А о главах, касающихся возможных совершиться злодеяний, договоримся так: те злодеяния, которые будут явно удостоверены, пусть считаются бесспорно совершившимися; а какому злодеянию не станут верить, пусть клянется та сторона, которая домогается, чтобы злодеянию этому не верили; и когда поклянется сторона та, пусть будет такое наказание, каким окажется преступление.
Об этом: если кто убьет – русский христианина или христианин русского, – да умрет на месте убийства. Если же убийца убежит, а окажется имущим, то ту часть его имущества, которую полагается по закону, пусть возьмет родственник убитого, но и жена убийцы пусть сохранит то, что полагается ей по закону. Если же окажется неимущим бежавший убийца, то пусть останется под судом, пока не разыщется, а тогда да умрет.
Если ударит кто мечом или будет бить каким-либо другим орудием, то за тот удар или битье пусть даст пять литр серебра по закону русскому; если же сделавший этот проступок неимущий, то пусть даст сколько может, так, что пусть снимет с себя и те самые одежды, в которых ходит, а об оставшейся неуплаченной сумме пусть клянется по своей вере, что никто не может помочь ему, и пусть не взыскивается с него этот остаток.
Об этом: если украдет что русский у христианина или, с другой стороны, христианин у русского, и пойман будет вор пострадавшим в то самое время, когда совершает кражу, либо если приготовится вор красть и (в обоих этих случаях) будет убит, то не взыщется смерть его ни от христиан, ни от русских; но пусть пострадавший возьмет то свое, что потерял. Если же добровольно отдастся вор, то пусть будет взят тем, у кого он украл, и пусть будет связан, и отдаст то, что украл, в тройном размере.
Об этом: если кто из христиан или из русских посредством побоев покусится (на грабеж) и явно насильно возьмет что-либо, принадлежащее другому, то пусть вернет в тройном размере.
Если выкинута будет ладья сильным ветром на чужую землю и будет там кто-нибудь из нас, русских, и (хозяин) соберется снабдить ладью товаром своим и отправить вновь в Греческую землю, то проводим ее через всякое опасное место, пока не придет в место безопасное; если же ладья эта ли от бури или противного ветра задерживается и не может возвратиться в свои места, то поможем гребцам той ладьи мы, русские, и проводим с куплею их поздорову. – Это если случится около Греческой земли. Если же приключится такое же зло русской ладье, то проводим ее в Русскую землю, и пусть (свободно) продают товары той ладьи (еще в Греции), так что если можно что продать из той ладьи, то пусть (беспрепятственно) вынесем (на греческий берег) мы, русские. И когда приходим (мы, русские) в Греческую землю для торговли или посольством к вашему царю, то (мы, греки) пропустим с честью проданные товары их ладьи. Если же случится кому-либо из нас, русских, прибывших с ладьею, быть убиту или что-нибудь будет взято из ладьи, то пусть будут виновники присуждены к вышесказанному наказанию.
Об этих: если пленник той или иной стороны насильно удерживается русскими или греками, будучи продан в их страну, и если действительно окажется русский или грек, то пусть выкупят и возвратят выкупленное лицо в его страну и возьмут цену его купившие или пусть будет предложена за него цена, полагающаяся за челядина. Также, если и на войне взят будет он теми греками, – все равно, пусть возвратится он в свою страну и отдана будет за него цена его, как уже сказано выше, существующая по обычным торговым расчетам.
Если же будет набор в войско и эти (русские) захотят почтить вашего царя, и сколько бы ни пришло их в какое время, и захотят остаться у вашего царя по своей воле, то пусть будет исполнено их желание. Еще о русских, о пленниках. Явившиеся из какой-либо страны (пленные христиане) на Русь и продаваемые (русскими) назад в Грецию или пленные христиане, приведенные на Русь из какой-либо страны, – все эти должны продаваться по двадцати златников и возвращаться в Греческую землю.
Об этом: если украден будет челядин русский, либо убежит, либо насильно будет продан и жаловаться станут русские, пусть докажут это о своем челядине и возьмут его на Русь, но и купцы, если потеряют челядина и обжалуют, пусть требуют судом и, когда найдут, – возьмут его. Если же кто-либо из тяжущихся не позволит произвести дознание, – тем самым не будет признан правым.
И о русских, служащих в Греческой земле у греческого царя. Если кто умрет (из них), не распорядившись своим имуществом, а своих (в Греции) у него не будет, то пусть возвратится имущество его на Русь ближайшим младшим родственникам. Если же сделает завещание, то пусть возьмет завещанное ему тот, кому написал умирающий наследовать его имущество, и да наследует его.
И о русских, взимающих куплю .
