Одно внешнее признание человека – грешника праведным может, конечно, его утешить, но возбудить его к деланию добра, укрепить в полученной невольно праведности может только тогда, когда человек желает этого, т. е. когда в душе его есть перелом, обращение от зла к добру. Инославное правовое жизнепонимание допустить этого перелома не может, потому что тогда бы человек спасался своей заслугой. При ограничении же дела оправдания одной формальной стороной, никак начала новой жизни в человеке не объяснить. Поэтому-то инославие и должно прибегать к самодвижущейся праведности, которая водворяется в человек и начинает в нем действовать помимо и даже почти вопреки его сознанию и воле. Протестанты, противореча святости Божьей, полагают эту самодвижущуюся праведность следствием оправдания, а католики самое оправдание превращают в магическое влитие этой праведности. Для православия нет необходимости прибегать к такому противному всяким законам душевной жизни превращение.
Спасение и, в частности, оправдание для православного есть состояние свободно – нравственное, хотя и могущее совершиться только с помощью благодати Божьей. Чтобы быть возрожденным благодатью, человек должен сам содействовать своему возрождению. „Приступая к доброму Врачу», грешник должен с своей стороны „принести слезы – это наилучшее врачество. Ибо то и угодно небесному Врачу, чтобы каждый собственными слезами врачевал себя и спасался [378], а не невольно претерпевал только спасение. Прежде чем приступить к благодати, человек наперед должен сам произвольно удалить из себя все греховное, должен разрушить в себе начало греха, чтобы благодать могла насадить в нем начала новой жизни. „Покаяние, говорить преп. Ефрем Сирин, очищает разрешенные составы прежнего устроения прежде, нежели благодать, срастворившись с умом, сделает свинец золотом. Если видел ты, как стекло принимает цвет гиацинта, смарагда и сапфира; то не усумнишься, что покаяние делает как бы из свинца серебро и из меди золото. Если и человеческое искусство умеет срастворять одно вещество с другим и бывшему прежде придавать новый вид; то кольми паче благодать Божия может сделать и большее? Человек налагает на стекло листы золота, и, что прежде было стеклом, делается по виду золотом. Так и благодать бывшего вчера беззаконником сегодня делает рабом Божьим, и не поверхностно только, но даже в совести, по Богу. Если бы и человек захотел примешивать к стеклу золото, – то стекло делалось бы златовидным; но избегая траты; придумал он достигать сего наложением самого листа. Покаяние же, полагаясь на Божье благоволение, срастворяет кающегося с благодатью Святого Духа и человека всецело делает сыном Божьим, чтобы не наружную одну накладку иметь ему на себе» [379].
Если же человек не делает сам ничего, не кается и не стремится к восприятию той праведности, не готовит себя, тогда и таинство не может произвести на него своего действия. От таинственного возрождения он уйдет не возрожденным. „Выжмем себя покаянием, говорит тот же св. отец, чтобы не утратить нам благодати прощения, как настоящей своей краски. Выжимание есть тщательное отложение противного. Ибо таким образом наведенный на нас цвет, закалившись в душах наших, не сойдет уже. Тщательно изрой себя слезами как красильщик измывает волну, предайся смирению и сократи себя во всем; ибо таким образом предочистишь себя, приступишь к Богу готовым уже к принят благодати. Некоторые из кающихся снова возвращаются ко греху, потому что не знали сокрывающегося в них змия, а если и знали, то несовершенно удалили его от себя, ибо позволили остаться там следам его образа, и он вскоре, как бы зачавшись в утробе, снова восстановляет полный образ своей злобы. Когда видишь кающегося и снова согрешающего, то разумей, что он не переменился в уме своем; потому что в нем еще все пресмыкающиеся греха. Признак же приносящего твердое покаяние – образ жизни собранный и суровый, отложение кичливости, самомнения, а также очи и ум, всегда устремленные к вожделенному Иисусу Христу, с желанием, по благодати Христовой, стать новым человеком, как волна делается багряницей или тканью голубого или гиацинтового цвета» [380].
