Строго соблюдай все четыре поста и каждые среду и пятницу в течение всего года.
Не делай другому того, чего сам себе не желаешь.
Будь милосердным, помогай бедным, просящим у тебя: хлеб для себя материальный вопрос, хлеб для другого духовный. Помни, что истинное богатство не при нас, а в нас.
Посещай больных. Утешай скорбящих. Воспринимай всех, как одного. У христианина нет слова «чужой» по отношению к людям.
Не выдумывай себе никаких подвигов телесных и духовных, смиренно исполняй евангельские заповеди и живи в послушании у своего духовного отца. Младенец мыслит умом своих родителей, водится их волей, а христианин умом Христа и Его волей. Ум, чувства, правила твои все Христово.
«Господи, Сам живи во мне, Сам говори, Сам действуй».
Живя так, сам спасешься, и возле тебя спасутся тысячи людей.
С Аристотеля идет определение человека как политического животного, то есть животного, которое способно определенным образом вести себя в полисе, в обществе или государстве.
У меня был разговор с человеком, который закончил Кембриджский университет по социальной антропологии. В их школе понимание человека как социального существа доходит до некоего предела. Считается, что вне социальности вообще нет человека как такового, человек прямой продукт социальности. При таком подходе остается неясным, на какой основе возникает религиозный подвиг, который способен как бы идти наперекор всему социальному движению. Как может возникнуть некое художественное произведение, которое ставит под сомнение все социальные устои, которое может осмыслить все отрицательные стороны этого социального бытия? Если человек социальностью исчерпывается, то он никоим образом не способен найти, осмыслить и оценить установку, которая бы находилась не в социальности.
Само понимание одухотворения требует неких пояснений и комментариев. Человек устал от обыденной жизни, от социальной плоскости, он может увлечься медитацией, искать некую связь с потусторонним миром, но это не будет одухотворением в христианском понимании слова.
Одухотворение это почти то же самое, что становление личности, это способность человека предстоять Богу. Бог личен, и человек тоже должен стать личностью. Надо уметь жить в единении с Богом.
О праведниках Ветхого Завета сказано, что они «ходили пред Богом», то есть они не мыслили своей жизни без Бога. Они знали, что от Него они имели жизнь и физическую, и духовную. Они понимали, что человек не может быть самодостаточным. Они не могли сказать, что относятся к людям, которые все могут. Когда человек так скажет, надеясь на физические и какие–то еще силы, он отпадает от Бога, отключается от Бога.
Человек без Бога то как электрический чайник, который забыли включить в сеть. Он сам не вскипит.
Человек должен стремиться развить в себе духовную способность предстоять пред Богом и вмещать в себя другого человека, потому что христианская жизнь не есть только восхождение, она есть и нисхождение.
Что отличает христианское понимание духовности? Можно ли сказать, что духовная личность это личность, которая выше мира сего, выше тех проблем, неурядиц, столкновений, которые происходят в этой жизни?
Христианская духовность отличается именно тем, что она не бежит от мира сего, а, наоборот, принимает этот мир как поле своего служения, служения в любви.
В Священном Писании есть примечательное место. Апостолы побывали на Фаворе и видели преображенного Иисуса Христа. Они говорят: «Хорошо нам здесь быть». Они хотят остаться в горнем мире. Звучит голос Отца: «Сей есть Сын Мой возлюбленный; Его слушайте» (Мф 3.17).
Еще недостаточно следовать за Христом на Фавор. Надо, чтобы между тобой и Христом был человек, ближний. Потому что жизнь это служение. Жить для себя это самоубийство, тупик.
Иисус Христос ведет апостолов с горы Фаворской вниз, где они встречают страдание мира сего: приходит отец с бесноватым отроком. И сразу после опыта Преображения, соприкосновения с горним миром, апостолы обязаны столкнуться с миром страждущим, миром, который во зле лежит.
В этом рассказе имеется прообраз, подобие того, как совершается христианская жизнь. С одной стороны, мы участвуем в Евхаристии. Протоиерей Александр Шмеман это таинство называет таинством восхождения, то есть нашего приобщения к Царству Небесному, к миру уже преображенному. Но остаться на Фаворе, как хотели этого апостолы, невозможно, пока мы принадлежим человеческой истории. Быть на Фаворе это эсхатологическое состояние, та полнота жизни, которая будет дарована человеку в конце времен.
