Эта идея является не абстрактным идеалом, она — животворящая сила, направляющая еврейский народ на созидание. Вера в приход Мессии имеет и интеллектуальное выражение — как конструктивная идея и теологическое положение, — однако основное влияние она все же оказывает на душу. Иными словами, речь идет не об абстрактной концепции, нуждающейся в беспристрастном анализе специалистов, но об идее, которая придает человеческой жизни значение и смысл. Мессианство апеллирует не только к интеллекту, но и к эмоциям, к тому, что скрыто у нас в сердцах.
Может быть, поэтому самый горячий отклик идея прихода Мессии получает у детей и подростков. В этом возрасте не столь важны формальные определения (которые они не всегда в состоянии понять), зато развита восприимчивость к мечте, к идеалу, к новым идеям. Дети произносят во всеуслышание то, о чем взрослые предпочитают умолчать, детские грезы носят явный и открытый характер, ребенок способен верить всем сердцем и идти до конца.
Следует отметить и еще один важный аспект детской психологии: неиспорченность, наивность. Взрослые люди вместе с жизненным опытом и широким кругозором приобретают и представление о трудностях, которые надо преодолеть для воплощения в жизнь той или иной идеи. Видя грандиозность задачи, они могут оценить и проблематичность ее достижения. В отличие от них, дети — именно в результате неполноты их знаний, отсутствия жизненного опыта и способности к многостороннему анализу — воспринимают все, не усложняя. Взрослому понятна ограниченность своих возможностей; он заранее знает, что в его силах, а что нет. Детям подобные психологические препятствия неведомы — ребенок еще не осознает, сколь ограничены его силы, поэтому ничто не мешает ему мечтать о вещах, которые, возможно, для него недостижимы. Мессианские упования для еврейского ребенка — не общенациональная идея, не будущая веха в истории человечества, но личная мечта стать тем, чье усилие приведет к этому великому изменению в истории, заложит основы новой реальности. Поэтому дети, изучающие Тору, и названы "помазанниками (т. е. Мессиями) Моими". Что же происходит с детьми, когда они взрослеют? Приобретенный жизненный опыт заставляет их постепенно расстаться с детской наивностью. Они осознают, сколь далек мир от мессианского идеала, что осуществить изменение даже небольшой части мира — это крайне сложная, почти непосильная задача. Ребенок может поверить, что ему все по плечу; взрослея, он постигает всю ограниченность собственных возможностей и шансов индивидуума повлиять на ход истории. Простившись с детством, человек вынужден выстраивать систему приоритетов. Находясь под постоянным давлением повседневных обстоятельств, он склонен выбрать те действия, осуществление которых представляется ему необходимым и неизбежным. Во всяком случае, он задумывается лишь над тем, что кажется ему осуществимым. Люди погружены в работу, в семейную жизнь, у них не остается времени для грез. Мечты отходят на задний план. Что же происходит тогда с мессианской мечтой? Не утратив полностью своего значения, она, превращаясь в догмат веры, не приковывает более к себе эмоционально и непосредственно. Однако, предъявляя постоянные требования к человеку, она по сути своей не может быть сведена к аморфному желанию лучшей жизни и абстрактной надежде на "светлое будущее". Поэтому, подобно иным детским мечтам, она вытесняется из сферы повседневных мыслей, а иногда и вообще из сознания. Но подавляемые мечты не покидают человека, они остаются частью его личности; то, что некогда было осознанным, четко сформулированным желанием, перемещается в сферу подсознания, трансформируясь в комплекс, который продолжает влиять на человека на всем протяжении его жизни. Центральное место, занимаемое мессианской идеей в системе национальных идеалов, превращает ее в значимый фактор и на уровне психологии индивидуума. Не находя выражения в сознательной деятельности человека, она перерождается в неосознанное влечение, в мессианский комплекс.
Мечты о величии у ребенка — да и у многих взрослых — это распространенный феномен: люди мечтают стать царями и правителями, полководцами и завоевателями, фантазируя о будущих деяниях и подвигах, не задаваясь вопросом о реально ли их воплощения. Можно найти определенное сходство между этими грезами и мессианской идеей, но, в отличие от них, в ней самой уже содержатся истоки мессианского будущего. Стремление к величию, национальному или личному, — это лишь второстепенная деталь в мессианстве, основное содержание которого — принести избавление всем людям. В центре еврейского представления о мессианской эре лежит отнюдь не образ самого Мессии, не его личность и не идея власти над миром, но кардинальные позитивные изменения в положении как отдельных людей, так и всего человечества.