Таким образом, действенность таинства стоит в зависимости от степени свободного участия в нем самого человека. Чтобы выйти из таинства новым человеком, он должен сам стремиться быть новым и, насколько есть у него сил, должен уничтожать в себе малейшие остатки прежнего греховного устроения. Поэтому-то отцы церкви и настаивают на том, что свободное решение и усилие человека такое же необходимое, хотя и недостаточное само по себе, условие оправдания в крещении, как и благодатная помощь Божья. „Вода в нашей власти, равно как и погрузиться в нее и выйти снова из нее, говорит св. Григорий Нисский» [381], выражая этим необходимость деятельного участия свободы человека в самом производстве возрождения. Насколько по свободному произволению (ec proairesewz) отлагаем мы в крещении ветхого человека [382], настолько же произвольно и сыноположение autexousioV h uioJesia [383], потому что Бог все предоставил на волю того больного, которого Он хочет излечить в крещении [384]. „Если нет воли, говорит преп. Макарий Египетский, Сам Бог ничего не делает, хотя и может по свободе своей. Посему, совершение дела Духом зависит от воли человека» [385].
Возрождение человека совершается, таким образом, путем нравственным, при свободно-сознательном содействии самого человека. „Совершается обновление жизни в человеке, говорит преосв. Феофан, не механически (т. е. не так, чтобы благодать Божья изгоняла из души человека грех, как что-то независимое от воли человека, и на место его поселяла также помимо воли праведность, как старался объяснить это Стефан Яворский), а по внутренним произвольным изменениям или решениям, совершается так в крещении потому, что наперед прощаемый возлюбил так жить. Почему пред погружением в купель мы, отрекшись от сатаны и дел его, сочетаваемся Христу Господу, чтобы Ему посвящать всю жизнь. Это расположение в купели благодатью Божьею запечатлевается и силу принимает быть действенным. Выходя с ним из купели, крещенный является, таким образом, совсем новым, обновленным в нравственно-духовной своей жизни, – воскресает. Подобно тому, как Христос Господь воскрес, и крещенный, погружаясь в купель, умирает, а, выходя из купели, воскресает: умирает греху и воскресает для правды, для новой и обновленной жизни. Вот об этом таинственном и вместе свободно-охотном изменении и говорит в настоящем месте св. Апостол Павел: спогреблись, чтобы ходить в обновленной жизни» [386].
Поэтому, давая полную силу и значение благодатному воздействию на душу человека, отцы церкви изображали таинство крещения в виде завета с Богом, т. е. такого действия, которое прямо предполагает свободу не только для восприятия благодати, но в самых плодах благодатных. Особенно ясно видно такое внутреннее срастворение свободы и благодати из следующего места св. Григория Богослова. „Благодать и сила крещения, говорит св. отец, не потопляет мира, как древле, но очищает грех в каждом человеке, и совершенно измывает всякую нечистоту и скверну, привнесенную повреждением. Поелику же мы состоим из двух естестве, т е. тела и души, из естества видимого и невидимого; то и очищение двоякое: водою и Духом; и одно приемлется видимо и телесно, а другое в то же время совершается нетелесно и невидимо; одно есть образное, а другое истинное и очищающее самые глубины; a cиe, вспомоществуя первому рождению, из ветхих делает нас новыми, из плотских, каковы мы ныне, Богоподобными, разваряя без огня и воссозидая без разрушения». Однако это действие благодати не механическое и не помимовольное, не магическое. «Ибо, продолжает св. Григорий, кратко сказать, под силою крещения разуметь должно завет с Богом о вступлении в другую жизнь и о соблюдение большей чистоты» [387]; а это предполагает и желание быть добрым и решение быть им, и на самом деле работу над собой, да и свободные усилия человека при самом таинственном воздействии. Поэтому, человек согрешающий после крещения, не только вредит себе, теряя вeличaйший дар Божий, не только является неблагодарным Богу, не вразумляясь Его милостью, но и прямо грешит, как клятвопреступник, как нарушивший данную им Богом „присягу». „Весьма тяжко, говорит св. Тихон Задонский, грешат христиане, которые во святом крещении присягали, клялися и обещалися Христу Господу служить, но обеты свои нарушили и солгали… Все таковые нарушили христианскую присягу; клятвы и обетов своих, бывших во святом крещении, не сохранили, разорвали спасительный со Христом союз и от Него отлучились и в след сатаны, которого отрицались и на которого плевали, паки обратились; и Христу Господу своему и Царю, Которому присягали, изменили» [388]. Крещение, следовательно, не только дар Божий, но и обет; не только благодать, но и свободное дело человека.
