Приложение 8. О церковном пении, чтении и иконописи
Архиеп. Аверкий (Таушев). «Литургика», часть 2, гл. 9.
Все эти три вопроса, тесно связанные с нашим богослужением, имеют глубокую внутреннюю связь. Если пение и чтение призваны иллюстрировать и сильнее напечатлеть в наших сердцах литургический материал посредством такого важного органа наших внешних чувств, как слух, то иконопись делает то же через посредство другого важного органа чувств – зрения. В вопросе о характере церковного пения и чтения и каких-либо личных вкусах недопустим критерий: «нравится, не нравится». Назначение церковного пения и чтения, а также и иконописи, отвлекать мысль и чувство молящихся от всего страстного земного и возводить к отрешенному от всех страстей небесному. Все в храме должно напоминать православному христианину, что его назначение быть чуждым «миру сему, во зле лежащему» со всеми его греховными страстями и похотями, о том, что, еще живя в теле здесь на земле, он должен умом и сердцем переноситься туда, где предстоит ему жить вечно в небесное отечество наше. Иными словами: и церковное пение, и чтение, и иконопись должны отвечать духу православной аскетики, должны быть бесстрастными.
Общий характер и строй древнехристианского пения отличался полной безыскусственностью и отсутствием сложных гармоний. Пели за богослужением все присутствующие «единым сердцем и едиными усты», и это, конечно, надлежит признать идеалом церковного пения, ибо церковное пение это, прежде всего, – молитва, а уже потом – искусство. Так как первоначально пелись, главным образом, только одни ветхозаветные псалмы, то надо полагать, что и напевы были еврейские, ветхозаветные. Постепенно с развитием чисто христианского пения и вступлением в церковь язычников стали вливаться напевы сирийские и греческие, конечно, такие, которые по своей строгости и величию соответствовали христианскому богослужению. Однако, в отличие от греческого пения, носившего метрический и речитативный характер, христианское пение приобрело характер мелодический, рассчитанный на строгое подчинение мелодии смыслу и тексту слов. В отличие от еврейского и греческого пения, сопровождавшегося аккомпанементом музыкальных инструментов, древнехристианское пение всегда было только голосовым. Таковым оно и осталось до сего времени в Православной Церкви. В отличие от драматизированного еврейского и греческого пения, проникнутого выражением то тоски и отчаяния в виду сознания греховности пред Богом (в еврейском пении), то страха и ужаса пред беспощадным роком-судьбою (в греческом пении), древнехристианское пение приобрело характер спокойного умиления и сыновней преданности Христу-Спасителю, Победителю смерти и Искупителю.
Способы исполнения разных песнопений были различны: то пел один из священнослужителей, а все остальные ему подпевали, то пели отдельные члены христианской общины, выступая иногда со своими вдохновенными импровизациями, то слышалось общее хоровое пение в унисон. Необходимо отметить, что церковное пение во все века до самого последнего времени, пока не явилось у нас в России итальянское влияние, было всегда унисонным, как наиболее способствовавшее сосредоточению в молитве и возможности для всех принимать участие в пении. Пение псалма или молитвы одним лицом с подпеванием последних слов всем собранием называлось ипофонным, пение с присоединением со стороны всего собрания особого припева называлось епифонным; пение попеременное двумя сторонами молящихся, двумя ликами, называлось антифонным. Все эти приемы исполнения песнопений в IV–V вв. не исчезли, а продолжали развиваться, а, главное, стали широко распространяться по различным областям Вселенской Церкви. Есть предание, что «антифонное» пение впервые было введено в Антиохии св. Игнатием Богоносцем (107), а в Западной Церкви св. Амвросием Медиоланским (397).