О различных людях, ходящих в Греческую землю и остающихся в долгу. Если злодей не возвратится на Русь, то пусть жалуются русские Греческому царству, и будет он схвачен и возвращен насильно на Русь. То же самое пусть сделают и русские грекам, если случится такое же.
В удостоверение и неизменность, которая должна быть между вами, христианами, и русскими, мирный договор этот сотворили мы Ивановым написанием на двух хартиях – царя вашего и своею рукою, – скрепили его клятвою предлежащим честным крестом и святою единосущною Троицею единого истинного бога вашего и дали нашим послам. Мы же клялись царю вашему, поставленному от бога, как божественное создание, по вере и по обычаю нашим, не нарушать нам и никому из страны нашей ни одной из установленных глав мирного договора и дружбы. И это написание дали царям вашим на утверждение, чтобы договор этот стал основой утверждения и удостоверения существующего между нами мира.
Месяца сентября 2, индикта 15, в год от сотворения мира 6420.
Приложение № 2 Челобитная протопопа Аввакума [69] Фрагменты Русский архив, 1864. – Вып. 1. – Стб. 26–33.
Царю и государю и великому князю Алексею Михайловичу всея великия и малыя и белыя России самодержцу, богомолец твой государев, грешный протопоп Аввакум Петров, припадая на колену, усердно челом бью. Надежа наша, свет государь, православный царь, услыши грешника мольбу, яко от гроба возставша, от дальнаго заточения [70] , поприщ заточен был с жено и с детьми и многи и неисказанны беды подъях, обещания ради будущих благ. И ныне тобою великим государем в царствующий град приволокся, надеяся, живучи на востоке, в монастырех, тишину зде на Москве быти; и ныне зрю в царствующем граде церковь паче прежняго смущенну, и ни мало мира имущу. Свет государь, благочестивый царь! Пишет на послание ко Ефесеом светило вселенныя Златоустый Иоанн: ничтоже тако прогневает Бога, якоже раздор церковный, и ничтожо тако раскол творит в церквах, якоже любоначалие во властех. <…>
Христа, сына Божия, небеснаго царя быти; и Духа святаго не истиннаго быти, не точию животворящаго? Отнележе он, Никон, начат раздоры творити церкви и в тиснении печатном портить книги, на всю Poccию гнев Божий наведе. Не ложь нам знамение – моровое поветрие и 10 лет мечь проливающим христианскую кровь, и во всяком граде и странах велие нестроение и туга велика, всюду слезы и стенание. Простота убо блаженныя памяти общаго нашего отца протопопа Стефана [71] и частое пролитие слез с рыданием о державе царствия твоего, и негордоучения оного – ташину показа в державе царствия твоего и упражняющихся о деле Божии проповедников слову Божию светлейших яви. Никонова же неопасивая дерзость и безчеловечие к Божиим рабом всю Русскую землю пусту показа, и слез и рыдания исполнену. Свет-государь, благочестивый православный царь! Самому тебе свету Стефаново житие известно, не в хитрословии бо силен был, но в простоте сердца без престани царствия твоего Бога молил, сему и други своя учил. Увы души моей бедной! Лутче бы ми в пустыне Даурской со зверьми живучу конец прияти, нежели ныне слышу в церквах Христа моего невоскресша! Вем, яко скорбно тебе великому государю свету от нашея докуки. Государь свет православный царь! Не сладко и нам, егда ребра наша ломают и розвязав кнутьем бьют, и томят на морозе голодом; и cиe все царствия ради Божия страждем. И я тебе, свету нашему, о своих бедах и напастех возвещу. Не много, когда я был в попех, в Нижегородском уезде, ради церкви Божия, от буих человек был удавлен, и 3 часа лежал яко бездушен; руки мои и ноги были избиты; имение мое было разграблено; и cиe все мне яко уметы, да Христа моего приобрящу. А егда устроил мя Бог в протопопы, в Юрьевец Повольский, – бит ослопьем, и топтан ногами, и дран за волосы руками злых человек. Отнял мене Деонис Крюков еле жива. И о сем молихся, да простит им Бог зде и в будущем веце. A бывший патриарх Никон мучил мене на Москве, бил по ногам, на правеже три недели по вся дни без милости, от перваго часа до девятаго. И блаженныя памяти протопоп Стефан деньги ему патриарху за мене давал за откуп; и на всяк день зря из ног моих полны голянищи плакал. Но безчеловечный он Никон, для протопопа Стефана о мне плачуща, не умилился. А егда с двора протопопова (Иоанна Неронова) Борис Нелединский со стрельцами мене взял, ризы на мне изодрали и святое Евангелие с налоя сбив, затоптали, и посадя на телегу с чепью, распя на мои руки, по улицам, не в одну пору возили. И не ужто, Государь свет, им так Бог попустил?..
