Но как бы то ни было, даже из наиболее простого явления мысленного внушения на расстоянии, явления, подтвержденного тысячу раз в летописях магнетизма,{5} логическим выводом является признание деятельности духа и воли вне физических законов видимого мира. Таким образом, дверь в невидимый мир раскрылась. В высших явлениях сомнамбулизма этот мир раскрывается вполне.
Если мы перейдем от экспериментальной и объективной психологии к психологии интимной и субъективной нашего времени, которая выражается в поэзии, музыке и литературе, мы найдем, что сильное дуновение бессознательного эзотеризма проникает их.
Никогда стремление к духовной жизни, к невидимым мирам, изгнанным материалистическими теориями ученых и модным направлением, не было более серьезно и более искренно. Стремление это обнаруживается в тоскливых исканиях, в трагических сомнениях, в глубокой меланхолии, вплоть до богохульства наших натуралистических романистов и наших поэтов декадентов. Никогда душа человеческая не испытывала более глубокого чувства ничтожества и нереальности земной жизни, никогда она не стремилась более пламенно к невидимому, к потустороннему, сохраняя в то же время неспособность верить.
Иногда её интуиции удается даже подняться до сверхчувственных истин, не имеющих санкции её земного разума, которые противоречат её поверхностным представлениям и являются невольным излияниям её сверхсознания. В доказательство своих слов я приведу отрывок из книги редкого мыслителя, который страдал всею горечью и всею тоской нравственного одиночества нашего времени.
Каждая сфера бытия — говорит Фредерик Амьель — стремится к более высокой сфере, ибо до неё достигают откровения и предчувствия высшего. Идеал, в какой бы форме он ни проявлялся, есть лишь предвидение, пророческое прозрение в это высшее существование, к которому стремится каждое живое существо. Это высшее существование бывает всегда и более внутреннее по своей природе, т. е. более духовное. И как вулканические извержения выбрасывают на поверхность тайны земных недр, так же и энтузиазм и экстаз — только мимолетные взрывы глубин внутреннего мира души. И вся жизнь человеческая только приготовление и преддверие к этой жизни духа. Ступени посвящения неисчислимы. Поэтому бодрствовать должен ученик жизни, тот, который несет внутри себя будущего ангела; он должен работать над ускорением расцвета своей души, ибо божественная Одиссея не более как ряд метаморфоз, где каждая форма, результат предшествовавших, является одновременно и условием для последующих форм.
Божественная жизнь есть ряд последовательных смертей, когда дух сбрасывает свои несовершенства и свои символы и отдается растущей силе притяжения, исходящей из неизреченного Центра всех сил — "из Солнца разума и любви"
В обычное время Амьель был только очень умный гегельянец со свойствами высшего моралиста. Но в тот день, когда он написал эти вдохновенные строки, он был глубоким теософом. Ибо трудно лучше осветить и с более захватывающей силой выразить самую суть эзотерической истины.
Даже этого краткого обозрения достаточно, чтобы показать, что разум и современная наука готовятся, сами не подозревая и не желая того, воссоздать древнюю теософию помощью орудий более совершенных и на фундаментов более прочном.
По выражению Ламартина, человечество подобно ткачу, работающему на станке времен с изнанки. Придет день, когда взирая на другую сторону ткани, человечество узрит картину дивную и величавую, вытканную на протяжении веков его собственными руками, причем само оно не видело ничего, кроме путаницы нитей на изнанке ткани. В этот день человечество преклонится перед Провидением, проявляющем себя в нем самом. И тогда сбудутся слова современного герметического писания, и они не покажутся слишком дерзновенными тому, кто достаточно глубоко проник в эзотерические предания: "эзотерическая доктрина не только научна, не только философски обоснована, моральна и религиозна, но она сама, наука, сама философия, сама мораль и сама религия по отношению к которой все остальные — лишь подготовления, выражения частичные или ошибочные, смотря по тому, приближаются они к ней, или же удаляются от нее".{6}
Я далек от мысли, что дал достаточно полное свидетельство об этой науке всех наук. Для этого нужно не менее, как возвести здание всех наук, известных и неизвестных, восстановленных в их преемственном порядки и преобразованных в духе эзотеризма.