После того, как мы уходим с Евхаристии, мы идем в мир не просто пребывать там мы идем в мир для служения ему, как нас призывает Господь.
Страдающих людей надо увидеть и надо помочь. Христианин должен быть таким человеком, который видит не только Бога, но видит и ближнего. Если он любит только Богато ущербное положение; нужно совмещать в себе любовь к Богу с любовью к ближнему, потому что ближний нуждается в нашей помощи. Когда мы истинно живем, мы оживляем человека, которому было плохо, было трудно. Он, может быть, страдал от одиночества. И мы стали богаче, и ему стало лучше, в мире умножилась любовь, то есть умножилась жизнь.
Обычно люди говорят: «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо». Эту формулу испанский мыслитель Мигель де Унамуно преобразил в более конкретную, говоря: «Я человек, и ни один человек мне не чужд». Это именно христианское отношение в каждом человеке есть образ Божий, за каждого человека, сколь бы он ни был удален от нашего мышления, понимания, образа мыслей, за каждого Христос умирал на кресте, потому каждый человек достоин внимания, достоин любви.
В этом заключается смысл определения, что наша Церковь не только апостольская, но и соборная. Она призвана собирать очень разных, иногда противоречивых людей. Объединяется это противоречие не упразднением чего–то лишнего, а именно Духом Святым: Дух Святой объединяет людей.
Любить человечество, но ненавидеть человека это не духовное состояние. Человеческое сердце может быть расширено до тех пределов, что вместит весь мир, но не как абстрактную идею. Человек, углубляясь в свое сердце, входя в себя, находит, что он сокровенными нитями связан со всем бытием, то есть он все бытие может вместить как свое собственное бытие, не растворяясь в нем, но сохраняя свою личность.
Я думаю, что одухотворенность это именно способность быть открытым и привносить смысл в бессмысленную жизнь, потому что социальная жизнь как таковая все ее устои, отношения, даже все законы в себе смысла не имеет. Любая социальная форма, социальное бытие должно быть осмысленно, потому что смысл находится в этом случае как бы вне формы. Например, создание коммунистической утопии. В чем смысл? Смысл в том, чтобы устроить некое всеобщее блаженство людей на земле. То же самое относится к западному миру, все социальные реформы которого проводятся во благо человеческой личности, чтобы она стала основной ценностью. Однако установление законом ценности личности не может наполнить эту личность смыслом, потому что смысл находится вне бытия мира сего, он всегда обретается только в общении человека с Богом.
Одухотворение это наполнение жизни смыслом. Жизнь «для себя» разрушительна. Как творчество не может быть только для себя, так и жизнь для себя не может иметь никакого смысла. Смысл всегда в служении.
Преблагой Бог по избытку Своей любви вызвал из небытия мир и человека. Бог создал для него совершеннейший мир как огромный и благолепный храм, в котором человек был поставлен Царем и Священником. Как Царь он обладал всем, что было в мире, а как Священник непрестанно и немолчно воспевал Создателя, наслаждаясь Его созерцанием и возлагая на Него все упование.
Падение человека нарушило Божественный план постоянное, непосредственное восхождение творения к Богу. Адам сделал выбор смерти, а не жизни уйдя от Бога, пожелав жить без Него, самодостаточно.
Но Божественная Любовь к Своему творению неизменна. Она всегда хочет одного: обожения человека и через него всей вселенной. Поэтому Бог начинает врачевать космическую рану, начинает заново историю человека. На кресте смерть поглощается Жизнью. Во Христе смерть входит в Божество и в Нем испепеляется, ибо «не находит себе в Нем места». Борьба Жизни со смертью завершается победой Жизни.
Возникает вопрос: «Разве не мог Всемогущий Бог, создавший мир и нас, одним Своим словом спасти нас, не воплощаясь, не уничижаясь, разрешить наш долг?» Святые Афанасий Великий и блаженный Августин отвечают, что, безусловно, мог: «Ибо кто противостанет воле Его?» (Рим 3.19).
Но тогда мы познали бы крайнее Божье Всемогущество и не познали бы крайней Божьей Благости и Любви. Нашему общению с Богом был бы положен предел.
