98. Между тем спустя немного опять прибыл вышеназванный Анастасий, дыша гневом и жаждая мученической крови. Нанеся святому новые удары, страшнее прежних, он с радостью возвратился к пославшему его, третий уже раз подвергнув святого бичеванию, каждый раз по сто ударов бичом, вместе с учеником, его сподвижником. Многострадальный, с благодарностью перенеся настоящее, воспевал в себе с радостным настроением духа слова апостола: яко недостойны страсти нынешняго времене к хотящей славе явитися в нас, и: понеже с Ним страждем, и с Ним прославимся (Рим. 8:18, 17), и: терпения имамы потребу, коего не должно нам отлагати (Евр. 10:36, 35), ради блаженства, на которое уповаем и достижение которого превосходит всякое слово и мысль.
99. В то время известный Варда, родственник императора, коему была вверена должность тамошнего стратига, впал в тяжкую болезнь и лежал в постели в Смирне, едва дыша и готовясь скоро расстаться с жизнью. Так как он отовсюду искал помощи, находясь в такой болезни, то один из служащих, принадлежащий к партии православных, напоминает ему о преподобном и о том, какую великую благодать он имеет от Бога. «Хочешь ли, говорит, обратиться к нему и попросить его помочь тебе, находящемуся уже в крайней опасности?» Получив на эти слова его согласие (ибо всякий мучимый нуждой уступчив), он поспешно идет к святому, умоляет его и просит даровать здравие болящему. А так как преподобный знал о больном, каков он, то медлит пока дать ему исцеление, давно зная злонравие этого мужа и признавая для такого болезнь особенно полезной. Но возвещает ему нечто такое, что, если бы он сколько-нибудь образумился, могло бы много содействовать его исправлению в жизни. «Смотри, – говорит, – что ты скажешь в свое оправдание в день исхода [из тела], проведши так свою жизнь и сделавши столько зла православным? Ибо ты, кроме многих других, подверг ужаснейшим бедствиям и моих монахов и побоями довел до смерти великого и дивного по добродетели Фаддея[478], коего жизнь и исповедание вдвойне украсили венцом. Но блаженный Фаддей ныне наслаждается вечными благами вместе со святыми. А тебя кто избавит от наказаний, когда ты умираешь с такими клеймами? [Col. 205] Познай же теперь, хотя и в конце, самого себя и дай ответ Богу, Которому имеешь дать отчет в своих делах».
100. Когда святой возвестил это больному, то потряс ум его страхом и заставил сознать, в чем погрешил он в своей жизни; ибо твердое слово в благоприятное время много лучше мягкого. Поэтому он тотчас посылает просить у преподобного прощения в том, что худо сделал, и избавления от явной опасности. «Впредь, – говорит, – я буду жить по твоим заповедям, только сам даруй мне свою милость». Тронутый состраданием к просившему, сострадательнейший исцеляет его болезнь посредством частой молитвы к Богу и вместе с телом дает облегчение душе его, послав ему икону Богоматери и заповедав иметь ее хранительницей всей жизни. «Ибо, – говорит, – взирая на нее, и сам ты будешь иметь успех в делах; отвергая же ее, потерпишь ужаснейшие страдания, каким никто не пожелал бы подвергнуться».
101. Но тот, неразумный и весьма глупый, когда с ним не произошло никаких изменений, опять переменяется и возвращается к прежнему мнению [ереси], пользуясь худым советником, епископом Смирнским, от коего принял и елей в некоем сосуде, конечно, для благословения и лучшего выздоровления. Но как только он помазал себя им, одновременно с этим болезнь напала на него и опять возвратилась на его нечистую голову. И тотчас отец возвестил ему смерть и предосуждение за вероломство. «Ибо, – говорит, – не безнаказанное дело – общение с лукавыми». Таким образом, несчастный весьма скоро окончил жизнь и обрел весьма худой конец худого совета. Таков для него исход его неразумия. А служитель Христов, содержась два с половиной года в смирнской тюрьме, переносил все с благодарностью и душевным мужеством, не склоняясь ни пред какими тягостными условиями. Тогда приходят к нему некоторые из давних учеников, между которыми были с детства подвизавшийся в добродетели дивный Дорофей, Виссарион и Иаков, Дометиан и Тифой и многие другие, коих всех и жизнь была отличной, и доверие к отцу непоколебимым.
