Доминик Бартелеми - Бог и Его образ. Очерк библейского богословия

...чей вид спасает верующих

Чтобы спастись от змей, нужно было смотреть на змею, прибитую к древу, и точно так же для того, чтобы спастись от смерти, нужно смотреть на Распятого, прибитого ко кресту. И подобно тому, как недостаточно было смотреть плотскими глазами на медный предмет, а нужно было прозреть глазами веры Спасителя всех, так и недостаточно смотреть плотскими глазами на Распятого, прибитого к проклятому дереву, но нужно прозреть глазами веры славу Единого Сына, явленную в этом распятии. И еще – точно так же, как медный змей был знаком, напоминающим о заповеди Закона, так и Распятый есть знак, напоминающий о заповеди Нового Закона, т.е. о любви[278] ибо "так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного" в добычу смерти, обрушивающейся на Его мятежных детей, "дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную" (Ин 3,16).

Поэтому прославление Сына, прибитого ко Кресту, есть предмет не доказуемой очевидности, а веры. Поэтому Сын нуждается в Заступнике, чтобы утвердить и доказать Его славу, таинственно являемую только глазам веры, и Этот Заступник, или Утешитель (Параклет), и есть Дух истины (Ин 14,17), свидетельствующий о Нем (Ин 15,26).

Пришедший водой покаяния и кровью смертных мук есть Сын Божий – в этом и заключается предмет спасительной веры и первое свидетельство, принесенное Духом истины. И в самом деле, речь идет о том, чтобы "уверовать во имя Единородного Сына Бохия" (Ин 3,18), ибо "верующий в Сына имеет жизнь вечную; а не верующий в Сына не увидит жизни" (3,36). Но Сын станет предметом веры лишь будучи прославлен восхождением на Крест, и тогда "узрят Его... те, которые пронзили Его"(0ткр 1,7; Ин 19,37; ср. Зах 12,10). Ибо это "восхождение" является поистине Его вступлением на престол. Вот что, сам того не зная, выразил Пилат, сказав:"Что я написал, то написал" (Ин 19,22) – по поводу надписи на Кресте. С ее помощью он хотел выставить в смешном виде знатных иудеев, назвав Казнимого их царем.

Как схождение Духа на Иисуса в момент крещения не было дарованием нового дара, так не станет им и прославление на Кресте. Новое здесь в том, что казнь Иисуса дает верующим возможности созерцать в этом прославлении Его достоинство Единородного Сына (1,14), достоинство, дарованное Ему той любовью, которой Отец возлюбил Его прежде основания мира (17,24.5). Слава Сына состоит в том, чтобы быть "Единородным, сущим в недре Отчем" (Ин 1,18), Возлюбленным[279], в Котором благоволение (Мк 1,11) Отца, Тем, Кому Он "дает Духа без меры" (*), потому что любит Сына и все дал в руку Его".

Но действительно ли является Сыном Тот, Кто, будучи осужден религиозными начальниками Своего народа и повешен на виселице проклятых (Гал 3,13), умирает, вскричав:"Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? "(Мк 15,34-37)? И однако, именно видя, как Он испускает таким образом Свой последний вздох, римский центурион, стоящий на посту у Креста, воскликнул: "Истинно Человек Сей был Сын Божий!" (Мк 15,39). Конечно, этот гой не знал причин осуждения, как не знал и признаний, сделанных любимому ученику. Он не разделял обманутых надежд тех фанатиков-националистов, которые тщетно ждали от Иисуса восстановления национальной независимости.

Но Иисус сказал: "На суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы" (Ин 9,39). Ни один из тех, кто должен был бы видеть это ясно, не сумел признать вслух перед лицом Распятого, что Он – "Сын Божий". Ни израильские богословы, ни борцы за освобождение, ожидавшие, что Помазанник Божий принесет избавление, ни ученики, взращенные Им Самим – не исповедали Сына в самый момент Его прославления. Лишь солдат оккупационных войск, несший привычный наряд на месте распятия, стал глашатаем Духа истины. Ходатая за Сына, и произнес это торжественное свидетельство. Ибо Сыну надлежало быть "предметом пререканий" (Лк 2,34) во время Его кровавого воцарения на Лысой горе.

