Спустя четырнадцать лет святитель Игнатий снова вспоминал Никифоровского старца. 10 августа 1860 г. он писал М. В. Чихачеву, делясь сомнениями относительно издания своих творений: «Мне старец Исаия говаривал: "Не пиши! Не для кого!"»
{стр. 201}
Письма
монаха Исаии,
строителя Никифоровской пустыни,
к архимандриту Игнатию [118]
†
Честнейший Отец Архимандрит
и любезный о Христе Брат Игнатий
Благословите
Во-первых, воздадим благодарение Господу Богу, приведшему нас в познание Друг Друга, в известное время видеть и наслаждаться Духовною беседою и Единомыслием. Сколько я живу на свете, жил в разных местах и имел беседу со многими, но не нашел человека так по сердцу, как ты, Отец Игнатий.
Письмо твое я получил 28-го Октября и в нем читаю как в сердце моем все расположение Доброй Души Твоей. И очень сожалею о несогласии Отца Аполлоса: я ему писал и советовал всячески со смирением примириться с Вами; но ответа от него не получил. Что делать, это Вам явный пример, узнайте Державу нынешнего времени: что не можем жить по отцам. И те, которые имеют ревность ко спасению и веру к Настоятелю, пока еще новоначальные и малозначащие, до тех пор и мирно и хорошо. А как войдут в знание, тогда горе ученику и учителю с ним, виждь нонешний успех и разум.
Еще ты пишешь, что желал бы видеть меня в Вашей Обители; это аще и благое, и усердное желание, но неудобное оного исполнение. А потому и прошу тебя, Бога ради, увольте меня от сего послушания.
Во-первых, и лета мои не позволяют, также и слабость здоровья. А главное и самое нужное, удаление от Мира: вспомни, что я должен ехать во многолюдный Град С. П. и сколько я должен видеть разных обстоятельств, лиц и нравов; в моем к тебе путешествии.
Видеть строение Вашего монастыря; красно и согласно в нем поющих; все это хорошо по внешнему и для миру: но есть ли внутреннее устроение. Испытай и виждь нонешние успехи Духовной жизни; не Душевной, но Духовной. Если я приеду, то однако не надеюсь, чтобы мог пользовать кого своим советом. Да без веры и {стр. 202} говорить нельзя всякому сие. Отцы Святые празднословием называют. И так кроме самого тебя не на что обратить внимания. А потому и прошу тебя Бога ради, если ты желаешь спокойствия моего, Душевного и телесного и любишь меня о Господе, в чем я и не сумневаюсь, то прошу тебя Бога ради, ты и сам этого не желай. А если приведет Бог имиже весть судьбами еще видеться с тобою, то я почту это за великое удовольствие. Если случится тебе проезжать на Валаам, прошу тебя покорно заезжай ко мне в Никифоровскую пустынь, с Валаама проселочными дорогами недалеко можно проехать, я бы лучше желал видеть тебя в пустыне, нежели в Петербурге, уведомь меня об этом.
Теперь я маленько свою келлию преустроил и не хочется расстаться с любимым мне безмолвием. Если же не случится тебе заехать, тогда аще Бог восхощет и живы будем, нешто весною вздумаю побывать к тебе, и на долгое время, месяцев на 5-ть или 6-ть к тебе на Духовный пир. Однако я думаю, что присутствием своим я не сделаю тебе удовольствия, а напротив, того тут могут быть большие неприятности, потому что если я увижу нестроение в твоем монастыре, то я по невежеству своему не умолчу. И тогда ты умаловеришься ко мне. А я и отсюда вижу, что устроение твоего монастыря не Духовное, но душевное. А в Душевном делании только ум умножают, а Души не оживлят и живота не ощущают.
Просим Ваших Святых молитв и благословения. Остаемся должныи Богомольцы монах Исаия о Христе с братиею.
Никифоровская Пустынь
13-го октября 1843-го года
Всечестнейший Отец Архимандрит
и любезный во Христе брат Игнатий
Благословите
Приятнейшее письмо твое я получил 23-го н<оября> и благодарю тебя за простоту и откровенность. Ты все желаешь видеть меня в вашей Обители и я бы не отказался, но слабость здоровья моего не дозволяет. И теперь два месяца так болен, что иногда и живота отчаиваюсь и это со мною случается почти каждую зиму. А летом мне легче бывает, как и сам ты видел. Тем-то я и обещался к вам летом побывать. И из твоего письма я вижу великое разшествие в понятиях и в деланиях и действиях молитвы схимонаха Василиска. Я и прежде ея знал и теперь про{стр. 203}читал. Ты пишешь, что он достиг до младенческой простоты. А я понимаю, что он младенческой простоты и не знал. То как в нем одном пункте мы имеет разнствие в понятиях, так и всего письма я объясняю вам, что чрез письмо о понятиях в точности невозможно уведомиться. А аще Богу угодно и живы будем лично увидимся и изъяснимся. А нынче я весьма слаб здоровьем, едва дойду до церкви, занимается дух, и тому малое облегчение от присланного от отца Аполлоса риского бальзяну и уже докончился, и отец Аполлос обещал к нам побывать, и вы его благословите и соблаговолите с ним мне прислать риского балзяну [нрзб.] и балзяной водки два полуштофика.
