И вот в это тяжелое время Иоанн выступил поборником монашества и написал «Три книги к враждующим против тех, которые привлекают к монашеской жизни». В этих книгах он излил весь пыл своего иноческого сердца и красноречиво доказал, какое счастье находит душа в пустыне — в уединенном собеседовании с Богом.
Под тем же впечатлением он написал и небольшое рассуждение под заглавием: «Сравнение власти, богатства и преимуществ царских с истинным и христианским любомудрием монашеской жизни». Эти творения составляют неиссякаемый источник назиданий для иноков и стремящихся к иночеству.
Назидая других, Иоанн еще строже относился к себе самому и, не удовлетворившись подвигами общежительного монастыря, наконец удалился из него, чтобы уединенною жизнью в пещере подвергнуть свою плоть еще более суровым испытаниям. Он чувствовал в себе силу Илии или Иоанна Крестителя и, подобно им, стремился в пустыню, чтобы там, вдали от мира, приготовить себя на предстоявшее ему великое служение.
По своей ревности к подвижничеству он готов был навсегда поселиться в пустыне; но Промысел Божий судил иначе. Такому великому светильнику не надлежало быть под спудом, в пустыне и в пещере, но нужно было ярко светить всем на свещнице церковной. Суровое подвижничество расстроило здоровье Иоанна, и он по необходимости должен был оставить пустыню и возвратиться в Антиохию.
Там его с радостью встретил блаженный Мелетий и посвятил в сан диакона. Уклонившись раньше от высокого сана епископа, Иоанн теперь смиренно принял сан диакона (380 г.), и с этого времени начался новый период в его жизни.
Глава вторая
Служение Иоанна Златоуста в сане диакона и пресвитера в Антиохии (381–398 гг.)
Приняв священный чин диаконства, Иоанн опять возвратился в мир, но уже не как раб его, а как Деятель в нем. Во дни своей юности он увлекался разными прелестями и удовольствиями обыденной мирской жизни; теперь он как служитель Церкви выступил на борьбу с этими прелестями и, исполненный духовного мужества, начал с ревностью исполнять свое служение. Обязанности диакона в то время были весьма сложны. Кроме исполнения поручений епископа и служения в церкви, он должен был особенно заботиться о разных нуждах немощных и бедных христиан. Ему приходилось посещать больных и утешать умирающих, помогать бедным и изыскивать средства на их содержание. Должность трудная, требовавшая полного самоотвержения и любви, но вместе с тем она была и превосходной школой для приготовления к высшему пастырскому служению. В пустыне Иоанн, заботясь о спасении своей собственной души и не видя всех немощей и бедствий, удручающих страждущее человечество, мог ослабеть в своем человеколюбии, так как, не видя пред собою несчастных, нетрудно и совсем забыть о них.
Теперешнее служение вновь поставило его в среду действительной жизни и открыло пред его глазами весь этот мир, полный слез и страданий. И раньше, будучи адвокатом, он мог знакомиться с оборотного стороною мирской жизни; но там самое его занятие побуждало его становиться на сторону сильных и богатых в их тяжбах со слабыми и бедными; теперь же он выступил непреоборимым защитником этих последних, и ему часто приходилось бороться с жадностью богачей, укрощать их хищные посягательства на тощую казну бедняков, защищать обездоленных от притеснений алчных и бессердечных чиновников и таким образом, по возможности, облегчать жизнь тех труждающихся и обремененных, которых особенно призывал к себе и Спаситель Христос. Таким образом Иоанн принял двойное воспитание: воспитание в пустыне, укрепившее в нем дух и очистившее в нем сердце до способности созерцания Божества, и воспитание в общественной жизни, которая показывает людей в их немощах, бедствиях, неправдах и пороках. Картина печальная, но знакомство с ней было необходимо для него в предстоявшем ему служении, и именно она сделала из него того истинного пастыря и благотворителя страждущих, каким он стал впоследствии. Первое серебро, которое он отдал бедным, было его собственное, и с этого времени до самой смерти он ничего не называл своим и все, что имел, считал принадлежностью бедных.
