Мать - Духовное устремление. Из работ Шри Ауробиндо и Матери

Например, когда к вам приходят нежелательные мысли, если вы смотрите на них, обозреваете их, если вы получаете удовольствие от следования им в их движениях, они никогда не перестанут приходить. То же самое и когда в вас возникают нежелательные чувства или ощущения: если вы уделяете им внимание, концентрируетесь на них или даже смотрите на них с определенным самопотворством, они никогда не прекратятся. Но если вы с абсолютным упорством отказываетесь воспринимать и выражать их, через некоторое время они перестают приходить. Вы должны быть терпеливыми и очень настойчивыми.

Если вы можете в великом стремлении установить контакт с чем-то высшим, каким-либо влиянием вашего психического существа или каким-то светом свыше и если вы сможете привести их в соприкосновение с этими низшими движениями, естественно, они прекратятся гораздо быстрее. Но даже прежде, чем вы сможете удалить эти вещи за счет стремления, вы можете не дать этим движениям находить выражение в вас благодаря очень настойчивому и терпеливому отвержению. Когда к вам приходят мысли, которые вам не нравятся, если вы просто отметете их прочь и не будете уделять им никакого внимания вообще, через некоторое время они перестанут приходить. Но вы должны делать это очень упорно и регулярно.

Когда, например, в вас возникает движение, которое вам не нравится, – движение гнева или злости, все виды подобных движений, или неискренность, или что-то, что вам не нравится, – когда вы отбрасываете это движение от себя, когда вы совершаете усилие отвержения, чтобы никогда больше не допускать таких движений, это ранит вас, не правда ли? Это ранит вас, как будто из вас что-то вырвали. То есть вы испытываете боль; когда вы отбрасываете прочь что-то плохое, оно, это плохое, на прощание дает вам хорошенький пинок.

И вы всегда пребываете в иллюзии, что эта боль принадлежит вам. Это не правда. Эта боль просто навязана вам. Все то же самое, абсолютно то же во всех деталях, может происходить и без всякого навязывания вам этого призрака боли; наоборот, иногда это действие может наполнить вас экстатической радостью. И это будет абсолютно то же действие. Но в одном случае вы открываетесь враждебным силам, которые хотите отвергнуть от себя, а в другом – не открываетесь, вы уже слишком далеки от них, чтобы они могли причинить вам боль; и при этом вместо того, чтобы ощущать негативный аспект, который они представляют, вы чувствуете только позитивный аспект, который в этом опыте представляет Божественное. Ведь это божественная Милость заставляет вас совершать прогресс, и с божественной Милостью вы ощущаете божественную Радость. Но вместо отождествления себя с Милостью, которая заставляет вас прогрессировать, вы отождествляете себя с той уродливой тварью, от которой хотите избавиться; поэтому, естественно, вы испытываете подобные чувства и страдаете.

Если вы хоть немного сознательны, вы вполне можете проделать этот эксперимент. В вас есть что-то такое, чего вы не хотите, что-то плохое – по той или иной причине вы не хотите этого, вы хотите отбросить это прочь, – так вот, если вы хоть немного отождествляете себя с этой вещью, вы испытаете боль при ее удалении; если же, напротив, вы отождествляетесь с божественной Силой, которая нисходит, чтобы освободить вас, вы ощущаете радость божественной Милости и вы переживаете глубокий восторг от совершаемого вами прогресса.

И это для вас отчетливый знак, надежное указание того, с чем вы себя отождествляете. Если вы отождествились с низшими силами, вы страдаете; если вы отождествились с силами свыше, вы счастливы. И я не говорю об ощущении удовольствия; вы не должны думать, что, когда кто-то скачет, кричит, танцует и веселится, он отождествлен с божественными силами: это может быть так, но может быть и не так. Я говорю не об этом. Я говорю о божественной Радости, внутренней Радости, которая не имеет никаких примесей.

Каждый раз, когда в вас возникает какая-то тень, причиняя, возможно, беспокойство, а возможно, и жестокую боль или невыносимое страдание – это может быть весь спектр от ничтожнейшей до величайшей боли, – как только вы испытываете что-то подобное в своем существе, вы можете сказать себе: «Ага, здесь враг!» – в той или иной форме.

Всякое отречение совершается во имя большей, еще не испытанной радости. Некоторые отрекаются во имя радости исполненного долга, некоторые – во имя радости покоя, некоторые – во имя радости Бога, а некоторые – во имя радости самоистязания, но лучше отрекайтесь во имя восхождения к свободе и беспечальному восторгу запредельного бытия.

