В каждом целом нашего мира мы видим множество противоположных тенденций, наклонностей, стремлений, усилий. Каждое целое -- как бы арена борьбы множества противоположных сил, из которых каждая действует сама по себе, стремится к своей цели, обыкновенно к разрушению целого. Но взаимодействие этих сил составляет жизнь целого. И во всем всегда действует нечто, ограничивающее деятельность отдельных тенденций. Это нечто -сознание целого. Установить существование этого сознания путем аналогии с собой или при помощи общения с ним и обмена мыслями мы не можем. Но нам открывается новый путь. Мы видим отдельную, совершенно определенную функцию (сохранение целого целым). За этой функцией мы предполагаем отдельное нечто. Отдельное нечто, имеющее определенную функцию, невозможно без сознания. Если целое обладает сознанием, то и отдельная тенденция или силы тоже должны обладать сознаниями. Тело или организм является точкой пересечения линий этих сознаний, местом встречи, может быть, полем битвы. "Я" -- это и есть в действительности поле битвы, на котором в каждый момент берет верх та или другая эмоция, та или другая привычка, наклонность, подчиняя себе в данный момент остальные и отождествляя с "я". Но и "я" -- существо, имеющее свою жизнь, только плохо сознающее, из чего оно само состоит, и связывающее себя то с одной своей частью, то с другой. Имеем ли мы основание предполагать в органах и членах тела, в мыслях и эмоциях человека существа? Имеем, так как знаем, что ничего бессознательного не существует, -- и всякое нечто, имеющее отдельную функцию, должно иметь отдельное сознание.
Все сознания, которые мы можем предположить в мире многих измерений, могут не знать друг друга, то есть не знать о том, что мы их связываем в разные целые в нашем феноменальном мире, как вообще они могут не знать нашего феноменального мира и его отношений. Но себя самих они должны сознавать, хотя степени ясности их сознания мы определить не можем. Оно может быть и яснее нашего, и может быть туманнее, находиться как бы во сне. Между этими сознаниями может идти непрерывный, но плохо сознаваемый обмен мыслей, подобный обмену веществ в живом теле. Некоторые чувства могут испытывать сообща, некоторые мысли могут возникать у них как бы сразу у всех, одного порядка, под влиянием общих причин. По линиям этого внутреннего общения сознания должны разделяться на разные целые, совсем непонятных нам или отчасти предполагаемых категорий. Сущность каждого такого отдельного сознания должна заключаться в том, что оно должно знать себя и свои ближайшие функции и отношения; оно должно чувствовать вещи, аналогичные себе, и должно иметь возможность рассказывать о себе и о них. То есть это сознание должно заключаться в том, что перед ним всегда должна стоять картина самого себя и ближайших отношений. Оно как будто вечно пересматривает эту картину и немедленно передает ее другому сознанию, вступающему с ним в общение.
* * *
Если мы представим себе мир состоящим из таких сознаний, то мы должны признать, что они расположены в каком-то особом порядке, не отвечающем ни одному из известных нам. Если мы представим себе линию, соединяющую эти сознания, то мы должны сказать, что эта линия не идет ни по одному из известных нам измерений пространства: ни по его длине, ни по широте, ни по высоте, ни по времени (4-е измерение), ни по высоте сознания над временем (5-е измерение) -- а идет по какому-то совсем другому направлению, перпендикулярному ко всем предыдущим и не параллельному ни одному из них -по направлению шестого измерения. И если между сознаниями может идти внутреннее общение, то оно должно идти по этой линии, по шестому измерению.
Шестое измерение есть линия, соединяющая все сознания мира, образующая из них одно целое.
Существуют или не существуют эти сознания в других разрезах мира, кроме нашего, мы их при существующих условиях нашего восприятия ощутить не можем. Наше сознание чересчур поглощено ощущениями феноменального мира и самим собой, и поэтому просто, вероятно, не отражает впечатлений, приходящих к нему по линии 6-го измерения, или отражает так слабо, что они не фиксируются у него в сколько-нибудь заметной форме. И наше сознание не дает себе отчета, что оно находится в постоянном общении с ноуменом всего окружающего, и близкого, и далекого, с сознаниями, подобными ему и совершенно различными, с сознанием всего в мире и с сознанием всего мира. Если же впечатления, приходящие по 6-му измерению, настолько сильны, что сознание ощущает их, то оно немедленно проектирует их во внешний феноменальный мир и ищет для них причину в феноменальном мире, совершенно так же, как двумерное существо, живущее на плоскости, ищет на своей плоскости причины впечатлений, идущих из нашего мира.