Для того, чтобы захотеть стать Мессией, человек должен постичь и ощутить проблемы своего народа как свои личные, воспринимать как собственную боль все страдания в мире. Это ощущение не обязательно должно носить осознанный характер и быть выражено явно; оно может оставаться на уровне подсознания. В основе мессианской идеи — осознание несовершенства мира и той огромной задачи, которая является следствием этого: улучшить мир, принести в него избавление. Она предельно альтруистична, ибо направлена на всеобщее благо, а не на собственную пользу. Именно боль и страдания других людей пробуждают потребность возложить на себя это бремя: им плохо — следовательно, я хочу, стремлюсь, а иногда и — не имея другого достойного выхода — обязан и вынужден прийти им на помощь, стать их спасителем.
Следует особо подчеркнуть, что и верующие люди подавляют мессианские мечты, отгоняя их на периферию своего сознания. Ежедневно повторяя предусмотренные ритуалом фразы, выражающие веру в приход Мессии, они гонят от себя мысли о собственной роли в осуществлении мессианских чаяний. Даже многие из тех, кто искренне убежден в неминуемости грядущего Избавления и каждый день надеется, что оно вот-вот наступит, отнюдь не горят желанием самим участвовать в спасении человечества. Однако в полной мере игнорируют любую личную связь с мессианскими чаяниями те, кто отрицает — по крайне мере, на уровне публичных высказываний — мессианскую идею как таковую. Значительная часть, если не большинство современных еврейских детей, не говоря уже о взрослых, воспринимают иудаизм исключительно как наследие прошлого — и часто как обузу, от которой стремишься избавиться. Иногда евреи придерживаются чуждой иудаизму идеологии, становятся агностиками или атеистами. Как же могут они разделять веру в приход Мессии?
Однако, как мы уже писали, мессианская идея не ограничивается набором осознанных представлений — она таится в душе каждого еврея, хочет он того или нет. Это часть его коллективного подсознательного, и она влияет на него не только опосредованно — на уровне воли всего народа, — но и непосредственно, как внутренний фактор, определяющий его жизнь, мечты и желания. Даже если родители воспитывают ребенка в полном отрыве от еврейской традиции, они не могут лишить его того, что заложено в самой основе его душевной жизни — мессианской идеи или, по крайней мере, мессианского комплекса.
Действительно, мессианский комплекс проявляется в поведении евреев, даже если в их действиях, на первый взгляд, нет ничего специфически еврейского. И в нерелигиозных своих проявлениях он включает обостренную чувствительность к боли и страданиям, коими полон окружающий мир, сочувствие к бедам других. Для мессианского восприятия мира характерна также обостренная реакция на проблемы других людей, которая приводит к осознанию личной ответственности, своей обязанности помочь им.
Бесчисленны примеры того, как евреи вступали в освободительные движения тех стран, в которых жили, а иногда они стояли у истоков подобных процессов, возглавляли их. Общим для всех утопических явлений подобного рода является подобие декларируемых ими целей мессианской идее глобального избавления от страданий. Общеизвестно, что огромное число евреев приняли участие в революционных движениях разных стран; в процентном выражении оно, как правило, несравненно выше доли евреев в населении.
Необходимо подчеркнуть, что особо привлекательными для евреев являлись те общественные движения, которые стремились к радикальному улучшению окружающего мира. Это справедливо и по отношению к национально-освободительным движениям, и к социальным: установление всеобщего мира, внутреннее самосовершенствование, помощь униженным и голодным и даже сохранение окружающей среды. Пути к достижению этих задач могли быть самыми разными — от кровавого переворота до разъяснительной работы или парламентского лоббирования.
В самом деле, евреи составляют непропорционально большой процент участников подобных движений, не имеющих, на первый взгляд, между собой ничего общего, а зачастую являются их создателями и лидерами. Они с воодушевлением присоединяются и к левым, и к правым организациям радикального толка, космополитическим течениям и религиозным сектам… Общим местом для этих движений, организаций и партий является утопическая идея, к которой все они в той или иной мере причастны. Выдвигаемые ими требования, направленные на конкретные преобразования в положении отдельной страны, народа, расы, социального слоя, могут рассматриваться как часть универсальной утопии мессианского типа.