Я редко переживала опыт отречения – ведь для того, чтобы отрекаться, у вас должна быть привязанность к вещам, у меня же была эта постоянная жажда, эта потребность идти все дальше, все выше, развивать чувства, совершенствовать действия, обретать что-то лучшее. И я испытывала скорее не чувство отречения, а чувство счастливого избавления – вы избавляетесь от чего-то обременительного, что гнетет вас и замедляет ваше продвижение. Именно об этом я говорила на днях: мы по-прежнему остаемся всем тем, чем мы больше не хотим быть, а Он представляет собой все, чем мы хотим стать – то, что мы называем «мы» в своей эгоистической глупости, это именно то, чем мы больше не хотим быть, мы были бы так счастливы сбросить все это, избавиться от всего этого, чтобы быть тем, чем мы хотим быть. Это очень живой опыт.

Единственный процесс, который я познала и который повторялся несколько раз в течение моей жизни, это отречение от ошибки: от чего-то, что казалось вам истинным (что, вероятно, было истинным какое-то время), на чем вы основывали часть ваших действий, но что на самом деле было лишь мнением. Вы думали, что это истинная оценка со всеми логическими последствиями этого, и ваши действия – часть ваших действий – основывались на этой оценке, а все остальное следовало за этим автоматически; и вдруг переживание, обстоятельство или интуиция предупреждают вас, что ваша оценка не настолько истинна, как казалось. Затем идет целый период наблюдения, изучения; или иногда это приходит как откровение, как обширное прозрение – и не только саму идею или ложное знание, но и все их последствия необходимо изменить – возможно, целый способ действий в каком-то направлении. И в этот момент возникает некое чувство, подобное чувству отречения, что означает, что вы должны разрушить целую конструкцию, которая была построена исходя из прежней позиции – иногда это что-то огромное, иногда очень маленькое, но чувства вы испытываете одинаковые: это движение силы, энергии, которая разрушает, рассеивает вашу иллюзию, и все, что должно рассеяться, оказывает сопротивление, все прежние привычки; и именно это движение рассеивания и отвечающее ему сопротивление и выражается, вероятно, в обычном человеческом сознании как чувство отречения…

По мере того, как существо прогрессирует, сила рассеивания, разрушения отжившего возрастает, становится все более непосредственной, сопротивление же уменьшается.

Насколько далеко заходит это отречение? Какова будет его природа? И каким образом оно будет применяться? Существует устоявшаяся традиция, долгое время поддерживавшаяся великими религиозными учениями и людьми глубокого духовного опыта, которая заключается в том, что отречение как дисциплина должно быть не только полным, но твердым и окончательным, и что его конечная цель – не что иное, как отречение от самой жизни и нашего мирского существования…

Отречение должно быть для нас просто инструментом, а не целью; но оно не может быть главным или единственным инструментом, поскольку наша цель – это полное проявление Божественного в человеческом существе, позитивная цель, которой нельзя достичь негативными средствами. Негативные средства могут использоваться только для устранения того, что стоит на пути позитивного свершения. Это должно быть отречение, полное отречение от всего, что отличается от божественной самореализации и противостоит ей, и поступательное отречение от всего, что меньше этого достижения или выражает его лишь отчасти. Мы не будем иметь привязанности к нашей жизни в мире; если такая привязанность существует, мы должны отречься от нее и отречься полностью; но не будем мы иметь и какой-либо привязанности к идее бегства от мира, спасения, великого самоуничтожения; если эта привязанность существует, мы должны отречься и от нее и отречься полностью.

Далее, наше отречение, очевидно, должно быть отречением внутренним; особенно и главным образом отречение от привязанностей и притязаний желания в чувствах и сердце, эгоистической воли в мысли и действии и эгоизма – в центре сознания. Ибо эти вещи представляют собой три узла, которыми мы связаны с нашей низшей природой, и, если мы можем полностью отречься от них, нет ничего другого, что могло бы связывать нас. Поэтому привязанность и желание должны быть полностью отвергнуты; ни к чему в мире мы не должны быть привязаны: ни к богатству, ни к бедности; ни к радости, ни к страданию; ни к жизни, ни к смерти; ни к величию, ни к ничтожности; ни к пороку, ни к добродетели; ни к другу, ни к жене, ни к детям, ни к стране, ни к нашей работе и миссии; ни к небесам, ни к земле; ни к чему, что существует на них или за их пределами. И это не значит, что нет ничего, что мы будем любить, ничего, в чем мы будем черпать наслаждение; ибо привязанность – это проявление эгоизма в любви, а не сама любовь, желание – это ограничение и ненадежность, опирающиеся на жажду удовольствия и удовлетворения, а не поиск божественного наслаждения в вещах. Мы должны обладать всеобъемлющей любовью, покойной и вместе с тем вечно интенсивной за пределами краткого бушевания самой яростной страсти; наслаждением во всем сущем, коренящимся в наслаждении в Боге, которое относится не к формам вещей, но к тому, что они скрывают в себе и что объемлет вселенную, не попадаясь в ее сети.