С IV в. греческое пение вступает во второй период (IV–VIII вв.). Появляется много новых песнопений: стихиры, тропари, кондаки и пр., а, вместе с тем, появляются особые должности чтецов и певцов, которые поставляются на свое служение особым посвящением. В IV в. появляются и особые хоры, которые называются ликами. Из устроителей хоров особенно известны преп. Ефрем Сирин и св. Иоанн Златоуст. Наиболее блестящее развитие хоровое пение нашло в храме св. Софии в Константинополе при Имп. Юстиниане Великом. Национальные музыкальные греческие лады или гаммы – дорийский, фригийский, лидийский и миксолидийский – применяются к потребностям христианского песнетворчества. Преп. Иоанн Дамаскин начинает собой новый третий период в истории церковного пения. Он ввел так называемое осмогласие – пение на восемь гласов, или напевов, и составил богослужебно-певческую книгу под названием «Октоих», что и значит буквально «осмогласник». Четвертый период, начавшийся подпадением Византии под иго турок, ознаменовался упадком греческого церковного пения: в мелодии вводятся особые звуки, а в самые песнопения дополнительные слова, как напр. «те-ри-рем», «а-на-не», «нэне-ни» и т. п. Сказывается турецкое влияние, пение приобретает некоторые особенности восточноазиатского характера. Отрадной и оригинальной чертой греческого пения в этот период является «исон» – остаток и воспроизведение древнего ипофонного пения: в то время как один поет, другие аккомпанируют ему ровно и тихо звуком на одной ноте с поющим.
Русское церковное пение развивалось, естественно, под влиянием греческого церковного пения. С принятием христианства из Византии был принесен на Русь и тогдашний византийский распев. Постепенно этот напев перерабатывался в духе русских национальных особенностей, в результате чего явилось русское церковное пение, так называемый Знаменный распев. По признанию знатоков и ценителей церковного пения это один из самых оригинальных вкладов русского народа в мировое искусство. Он отличается бесстрастием и подлинно-небесной красотой и умилительностью, располагающими к молитве, отрешенной от всего земного. Вследствие того, что нотные знаки знаменного распева напоминали собою «крюки» это пение иначе называется «крюковым». К сожалению, по преемству от греков и в наше строго-церковное пение начали включаться дополнительные слоги и целые слова, как, например, «хубово», «ненена», «хавуа», твердый знак стал произноситься как открытое «о», а мягкий знак как «е». Получилось вместо «воньми» «вонеми», а вместо «согрешихом» «согрешихомо». Это окончание «хомо» стало столь заметным, что самое пение это получило название «хомового» пения, или «хомонии». Для устранения хомонии царь Алексий Михайлович созвал в Москву 14 «дидаскалов», то есть учителей и знатоков пения. Вопросом об улучшении церковного пения занимался и Русский Церковный Собор в 1666–1667 гг., а также и особое собрание нотных дидаскалов в 1668 г. Они должны были восстановить «истинноречие» и упростить нотные знаки. К сожалению, эти реформы дали доступ в русское церковное пение иностранным влияниям, а со временем стремительного сближения России с Западом в XVIII в. настоящее истинно-православное русское церковное пение постепенно отходит на задний план, забывается и заменяется итальянским партесным пением, по сути чуждым духу православной аскетики. Итальянцы Галуппи, Сарти, Ведель и их русские ученики и последователи Березовский, Дегтярев и др. пишут свои собственные композиции, в которых произвольно искажается православное молитвенное чувство. Это пение вычурное, сентиментальное, совершенно ничего общего не имеющее со стилем настоящего исконно-русского и древнегреческого православного церковного пения. Оно широко распространилось у нас только благодаря общему отходу верхних слоев русского общества от церковности вообще, увлечению всем иностранным и презрением ко всему своему родному, отечественному. Итальянцы, взявшиеся руководить русским церковным пением, стали вводить в хоровое церковное пение не только итальянский стиль, но и подлинные итальянские мелодии. Такое засорение нашего церковного пения повело к совершенному искажению подлинно-молитвенного чувства и вкуса у молящихся и, в свою очередь, повело к еще большему отходу от православной церковности.
Первая попытка заняться оздоровлением нашего церковного пения чрез очищение его от «итальянщины» принадлежала Д. С. Бортнянскому, занимавшему должность Директора Придворной Капеллы (ум. 1825 г.). Но он сам находился под влиянием своих итальянских учителей, а потому вполне отрешиться от итальянщины ему было трудно. Особенно нецерковны «концерты» Бортнянскаго. Такое совершенно нецерковное название приобрели песнопения, которые стали исполняться у нас во время причащения священнослужителей за литургией, вместо уставного «причастна». Самым ярким представителем подлинного возвращения к древним подлинно-церковным напевам стал протоиерей Турчанинов.