А теперь прислушаемся к тому, что свидетельствует Дух истины перед лицом умирающего Иешуа Назарянина: любовь Отца к Своему Единородному Сыну разительно проявляет себя в этом погружении Сына, подобно зерну, в человечество, которое сможет обрести в Нем целостность. Ибо зерно умирает в земле лишь затем, чтобы дать ей свой плод. Сын испустил последний вздох смертного человека лишь затем; чтобы вернуть Дух умирающему человечеству. Если Отец избрал в жертву Своего единственного Сына, то это потому, что Он – Его Возлюбленный, в Ком Он хочет завершить судьбу возрожденного человечества. Его Сын – единственный подлинный образ Его, и по этому Образу Ваятель хочет придать человечеству окончательное сходство с Собой. Умирая на кресте. Сын полностью выражает образ Отца. И в самом деле, Бог есть любовь (1 Ин 4,8.16). Жертвуя Своей жизнью за тех, кого Он любит, Сын дает им самое высшее свидетельство – свидетельство любви (Ин 15,13). Поступая так. Сын возводит Свою любовь к людям на уровень точного образа той любви, которой любит Сам Отец (Ия 15,9; 17,23). При последнем вздохе Распятого тайна любви, которая есть Бог, полностью открывается людям. В безвинной Жертве, умирающей ради того, чтобы Ее палачи обрели жизнь, любовь достигает высшего накала. Так "имя" Отца (Тот, Кто дарует жизнь любовью) высочайшим образом прославляется Сыном (12,28; 17,26), и вместе с тем прославляется Сын как "Тот, Кто пришел во имя Отца Своего" (*) (Ин 5,43).

Но никто не может приступить верою к тайне Сына, распятого в блеске славы, если Отец, пославший Сына, не привлечет к Нему ученика Своего Сына (6,44) внутренним свидетельством Духа истины, внушающего верным исповедать свою веру перед лицом до тех пор непонятного Креста их Спасителя.

Итак, с того момента, когда Сын взошел на Свой жертвенный престол. Дух (7,39) свидетельствует о Его славе как Его защитник. Он шепчет на ухо тем, кто пронзил Его и теперь остолбенело глядит на Него, и требует от них пересмотреть Его дело. Этот пересмотр произойдет в их сердцах, заставит их признать себя палачами Бога и осудить себя, тогда как они считали себя праведными судьями, осудившими злодея. И Божественный Защитник произносит Свою защитительную речь не только в Страстную пятницу. Он произносит ее перед всеми теми, кто не признан и отвергнут своими братьями по образу Того, Кто есть Образ Божий. В самом деле, "Бога никто никогда не видел" (1 Ин 4,12), и мы оказались перед лицом казнимого Назарянина не затем, чтобы судить себя, судя Его, но мы без конца оказываемся перед лицом тех, о ком Он сказал:"Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне"(Мф 25,40), и "так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне" (ст. 45). Именно перед лицом тех, кто, подобно Ему, не понят и отвергнут, можем мы судить об истинности исповедания веры, в силу которой мы хотим приветствовать как Сына Божия Того, Кого отвергли Его братья. Перед их лицом мы услышим, как Защитник становится обвинителем:"Горе вам, лицемеры, что строите гробницы" Сыну Божию, говоря:"если бы мы жили во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови" Сына Божия. "Таким образом вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили" Сына Божия (ср. Мф 23,29-31). Что это за вера, которая "строит гробницу" Сыну Божию? Такова твоя вера, если ты думаешь отблагодарить Того, кто за тебя умер от любви, удушая в своей утробе Его Дух, умирающий от любви к самым отверженным из Его братьев.

"Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну" (Ин 5,22). Перед лицом Сына-Судии стоит Дух-Защитник. Защитительная речь этого Ходатая обратила однажды палачей, побудив их признать верою Сына-Судию в Том, Кто был осужден в Великую Пятницу. Будут ли они каждодневно узнавать Того же Осужденного в любом отверженном? Если да, то они имеют в Духе истины Ходатая пред Судией, ибо Духу Сына, Который есть Любовь, не тесно в них; напротив, Он сделался их жизнью. А если не так, то Дух истины станет их обвинителем перед Судией и обличит лицемерие их веры, которая якобы воздает славу Сыну, а на деле не хочет вспыхнуть огнем любви, от которой Он сгорел.