскола абхидхармисты, опираясь на тексты канонической традиции. Раскол не может состояться, если нечестивцу не удается увлечь за собой четырех монахов — наименьшее ядро сангхи. Но одновременно с этим всегда, как утверждает каноническая традиция, найдутся в любой общине четверо бхикшу, неизменно преданных Дхарме.
Возможна ситуация раскола сангхи по внутренним причинам, не связанным с появлением лжеучителя. Так, если вопреки наставлениям, освященным авторитетом доктрины, монахи вступают в разногласия относительно способов осуществления религиозных практик, то происходит раскол общины. В этом случае сангха обычно насчитывает в своем составе не менее восьми полноправных бхикшу.
Состояние раскола может возникнуть и в том случае, если сангха недостаточно крепка в Учении. Тогда для ее членов возникает риск впасть в обольщение иным учителем, нежели Татхагата, и избрать еретический (т. е. небуддийский) путь. В данном случае речь идет не о расколе внутри общины, но об отпадении ее от Высшей Сангхи — от образованного ею «поля благих качеств», на которое ориентируются истинные последователи Дхармы. Возникновению подобного разрушительного относительно религиозной перспективы состояния противодействует присутствие в сангхе Будд и архатов, а также продвинутых монахов, достигших знания природы реальности благодаря практике прозревания Благородных истин.
Отпадение от Бхагавана и Высшей Сангхи, утверждает каноническая традиция, не может быть долговременным. Оно длится не дольше ночи тех суток, в которые произошел раскол. В такой трактовке усматривается представление о присущей буддийскому учению способности сохранять религиозное единство своих последователей.
Есть периоды, подчеркивали абхидхармисты, когда сангха сохраняет свою религиозную и организационную монолитность именно потому, что действуют факторы, непреодолимо препятствующие расколу. Раскол сангхи невозможен в следующих исторических ситуациях:
— когда колесо Дхармы (т. е. проповедь Учения) только начало свое движение, что всегда обусловлено приходом Учителя в мир;
— во время ухода Учителя в Совершенную нирвану,
— в периоды преобладания добродетели и истинных воззрений;
— во времена деятельности выдающихся шраваков — учеников Бхагавана, обладавших способностью сохранять единство сангхи;
— когда уход Учителя в Совершенную нирвану уже состоялся и, следовательно, Бхагаван как оппонент раскольника представлен не в человеческом облике, а через канонизированное Слово;
— когда процесс распространения буддизма ничем не стеснен и монастырские территории не имеют четко обозначенных границ, ибо в таких благоприятных условиях не возникают споры между монахами относительно места для конструирования мандалы (плоскостной космограммы для проведения религиозных практик), поскольку можно соорудить не одну, а несколько мандал.
Покушение на единство сангхи и собственно раскольническая деятельность признавались, как отмечалось выше, самым тяжким из смертных грехов. Доктринальное обоснование такой оценки раскола можно интерпретировать как принципиальную недопустимость посягательства на религиозное единство общины, опирающееся на «поле благих качеств» всех будд и Благородных личностей, на Сангху в высшем смысле.
В постканоническом учении о грехе большое внимание уделено тяжким безнравственным деяниям, именуемым грехами, сходными со смертными. К этой категории относятся пять злодеяний: осквернение матери; осквернение архати (женщины, обретшей архатство); убийство того, кому предстоит стать бодхисаттвой; убийство «обучающегося Дхарме» (продвинутого монаха, приближающегося к архатству); кража достояния монашеской общины, разрушение ступы, буддийского реликвария.
Будучи по степени тяжести дурного кармического следствия близкими к смертным грехам, эти деяния по своему смыслу сходны с ними.
Сексуальное осквернение матери или архати, содеянное нечестивцем в силу крайней половой распущенности, сопоставимо с убийством подательницы жизни.
Мать традиционно запретна для сексуальных посягательств сына, и нарушая этот запрет, сын символически уничтожает статус матери. Он не чтит в ее лице благодетельницу, некогда даровавшую ему человеческое рождение, попирает материнство, не признавая в нем религиозного блага.
Архати — женщина, сознательно отказавшаяся ради следования Дхарме в святости от возможности быть матерью. Она есть подательница духовного блага, ибо ее святость — «поле благих качеств», поддерживающее религиозный рост сыновей и дочерей, рожденных другими женщинами. Насильник, одержимый наглостью и бесстыдством, покушается на благородный обет безбрачия, соблюдаемый архати, стремящейся быть духовной матерью для людей. И это, разумеется, сходно с убийством родной матери.
В назидательной прозе дальневосточной буддийской традиции обнаруживаются сюжеты, напрямую отождествляющие сексуальное осквернение продвинутой монахини с актом убийства, а насильственную утрату целомудрия — со смертью. В одном из таких повествований рассказывается о монахине, которая благодаря своим сверхнормальным способностям мысленно проникла в греховные намерения насильника. Стремясь пресечь совершение греха, сходного со смертным, она магическим образом мгновенно создала визуальный двойник своего тела, а сама сделалась невидимой. Перед взором грешника разыгралась ужасающая сцена: монахиня, которую он сексуально возжелал, схватила нож, вспорола себе живот, выпростав кишки, а затем отсекла конечности и голову. Потрясенный, он остолбенел, но вместо трупа перед ним снова предстала все та же монахиня, говоря: «Если бы ты осуществил свое неблагое намерение, со мной случилось бы именно то, что ты сейчас видел».
Грех убийства бодхисаттвы приравнивается буддийскими теоретиками к смертному греху отнятия жизни отца. Бодхисаттва — религиозный водитель человечества, отказавшийся от ухода в нирвану из великого сострадания к живым существам. Он ведет людей вверх, против течения бурной реки безнравственности, печалясь их заботам и радуясь возрастающей ревностности к Дхарме. У бодхисаттвы нет иных радостей и печалей. И в этом он подобен отцу, забывающему себя ради блага чад.
Убийство «обучающегося Дхарме» уподобляется убийству архата на том основании, что убийца в этом случае прерывает практику «видения» Благородных истин, осуществляемую достойным монахом с преданностью, верой и рвением. Именно в силу прерывания его практики через лишение жизнеспособности убийца уничтожает возможность жертвы в этом рождении обрести святость. Тем самым убийца покушается на закономерность стадий пути Благородной личности, совершая религиозное преступление против Дхармы. Путь был указан Бхагаваном, и сам Бхагаван есть Путь. Именно поэтому убийство «обучающегося Дхарме» подобно убийству архата, ибо и тот и другой устремлены к дхармам Архата, т. е. Будды.