С саном диаконства не соединялось церковное учительство, принадлежавшее пресвитерам, да и самые обязанности этого преимущественно благотворительного служения не давали времени и возможности для такого учительства. Но, не выступая со словесным учительством, Иоанн не оставлял учительства письменного, и к этому времени относится несколько его замечательных рассуждений, каковы «Три слова к подвижнику Стагирию», в которых он преподал одному из друзей своей юности утешение в объявшем его унынии, доказав, что все в человеческой жизни находится под ведением Промысла Божия, и потому все направляется к лучшему и именно к посрамлению исконного человеконенавистника — диавола; а также рассуждения «О девстве» и «К молодой вдове». Оба эти рассуждения исполнены самых возвышенных мыслей, а последнее отличается тем большею сердечностью, что в нем Иоанн мог ссылаться на пример своей собственной матери, которая нашла себе достаточное утешение во вдовстве, всецело посвятив себя материнской заботе о достойном воспитании своего сына. Во всех этих рассуждениях Иоанн выступал строгим ревнителем телесной чистоты, и в них содержится все, что только может служить укреплению духа в борьбе с искушениями плоти. Наконец, можно думать, что в это время им издана в окончательно обработанном виде и книга «О священстве», которая, сначала написанная лишь для друга Василия и обращавшаяся в тесном кружке друзей, теперь была издана в назидание для всех служителей церкви и всех вообще христиан.
В сане диакона Иоанн прослужил пять лет. Между тем благочестивый епископ Мелетий закончил свою исполненную испытаний жизнь, а на его место избран был уважаемый всеми за пастырское учительство пресвитер Флавиан. Новый епископ был давно уже знаком с Иоанном, который был его учеником по антиохийской школе, и, видя в нем полезнейшего деятеля для Церкви, возвел его в сан пресвитера (386 г.). Иоанну было в это время около 39 лет, и он, достигнув возраста мужа совершенного, с полным сознанием важности своего высокого служения вступил в отправление своей новой должности.
Труд ему предстоял весьма большой. Если где, то именно в Антиохии требовались пастыри, которые имели бы достаточно мужества и ревности, чтобы бороться со множеством всяких препятствий в пути к истинно христианской жизни. Антиохия была одним из самых больших и богатых городов Востока. В это время в ней числилось до 200 000 душ, из которых половина была язычники и евреи, а половина — христиане. Доживавшее свой век язычество здесь имело своих виднейших представителей, которые, не желая признать очевидно торжествовавшее победу христианство, силились выставить против него жалкие обрывки своих учености и философии и в то же время незаметно подновить само язычество, истолковывая его в более возвышенном смысле, чем в каком оно обыкновенно понималось. В языческих школах преподавали знаменитые в то время риторы и философы, у которых учились даже христиане, причем многие из последних не могли не заразиться воззрениями своих учителей. С другой стороны, евреи, сильные своими богатством и промышленностью, держали население в своих руках и как ненавистники христианства не прочь были иногда заключать союз даже с язычниками, чтобы так или иначе наносить удары ненавистной для них религии Креста. Затем уже самая совместность жизни христиан с язычниками и евреями, с которыми их по необходимости должны были связывать многочисленные деловые, торговые и промышленные интересы, естественно, накладывала на них своеобразную печать, и в них не могло уже быть той цельности и непосредственности религиозного настроения, какие бывают в городе, населенном одними только христианами. В огромной части это были еще полуязычники. Они приняли христианство как религию, исполняли ее внешние предписания и постановления, но ее духом еще мало были проникнуты, и в жизни много было нравов и обычаев с отголосками язычества. Под влиянием такой смеси убеждений среди христиан постоянно выступали учителя, которые хотели собственным разумом, наподобие языческих философов и риторов, постигать и переделывать христианство. Отсюда между различными учителями появлялись споры и распри, образовывались различные направления и партии, которые вели между собою часто ожесточенную борьбу, вносившую крайние смуты в церковную жизнь. Некоторые учителя прямо выступали проповедниками ересей и разных заблуждений, становились во главе расколов, и все это вместе делало антиохийскую церковь подобной кораблю, обуреваемому непрестанными ветрами. Тут были представители разных ересей — и ариане, и аномеи, и гностики в их различных видах, были вожаки расколов, и пастырям церкви необходимо было бороться со всеми этими врагами истинной веры.