102. Когда же Бог изъемляй противников, как говорит пророк (Соф. 1:3), вспомнил о воздыхании святых своих и покарал наказанием, какое справедливо подобало беззаконнейшему, отступника гордого и надменного, поразил во внутренность в тех самых местах, где он унижал икону Господню, тогда непосредственно получает царство умертвивший его Михаил[479]. И вот немедленно кончаются бедствия отцов, и они, по повелению императора, совершенно свободно возвращаются домой. [Col. 208] Ибо хотя он и принадлежал к партии зловерных, но не был бесстыден, подобно предшественнику, и отнюдь не хотел причинять горя тем, кто не повиновался ему, предоставляя каждому поступать по своему желанию. Так как вместе со всеми и божественный отец был освобожден из ссылки[480], в коей провел целых семь лет, то посмотрим теперь, каково было его возвращение, как все устрояли ему торжественную встречу на пути, чествуя и приветствуя как столь великого мужа. Разделившись по родам и товарищеским группам, все спорили между собою, кто, предварив других, примет его в доме и кто первый приготовит ему, что требуется для приема, считая за лишение, и притом величайшее, вторым встретить его. Когда доблестный прибыл к месту, обычно называемому озеро Митата (Αάκκος Μηάτα), там с гораздо большим почетом ему была сделана встреча дивным Львом и соседними с ним жителями Ксиролофов, которые почти все свое достояние отдавали для приема его. Ибо им ничто не было так дорого, как достойно почтить отца и принять его молитву, ценнее коей ничего не признавали. После того как там он был принят по достоинству, он приходит затем в место в Птелеях, где пробыл немало дней вследствие того, что это место было благоприятно по своему положению и удобно для стечения многих, и принимает там других пришедших к нему учеников, а также и своего брата, разумею Иосифа, управлявшего Фессалоникой. Немало обрадованный [свиданием со] всеми ими и утешенный после долгой разлуки теперешним собранием их, он наконец исполнился душевного веселия.
103. Но достигнув в своей речи этого пункта, я хочу рассказать о чудесах, совершенных отцом, ибо великий имел тогда великую благодать от Бога, так как Бог удостоил его чести во всем. Но мое слово о них будет просто и кратко, потому что оно не требует внешнего украшения или длинных околичностей, будучи ясным в самых делах. Сейчас упомянутый Лев, который впоследствии вступил в монашескую жизнь, приняв имя, одинаковое с отцом, со всей любовью чтил святого при его жизни и показал это встречей его при возвращении и не меньше выказывал то же расположение к нему по его смерти, непрестанно приходя ко гробу и обнимая лежащий на нем камень, так как не имел возможности прикоснуться к обнаженному телу его. Однажды, когда он таким образом пришел, по своему обычаю, к раке и когда другие собрались там, вспоминая о святом, рассказывая, как он жил среди них и какие труды нес в столь слабом, как паутина, теле, сам он, как бы уязвленный стрелой в сердце, лишь только услышал его [Феодора] имя, говорит присутствующим: «Так как вы вспоминаете о великом, то и я возможно яснее расскажу вам о нем, что я видел и что испытал, ибо таким образом вам будет возможно прибавить нечто к суждению о нем, сложившемуся в ваших душах».
104. [Col. 210] «В то самое время, – говорит он, – как святой возвращался из ссылки и только что оставил мой дом, случилось и мне самому сочетать девицу из соседей с моим сыном, уже достигшим брачного возраста. Еще во время брачного торжества, когда на нем пелись песни, внезапно по какому-то случаю девицу постигла сильная горячка, зажгла все внутренности ее и грозила жалкой смертью. Когда мы по случаю этого несчастья вдвойне горевали, потому что было нарушено брачное веселье и мы думали, что девица, столь нежная и юная, преждевременно умирает, я, для которого не оставалось никакого утешения в несчастье, поспешно посылаю к преподобному, недалеко отошедшему от моего дома, прося его помочь отроковице и прежде нее мне, тяжко страждущему. Он тотчас прислал благословенный им елей и приказал помазать им лежащую. Я сам немедленно исполнил повеление, помазав тело девицы елеем. И одновременно с помазанием отроковица получает облегчение и избавляется от палившей ее горячки, даже нимало не мучась ею после того, что удивительнее самого исцеления.
105. В другое время, когда, по требованию нужды, я один шел в отдаленное селение, то внезапно стал предо мной откуда-то явившийся тигр. Страшными глазами посмотрев на меня, он только что готовился броситься на меня и тело мое, увы, сделать своей пищей. Я же, не зная, что предпринять в этом, казалось, неизбежном несчастье, обратился к великому Феодору, на него одного возложив надежды на спасение, и, без колебания уповая на него, говорю тигру бесстрашным голосом: «Отойди, зверь, от меня и отнюдь не смей прикоснуться ко мне, ибо я иду к служителю Христову Феодору, которого я раб и который во всем мой хранитель». И зверь, как только услышал имя святого, тотчас, испугавшись и припав к земле, обращается ко мне задом и уступает дорогу, подобно разумному существу, свернувши в сторону и удалившись.