Я стремился доказать, что учение Мистерий нужно отнести к самому источнику нашей цивилизации; что учение это создало все великие религии, как арийская, так и семитская; что христианство ведет именно к нему весь человеческий род своею эзотерической стороной, и что современная наука стремится роковым образом к нему же всею совокупностью своего поступательного движения; и что в конце концов, Религия и наука должны встретиться в этом учении, как в единящей пристани, и найти в нем свой синтез. Можно сказать наверно, что всюду, где находится какой бы то ни было отрывок эзотерической доктрины, там она существует и во всей своей целости. Ибо каждая из её частей предваряет или вызывает остальные части.
Великие мудрецы и истинные пророки всегда владели ею, и мудрецы и пророки будущего будут также владеть ею. Свет может быть более или менее сильный, но это все тот же свет. Форма и подробности могут меняться до бесконечности, но основа, то есть принципы и цель — никогда.
В этой книге будет дано нечто вроде постепенного развития или последовательного раскрытия эзотерической доктрины в её различных частях; раскрытие это будет дано так, как она осуществлялась последовательно великими Посвященными, представителями мировых религий, которые содействовали устроению человечества, и последовательная смена которых намечает дугу эволюции, начавшуюся с древнего Египта и с первых шагов арийской цивилизации и завершенную человечеством в настоящем цикле жизни.
Таким образом, эзотерическая доктрина появится в нашем изложении не как абстрактное учение, но как живая сила, проходящая через душу великих Посвященных и отражающаяся на живом действии исторической драмы развивающегося человечества. В этом ряду Посвященных Рама указывает лишь на вход в храм, Кришна и Гермес дают к нему ключ, Моисей, Орфей и Пифагор показывают внутренность храма, а Иисус Христос вводит в его святилище.
Эта книга возникла вся из пламенной жажды высшей истины цельной, вечной, утоляющей, вне которой частичные истины лишь дразнят. не давая удовлетворения… Лишь те поймут меня вполне, кто сознает так же как я, что современный момент в истории человечества со всеми своими материальными богатствами не что иное, как грустная пустыня с точки зрения духа и его бессмертных стремлений. Переживаемое время глубоко важно, и все крайние последствия агностицизма дают себя знать разрушением общественности. И для нашей Франции и для всей Европы вопрос стоить так: быть или не быть.
Необходимо или восстановить центральные органические истины на их нерушимых основах, или же упасть окончательно в бездну материализма и анархии. Наука и Религия, эти исконные охранительницы цивилизации, обе потеряли свой величайший магический дар — дар воспитывать души человеческие. Храмы Индии и Египта произвели самых великих мудрецов земли. Храмы Греции создали героев и поэтов. Апостолы Христа были величайшими из мучеников и тем вызывали к жизни тысячи способных на самоотречение и мученичество. Церковь средних веков, несмотря на свою первобытную теологию, была в силах создавать святых и рыцарей только по тому, что верила, и еще потому, что временами дух Христа еще трепетал в ней. Ныне же ни церковь, закованная в своем догмате, ни наука, пребывающая в плену у материи не в состоянии более создавать цельных людей. Искусство формировать души человеческое утеряно в наш век, и оно будет снова найдено не ранее, чем наука и религия, переплавленные в живую силу, сообща начнут стремиться и работать для спасения и для блага человечества. Для этого науке не понадобится изменять своих методов, ей придется лишь расширить свою область, и Христианству не придется отказываться от своих традиций, ему необходимо лишь понять их происхождение, их дух и истинное значение их обетований.
Это время духовного возрождения и социального преобразования придет, мы в этом глубоко уверены. Уже появляются ясные значения. Когда наука будет знать, а религии вернется её нравственная мощь, тогда и человек начнет действовать с новой энергией. Искусство жизни и искусство творчества может возродиться лишь при слиянии науки, религии и общественности в одно гармоническое целое.
Но пока это возрождение еще не настало, что делать в этот век когда все стремится по наклонной линии в пропасть, когда в сгущающихся сумраках таится угроза, несмотря на то, что начало того же века{7} казалось поднятием к свободным вершинам, озаренным блистающей зарей?
