Точно таким же образом психологи относятся к парапсихологии, которая сама по себе является серьезной и вызывающей интерес темой. Здесь мы можем увидеть, что психологи, даже не являющиеся бихевиористами, отрицают существование парапсихологических фактов. Мало того, когда в некоторых солидных научных учреждениях осуществляются эксперименты, вроде бы доказывающие справедливость тех или иных парапсихологических теорий, возникает любопытный феномен: когда комиссия психологов, занимавшаяся исследованием парапсихологических явлений, приближается к выводу о том, что на основании статистических данных эти явления можно объяснить лишь в том случае, если предположить верность утверждений парапсихологии, всегда находится один из членов комиссии, который заявляет, что следует усомниться в научности самой статистики, а двое других настаивают на том, чтобы выводы комиссии не публиковались. И это еще один пример сознательного замалчивания знания, благодаря чему о знании этом распространяется мнение, что оно неуместно, не соответствует истине, а потому не заслуживает внимания. Таким образом, помимо сниженного интереса к некоторым разделам знания (что связано с соответствующей оценкой их научной состоятельности), существует соглашение общества или определенных социальных кругов игнорировать это знание. Недостаток сведений (или невежество) создается в этом случае вполне намеренно и сознательно. Общество провозглашает, что определенные науки относятся к разряду таких вещей, о которых лучше ничего не знать.
Заметим вскользь, что последние наши рассуждения мы привели потому, что в дальнейшем собираемся исследовать различие между открытым знанием и знанием закрытым, между знанием, доступ к которому открыт для каждого, и знанием, доступ к которому закрыт.
Исследуя это различие, следует остановиться на методологической стороне проблемы: итак, открытое знание — это такое знание, доступ к которому, по крайней мере в идеале, доступен для всех и каждого. Мало того, доступными и открытыми являются также критерии, согласно которым та или иная информация оценивается как имеющая отношение к этому знанию, а то или иное суждение, возникающее в рамках этого знания, считается истинным или ложным. Стало быть, речь идет о знании прозрачном, неогражденном, о знании, углубляться в которое позволено любому человеку, и с таким положением вещей согласен каждый, кто подвизается в этом знании.
Фактически мы подошли к определению рационализма, или того, что мы называем рационализмом. Рациональное знание, или рационализм, означает постоянную проверку знания посредством критериев, которые сами в свою очередь подвергаются непрекращающейся проверке на основании других критериев. И про все эти знания и критерии следует сказать, что они совершенно прозрачны, то есть доступ к ним всегда открыт, а от тех, кто занят познанием, ничего не скрывают. Разумеется, любое знание покоится на аксиомах, фундаментальных принципах, о которых те, кто имеет отношение к этому знанию, могут ничего не знать. Если же речь идет о рациональном знании, то эти принципы должны быть выяснены, и, когда они выяснены, а также определена область их применения, с ними должны согласиться все и все должны иметь возможность подвергать их проверке.
Ибо у рационализма нет иного определения, кроме социального. У рационализма нет такого мерила, о котором можно было бы сказать, что оно абсолютно. Даже математические высказывания не являются абсолютными. Конечно, математические высказывания легко принять за абсолютные; так именно и полагали до начала тридцатых годов. Но в начале тридцатых годов молодой математик Курт Гедель выступил с доказательством потрясающей теоремы, согласно которой любая непротиворечивая система, формализующая теорию натуральных чисел, может быть непротиворечиво дополнена разными высказываниями, про которые нельзя сказать, истинны они или ложны. Это значит, что даже в математической области имеются высказывания, которые нельзя считать абсолютно доказанными.
В отличие от открытого знания, закрытое знание характеризуется в первую очередь не тем, что доступ к нему ограничивается той или иной группой людей, а тем, что это такое знание, путь передачи которого непрозрачен. Оно не является доступным, неогражденным знанием, и путь овладения им неизвестен широкой публике. Что является предметом этого знания, а что не является, полного и недвусмысленного согласия на этот счет не существует, все зависит от традиции, от посвящения одного человека другим; такое знание называется по-английски tacit knowledge — знание, значительная часть которого, по существу, непонятна даже для самого носителя этого знания. Различие между открытым и закрытым знанием мы рассмотрим в ракурсе исторического развития западной культуры, однако следует заранее оговорить, что мы будем говорить лишь об идеальных формах, поскольку нигде и никогда не существовало совершенно открытого или совершенно закрытого знания. То, что нас интересует здесь и будет интересовать в дальнейшем, — это именно диалектика, состязание знания открытого с закрытым знанием.