Остаюсь одолженный вами Богомолец и требующий ваших святых молитв грешный монах Исаия, Иеродиакон Митрофан и вся о Христе братия.
7 декабря 1843 г.
(Рукою свт. Игнатия: «От Исаии отшельника»)
Ваше преподобие и о Христе брате Игнатий
Благословите
Объясняю вам о моем обстоятельстве. Ныне чувствую облегчение своей болезни, и, если Господь соблаговолит, желаю пребыть в вашу обитель для личного с вами свидания. И наслышан я, что весьма удобно и можно из домовой Канцелярии от Преосвященного нашего Венедикта чрез вас выслать мне пропуск или билет для пребытия к Его Преосвященству Венедикту. И если можете сделать чрез такой случай, весьма бы мне спокойно выбыть к вам. А форменно весьма будет затруднительно и медленно. И если эдаким случаем будет сделать невозможно, то поскорее попросите Отца Архимандрита Варсонофия, чтобы он меня соблаговолил отпустить к вам. И меня о всем уведомьте.
Остаюсь одолженный вам Богомолец и требующий ваших святых молитв грешный монах Исаия.
Еще отец Аполлос пишет, чтобы уведомить вас рекомендацией о Ладожском племяннике отца Герасима Петре Сергееве. Он у меня жил прежде, и я с ним имел сообщение и ныне с ним и с его семейством часто имею и рекомендую вам. Они весьма поведения обстоятельного и верны и благонадежны.
24 д<екабря> 1843 г.
Н<икифоровская> Пус<тынь>
{стр. 204}
Теперь на Бородинском поле верные дщери России совершают свой долг: над прахом жертв любви к Отечеству они принесли себя в жертву Богу, заживо умерши для мира.
Святитель Игнатий
Летом 1847 г. святитель Игнатий, получив отпуск для поправления здоровья, отправился в Николо-Бабаевский монастырь. По пути он посетил несколько обителей. Так, 8 сентября он писал своему наместнику в Сергиеву пустынь: «В двух обителях на пути моем принят я был как родной: в Угрешской и Бородинской. …Бородинская Госпожа Игуменья приняла очень радушно. Первый день занимался беседою с одною ею, а Степана тормошили сестры. На другой день некоторые из них познакомились со мною. А когда уезжал, то некоторые из них, провожая со слезами, говорили: мы с Вами — точно с родным отцом, как будто век знали. И я с ними породнился — есть такие прекрасные души, — многие с хорошим светским образованием».
Госпожа игумения Спасо-Бородинского монастыря, о которой пишет святитель Игнатий, это знаменитая Мария Тучкова, подвижническая жизнь которой производила сильное впечатление на всех, кто ее знал, начиная от Государя Императора до бедных крестьян из близлежащих сел.
В миру Маргарита Михайловна, она родилась 2 января 1781 г. у родителей, принадлежавших к самым аристократическим фамилиям. Ее отец, Михаил Петрович Нарышкин, и мать, Варвара Алексеевна, урожденная княжна Волконская, состояли в родстве с императорским домом и со всей старинной знатью России. И своих детей они воспитывали соответственно, готовя им блестящее будущее.
Жизнь, однако, распорядилась по-своему. После раннего и крайне неудачного замужества Маргарита Михайловна познакомилась и страстно полюбила гвардейского офицера Александра Алексеевича Тучкова. Но ее родители, несмотря на взаимную любовь молодых людей, целых восемь лет не решались дать согласие на новый брак дочери, и они поженились, когда ей исполнилось уже 25 лет. В это время шла война с Швецией. Не желая расстаться с мужем, Маргарита Михайловна сопутство{стр. 205}вала ему, разделяя с ним всю тяжесть военных походов. Уже тогда проявились ее нравственные качества: она с большим сочувствием относилась к поселянам, стараясь облегчить их бедственное положение.
Наступил 1812 год. Маргарита Михайловна уже схоронила первого сына и только что отняла от груди второго, Николая. Сопутствовать мужу в таком положении она не могла, хотя ее преследовали вещие сны о его гибели при Бородине. Едва придя в себя после получения рокового известия, она отправилась на Бородинское поле. Но найти останки мужа среди огромного множества трупов ей не удалось. Тогда она решила на месте его гибели построить храм. Государь Император Александр I поддержал это начинание и прислал 10 тысяч рублей, а она продала все свои бриллианты. И уже в 1820 г. вновь построенный Спасо-Бородинский храм был освящен.
