В более позднюю эпоху, которую характеризует возникновение частной собственности и классового расслоения, совершались известные нам человеческие жертвоприношения, начиная с обычаев ацтеков в Мексике и племени майя в Юкатане и Гватемале и вплоть до финикийцев, семитских народов в целом, в том числе еврейских племен в Палестине.
Правда, в более ранние периоды мы встречаем следы обрядового каннибализма, который вплоть до наших дней был распространен среди всех первобытных народов[19]. Из черепа умершего (как об этом свидетельствует так называемый «череп Цирцея») или черепов убитых животных посредством особой, порой весьма сложной операции извлекали мозг; затем его поедали, чтобы приобрести определенные качества[20]. Но все это не имеет ничего общего с человеческими жертвоприношениями. Мысль принести одного человека в жертву другому в момент его смерти не могла зародиться прежде, чем какие-то люди еще при жизни не были «принесены в жертву» другим людям на основе их подчинения и порабощения.
Итак, в древнейшие времена обычай хоронить мертвых не имеет подлинно религиозного содержания. Материальная жизнь продолжается, как считали первобытные люди, и в могиле. Загробная жизнь «духа» еще не существует в сознании людей.
Прежде чем перейти к детальному описанию тотемизма, следует определить настоящее место другого явления. На него обычно опираются при попытках отделить религиозную веру от народных предрассудков, представляя в качестве более высокого «момента» духовной жизни, независимого от реальных условий той или иной исторической эпохи. Речь идет о взаимосвязях между магией и религией и якобы существующем различии между ними.
На самом же деле немыслимо полностью разделить понятия магии и религии. Каждый культ включает магическую практику: всякие молитвы, начиная с первобытных и вплоть до современных религий, есть, по существу, форма наивного и иллюзорного воздействия на внешний мир. Невозможно противопоставлять религию магии, не порывая с наукой.
Установившиеся с незапамятных времен отношения между человеком и природой всегда имели двоякий характер: господство всесильной природы над беспомощным человеком, с одной стороны, и с другой — воздействие на природу, которое человек стремился осуществлять, — пусть даже в ограниченных и несовершенных формах, свойственных первобытному обществу, — используя свои орудия труда, свои производительные силы, свои способности.
Взаимодействие этих двух лишь внешне несопоставимых сил определяет развитие своеобразных приемов, посредством которых первобытный человек стремился оказать вымышленное им влияние на природу. Эти приемы, собственно, и являются магической практикой.
Магическое изображение охоты на стене пещеры в Северной Африке
Имитация приемов охоты должна способствовать успеху самой охоты. Прежде чем идти на поиски кенгуру, австралийцы ритмично танцуют вокруг рисунка, изображающего столь желанную добычу, от которой зависит существование племени.
Если жители Каролинских островов хотят, чтобы новорожденный стал хорошим рыболовом, они стараются привязать его только что обрезанную пуповину к пироге или челноку.
Народ айну, коренное население Сахалина, Курильских островов, а также японского острова Хоккайдо, ловит маленького медвежонка. Его вскармливает своим молоком одна из женщин клана. Через несколько лет медведя душат или убивают стрелами. Мясо затем сообща поедают во время священной трапезы. Но перед ритуальным жертвоприношением медведя молят поскорее вернуться на землю, дать себя опять изловить и продолжать таким образом кормить группу вырастивших его людей.
Таким образом, по происхождению колдовская практика не противоположна религии, а, напротив, сливается с нею. Верно, что магия еще не связана с какими-либо привилегиями социального характера (в первобытном обществе все могут попробовать «оказать давление» на силы природы). Однако очень рано начинают выдвигаться отдельные члены клана, претендующие на обладание особыми данными для этого.
Происхождение сверхъестественного
Мы уже отмечали, что первобытное общество характеризуется наивно материалистическим пониманием жизни, природы и социальных отношений. Элементарные потребности первых людей, всем владевших сообща и не знавших частного присвоения средств к существованию, все равномерно удовлетворялись или не удовлетворялись. История природы и история людей сливались воедино: вторая как бы продолжала первую.
Самая смерть представлялась продолжением жизни. Не существует еще идеи «духа», противостоящего «материи». Представление о дуализме души и тела возникает лишь в более позднюю эпоху развития общества, как отражение расслоения, совершившегося в образе жизни людей. По мере того как новые производственные отношения все более обусловливали господство определенного меньшинства, создавая противоречие господствующего класса и класса угнетенного, возникает необходимость удовлетворить в иной сфере, в ином мире, наконец, в другой жизни те потребности, которые при несправедливых условиях жизни больше не могли удовлетворить все члены существующей социальной организации.
Это положение касается не только материальных и социальных условий жизни человека, но также и его моральных и духовных запросов.
Основное противоречие между человеком и силами природы, лежащее в основе первобытного общества, само по себе не достаточно, чтобы объяснить появление идеи потустороннего и тем более представления о «зле», «грехе» и «спасении». Коренящиеся в различиях родства, возраста и пола противоречия не имеют еще классового характера и не породили никакой формы подлинно религиозного ухода от жизни. Было необходимо, чтобы люди почувствовали на себе ограничения, которые новая структура общества наложила на их повседневную жизнь.
Интересно отметить в связи с этим, что в период перехода от одного общественного устройства к другому люди, которые в какой-то мере выражали сознание новых, развивающихся сил, сумели понять, хотя смутно и метафизически, тесную связь, существующую между моралью и социальной структурой. «Если бы не существовало закона, не было бы и греха», — утверждается в одном из самых характерных документов древней христианской литературы, который приписан в Новом завете св. Павлу[21]. Но без разделения общества на классы не существовало бы и самого закона.
Происхождение идеи потустороннего совершенно ясно. Она не рождается с человеком, как проявление потребности, которая якобы всегда существовала и всегда будет существовать, но возникает в сознании людей как следствие разлада, внесенного классовым расслоением общества в существование человека.
Начиная с этого момента представление о потустороннем, о моральном отделилось от своей первоначальной основы и явилось человеку как значимое само по себе и самостоятельное и проделало путь исторического развития в ином плане, нежели экономические и социальные силы, породившие его. Но судьба этого представления всегда тесно связана с судьбой социальной структуры, при которой оно возникло.
Строго говоря, первые формы религиозности даже не могут быть признаны проявлениями ритуальной практики, основанной на каком-либо «сверхъестественном» представлении и тем самым противопоставленной нормальным житейским обычаям человека. Отношения между людьми и их тотемом — животным, растением или явлением природы — не выходят за пределы примитивного материалистического миропонимания, со всеми характерными для него нелепостями, которые сохраняются и удерживаются в верованиях последующих эпох. Сама магия вначале представляется своего рода материальным давлением человека на природу или общество для получения определенных ощутимых результатов.
Символ, колдовской и религиозный обряд эквивалентны действительности.
Ясно, что в религиозной и социальной обстановке такого рода нет места представлению о «таинственном» как об исключительном явлении, выходящем за пределы законов природы и предполагающем вмешательство неземных сил.
Классовый характер представления о чудесном
Для первобытного человека все одинаково естественно и сверхъестественно, но ничто по существу не «чудесно» или все равным образом отмечено присутствием чуда. Сана идея чудесного требует знания определенных законов природы, хотя бы истолкованных в соответствии с возможностями эпохи. Особенно же необходимо наличие потребностей, пусть элементарных, но таких, которые не могут быть нормально удовлетворены в обществе, где средства существования уже не являются общим достоянием.