* * *
Наше сознание ограничено своим феноменальным восприятием, то есть окружено самим собой. Мир феноменов, то есть форма собственного восприятия, окружает его, как кольцом, как стеной, и, кроме этой стены, наше сознание ничего не видит.
Но если ему удается выйти из этой стены, оно неизбежно видит в мире очень много нового.
Если мы отделим элементы себя в нашем восприятии, пишет Хинтон ("Новая эра мысли"), то между прочим мы найдем, что мертвое состояние, которое мы приписываем внешнему миру, не заключается в вещах, но налагается на них нами самими, вследствие ограничений нашего сознания. Только элементы себя в нашем знании заставляют нас говорить о механической необходимости, о мертвой материи. Когда это ограничение падает, мы видим дух мира, так же как видим дух нашего друга, то есть видим нечто, ясно отделимое от материального тела.
Наших мыслительных средств достаточно в настоящее время, чтобы показать нам человеческие души; но все за исключением человеческих существ кажется для нашей науки неодушевленным. Нужно освободиться от элемента себя в восприятии, и это все изменится.
И на самом деле, так ли абсолютна непознаваемость ноуменального мира для нас, как нам иногда кажется?
В "Критике чистого разума" и в других сочинениях Кант отрицал возможность "духовного зрения". Но в "Грезах духовидца" он не только признал эту возможность, но и дал ей одно из лучших определений, какое мы до сих пор имеем. Он прямо заявляет:
Сознаюсь, я очень склонен признать, что существуют бестелесные натуры и что душа моя принадлежит к классу этих натур. -- Эти бестелесные существа, непосредственно связанные между собою, образуют одно великое целое, называемое нами духовным миром. Каждый человек есть существо двух миров: мира бестелесного и мира материального, и некогда будет непременно доказано, что и в земном своем существовании человеческая душа общается с бестелесными духами, влияя на них и получая обратно множество впечатлений, которые не сознаются и не могут сознаваться, пока не поколеблется связь наша с телом.
Человеческую душу надо бы было считать уже в течение настоящей жизни человека одновременно связанною с двумя мирами, из которых она ясно воспринимает только материальный мир, пока наши два лица соединены друг с другом нашим телом.
Поэтому, хотя у нас и один субъект, одновременно принадлежащий видимому и невидимому мирам, как их член, у нас не одно лицо, ибо представления об одном мире, в силу своей особенной природы, не сопровождаются представлениями о другом мире, почему то, что я мыслю как дух, не познается мною как человеком и наоборот.
Рождение, жизнь, смерть -- только состояния души... Следовательно, преходяще только наше тело, субстанция же наша преходяща, и она должна была существовать и в то время, когда не существовало нашего тела. Жизнь человека двойственна. Она слагается из двух жизней -- животной и духовной. Первая жизнь есть жизнь человека, и, чтобы человек жил этой жизнью, ему потребно тело. Вторая его жизнь есть жизнь духов; его душа живет этой жизнью отдельно от тела и должна жить ею по отделении своем от тела.
В статье о Канте в "Северном вестнике" 1888 года А. Л. Волынский говорит, что как в своих Vorles-ungen, так и в "Грезах духовидца" Кант не допускает только одного -- возможности физического восприятия духовных явлений.
Таким образом. Кант признавал не только возможность существования духовного сознательного мира, но и возможность общения с ним.
Гегель строил всю свою философию на возможности непосредственного познания истины, на духовном зрении.
* * *
Теперь, подходя к вопросу о двух мирах с психологической стороны, со стороны теории познания, мы должны твердо установить, что, прежде чем мы можем надеяться постигнуть что-нибудь из области ноуменов, мы должны определить чисто интеллектуальным путем, путем рассуждения, то, что можем, из свойств мира многих измерений. Весьма вероятно, что этим способом мы можем определить очень немного. Возможно, что наши определения будут чересчур грубы, не вполне будут соответствовать тонкой дифференциации отношений ноуменального мира. Все это возможно. И со всем этим мы должны считаться. Но все-таки мы должны определить то, что можем определить, и выяснить возможно точнее, каким не может быть ноуменальный мир, и -- если это удастся нам -- каким он может быть, -- какие отношения невозможны в нем и какие возможны.