Открытое и закрытое знание
В предыдущей беседе мы указали на (различие между открытым знанием и закрытым знанием. Нам представляется, что это не количественное различие (определяющееся числом тех, кто посвящен в знание), а качественное. Открытое знание — это не только такое знание, доступ к которому открыт для всех членов общества. Открытое знание отличается тем, что критерии суждения (то есть те критерии, посредством которых мы устанавливаем, что одна информация находится в границах приемлемого знания, а другая выходит за эти границы или же не заслуживает внимания) общедоступны, известны всем и открыты для критики тех, кто этим знанием обладает. Стало быть, открытое знание — это знание прозрачное, не находящееся за семью печатями, знание, которое можно проверить с помощью хорошо сформулированных и общеизвестных критериев оценки.
Закрытое знание, напротив, — это такое знание, которое передается от одного человека к другому путями, недоступными критике, освященными многолетней традицией: оно переходит от отца к сыну, от мастера к его преемнику, усваивается через подражание тому, кто считается знатоком. Большая часть подобным образом передаваемого знания является тем, что называется безмолвным знанием (tacit knowledge), — это приемы ремесла, способы суждения, не имеющие ясного выражения в словах; в этом по сути и состоит разница между открытым и закрытым знанием. Мы говорили, что открытое и закрытое знание — это идеальные, абстрактные понятия; фактически в любом обществе существуют смешанные формы этих знаний. Вместе с тем эти виды знания являлись атрибутами западной культуры — той культуры, которая возникла на берегах Средиземного моря и развивалась в Западной Европе, — и откровенно противостояли друг другу. Борьба между открытым знанием и знанием закрытым была там, таким образом, характерной чертой общей диалектики развития. Попытаемся в общих чертах обрисовать историю этого противостояния.
Существование обществ, в которых знание является закрытым, не вызывает большого удивления. Большинство примитивных обществ, а также часть известных нам цивилизаций, таких, например, как Япония, Китай и Индия, культивируют такое знание, которое, по существу, является знанием закрытым, доступным лишь узкому кругу специалистов, людям, посвященным в это знание, жрецам. Даже знание алфавита было в Египте, Древнем Вавилоне и Китае достоянием лишь малого числа знатоков, которые берегли и охраняли это знание, утаивая его от непосвященных.
Лишь в очень небольшом числе мест возник идеал и появилось осознание необходимости открытого знания. Фактически нам известны лишь два общества, где появился и был сформулирован идеал открытого знания, поэтому не приходится удивляться существованию закрытого знания. Двумя этими обществами были древнееврейское общество и древнегреческое общество. В каждом из них, в разных местах, в разных социальных условиях, возник и сформировался идеал открытого знания, идеал преодоления невежества.
Следует добавить, что в обоих этих обществах представление об открытом знании не достигло той степени развития, которое характерно для представлений эпохи Просвещения, когда открытое знание было провозглашено всенародным, общечеловеческим идеалом, всеобщей обязанностью, которую следует укоренять широко и повсеместно. Даже в этих обществах открытое знание не было открыто для всех членов общества. К примеру, демократическое афинское общество ограничивалось предельно узкой прослойкой аристократов, со всех сторон окруженной человеческим морем, состоявшим из женщин, рабов и варваров, которые не могли быть соучастниками в знании. Тем не менее, знание это по своей сути являлось открытым. Это значит, что для доступа к предметам этого знания и для овладения ими не требовались личные качества особого рода, не было нужды ни в магическом обряде инициации, ни в особого рода условиях: напротив, сами по себе эти предметы считались открытыми, предназначенными для постижения и понимания. Поэтому, среди всего прочего, в этих двух обществах происходила внутренняя социальная распря, вызванная вопросом, до каких пределов можно раздвигать границы открытого знания, то есть — перед кем следует открывать открытое знание? Однако наряду с этим вопросом, находящимся в зависимости от всей совокупности общественных представлений, существует другой вопрос, связанный с отличием идеала от действительности. Так, в тех двух обществах, о которых мы упоминали, реально не всегда существовало открытое знание: тем не менее действительность всегда оценивалась с точки зрения открытого знания. Открытое знание стало в этих обществах, в каждом из них по-своему, идеалом знания, идеалом информации.
